Я вздрогнул и резко обернулся, когда до меня кто-то дотронулся: за мной стояла в том же длинном декольтированном платье Джулия. Она приложила палец к губам и улыбнулась так знакомо и по-родному, что я еле сдержался, чтобы не кинуться к ней, уткнуться головой куда-то под грудь и там, в уютном запахе и темноте, не видеть происходящего. Джулия, как всегда, что-то такое почувствовала и отступила назад все с той же улыбкой. Я понял, что начинаю запутываться: Джулия и этот Мазель... Если она здесь, то значит... А обитатель таинственного подвала сидит сейчас перед ними...
Появился Мазель. Он неторопливо обходил каждого, низко наклоняясь, выслушивал, кивал головой. Кое-кто из судей пожимал плечами, и тогда Мазель разочарованно приподнимал брови. Я видел, что Шутник напряженно, но не оборачиваясь, вслушивается в эти тихие переговоры. Наконец Мазель обошел всех сидящих, на секунду задумался, потом улыбнулся и махнул рукой Джулии. Она ответила ему кивком и сразу же приблизилась ко мне, взяла под руку. Я отчего-то похолодел. Джулия предавала меня! Краем глаза я видел, что Шутник встал, с вызовом осмотрелся, вытер руки о штаны и вылез из круга. Я с надеждой провернул к нему голову, но он не обратил на меня никакого внимания, и пошел к дверям. И только почти перступив через порог, он оглянулся и бросил на меня совершенно безразличный взгляд поверх узких «змеиных» очков.
Джулия прижала к себе мою руку, и локтем я почувствовал ее мягкую грудь, но сейчас мне это было неприятно. К тому же все сидящие в креслах смотрели в нашу сторону, и я понял, что теперь моя очередь влезать в этот круг, и мне было невыносимо мерзко делать это, и хотелось стряхнуть с руки Джулию, как слизняка, упавшего на голое плечо. Но эти люди смотрели на меня так безучастно и, в то же время, с такой уверенностью, что ничего неожиданного произойти не может, так по-чиновничьи, что я понимал: бежать глупо, а противиться бессмысленно.
- Ты ничего не бойся, это только такая процедура. Это не надолго, хотя может быть и не очень приятно, - зашептала Джулия. Теплое ее дыхание было влажным и противным, я отстранился и посмотрел на нее. Аппаратика в ухе не было. Значит ли это, что говорить с ней бессмысленно? Глаза были слегка затуманены, языком она облизывала ссохшиеся губы, и вдруг я, сильно и ясно, представил пронзительно откровенную сценку. Я и она. И ее губы и глаза, смотрящие снизу вверх. Совершенно невероятно – эта женщина мне сейчас просто противна, но это ощущение почему-то подталкивает меня к деталям вертящейся в голове картины. Она еще что-то прошептала, но я не расслышал, да и не вслушивался. Потом подтолкнула меня к сидящим.
С мутной головой я вылез в центр и, так же как Шутник, уселся, вытянув вперед ноги. Из всех пихающих меня, как бильярдные кии, взглядов я помню только полные издевки глаза Гарри, да еще одни, большие, темные и сострадающие. Женские глаза.
И снова по кругу пошел Мазель. Я не мог слышать, что они говорили ему, но чувствовал, что вот сейчас это действие закончится, что в этом есть какой-то непонятный мне смысл, и мои судьи вынесут мне окончательный приговор. И та грозная деловитость, с которой они чиркали в блокнотах, готовила меня к чему-то, чего мне отчаянно не хотелось. Будь это сложный и пышный какой-нибудь варварский ритуал, мне было бы легче. В ритуалах всегда есть элемент игры, отзвук невесомых реальностей, живущих в этом Доме. Маски, заунывная музыка, таинственные приготовления вернули бы мне ощущение театральности. Так уже случалось. Сейчас никакой игры не было. Безмятежные, хорошо одетые люди обыденно вписывали меня куда-то, а откуда-то вычеркивали.
Наконец все зашевелились, встали и заговорили громче. Ко мне протиснулась Джулия и опустилась рядом.
- Ну и что? - обреченно спросил я, имея в виду: что же будет дальше. Но она, не слушая, прошептала быстро и жарко, что теперь, когда все кончилось, когда меня выбрали, а она знала это с самого начала, о-о, как только увидела меня тогда на улице, сразу же и поняла... Так вот, теперь я очень и очень важный и нужный здесь человек и можно плюнуть на Гарри, который был против, а, главное, теперь уж она точно не оставит меня одного, даже и не может оставить, а она и не хочет...
Я пытался уловить, что же все-таки произошло и что, поэтому, должно произойти дальше, но Джулия все шептала и шептала. Я и не заметил, как гнет происходящего потихонечку превратился в легкий серебристый покой, даже был горд тем, что меня выбрали, и что теперь вся процедура не кажется мне неприятной и непонятной. Знать бы только, куда меня выбрали. Реальности снова встали на свои места, а Дом остался Домом.
Мы с Джулией снова оказались в лифте, только на этот раз без лифтера, а потом шли коридором, и я совсем не удивился, когда мы попали в ту самую комнату с фальшивым солнцем за окном. Только теперь мне казалось, что было это безумно давно, да и чувствовал я себя теперь по-другому, своим что ли. Потому и комната показалась мне уютнее, а когда я по-свойски раздвинул шторы, то не удивился, что за окном теперь ночь – должна же когда-нибудь спать бедная похотливая Берта.
Мы снова опустились на пол перед никелированным бачком с кофе, мне снова не хотелось есть, а вот кофе был как раз то что нужно. Джулия сидела возле меня, но остатки моих ощущений, даже ту мысленную сцену, смыло приятным надежным чувством чего-то сделанного, трудного и важного, после чего хорошо с удовлетворением сказать себе, что заслужил отдых, кофе и тишину.
Расслабленная поза и горячий кофе располагали к сигарете. Удивительное дело – та самая пачка, которую давным-давно Джулия бросила мне, до сих пор лежала в кармане халата. Я неторопливо вытянул сигарету, предложил Джулии, она замотала головой и только улыбалась, глядя на меня, как жена, кормящая мужа после тяжелого и успешного дня.
Держа пачку сигарет в одной руке, я полез за зажигалкой, и тут вспомнил, что собирался, да так и не отдал ее Джулии, но сейчас чувство причастности ко всему в Доме стерло эту маленькую неловкость. Пальцы все-таки немного дрожали и подвели меня – зажигалка блеснула, вывернулась и опустилась на обтянутые платьем колени Джулии. Хоть и тяжелая, она не могла сильно ее ударить. Неожиданности, по-моему, никакой не было. Но Джулия вздрогнула. Она странно посмотрела на меня, снова на безобидную зажигалку - и вскочила на ноги. Я уже немного привык к переменам настроения Джулии, но такого как сейчас я еще не видел.
- Где ты ее взял?!- взвизгивающий, вывернутый голос, так кричат истерички при виде мыши или лягушки, - где ты мог ее взять? Ты... Ты... Это же его зажигалка! Где он? Ты знаешь где он? Ты понимаешь, что будет, если ее найдут у тебя? Ты вообще что-нибудь понимаешь?
Она переступала с ноги на ногу, выдвигая то одно, то другое колено вперед, и я понял, что это действительно истерика. Как будто перед ней, разинув пасть, стоял настоящий дракон. Джулия уронила зажигалку, ударила по ней и отшвырнула мне. Я начал ошарашенно подниматься, так и не прикуренная сигарета повисла, прилипнув к губе. Но, стоило только мне встать, как Джулия отскочила.
- Не подходи ко мне! Не подходи! Все, все меняется теперь! Но ничего, ты сейчас все расскажешь!
Она не договорила, вернее – недокричала, сморщилась и, махнув рукой, рванула к двери. Я дернулся за ней, пытаясь обьяснить, как попала ко мне эта чертова зажигалка, но дверь хлопнула, и я услышал, как поворачивается в замке ключ.
Все до смешного повторяется. Только теперь у меня, кажется, есть все основания бежать отсюда, потому что если тот же Мазель отреагирует на эту безделушку вполовину так бурно как Джулия... Мысли вскачь понеслись назад, и меня передернуло – надо же, идиот, расслабился! Да тут, как на минном поле – непонятно куда ставить ногу! Далась им эта зажигалка! Я опять вляпался, но теперь у меня нет ни малейшего желания выяснять куда. Сейчас сюда придут, а это значит... Впрочем, как минимум, один выход, о котором забыла эта истеричка, у меня есть.
Я кинулся к окну, за которым в ночи спала Берта. Если у нее не закрыто, то я могу проскочить через ее гнездышко в одну секунду, даже не разбудив хозяйку. Куда бежать потом я не думал – окно было закрыто на задвижку, которая выскальзывала у меня из пальцев. Ну, наконец-то! Я рывком поднял нижнюю половину. И тут же раздался знакомый, звучащий с охотничьим азартом, повелительный голос Гарри:
