Сэм улыбнулся ему, почему-то помахал мне рукой и погладил по рукаву сидящего с выпученными глазами лифтера.

- Видишь ли, Шутник, я почему-то думаю, что Мазель как раз и предусмотрел такой поворот событий. И вообще, я начинаю понимать, что он был прав говоря, что без него у Дома не было бы будущего. Я ведь всегда считал, что Дом - это моя выдумка. А оказалось, что Мазель все игры с реальностями начал значительно раньше – тогда, когда создал клуб для неизлечимо больных. А был ли кто-нибудь из них по-настоящему болен, кроме самого Мазеля? На избитый, в общем-то, вопрос – быть или не быть, он придумал неплохой ответ: залезть куда-то в середину, между двумя состояниями. Но, конечно, чтобы пребывать в таком равновесии, нужны сильные средства, очень сильные. И вот, пожалуйста!.. Нет, я доволен тем, что произошло.

- Да ладно, - Шутник повысил голос, и эхо качнуло наш ненадежный пол, - теория теорией, я тебя спрашиваю, что дальше? Ведь кнопки, как известно, можно нажимать в разных комбинациях.

Я был уже почти у входа в прихожую и повернулся, чтобы открыть дверь. Сердце, как сумасшедшая медуза, отзывалось неожиданно в самых разных частях тела. Последнее, что я успел увидеть, отворачиваясь – Сэм и Шутник, склонившиеся над открытым чемоданом, и лифтер, бессмысленно смотрящий мне вслед.

Я очень аккуратно закрыл за собой дверь, стараясь отгородиться от оставшегося за моей спиной безумия. Лифт стоял на том же месте. После всего увиденного, в ожидании, что пол вот-вот уйдет из-под ног, даже висящая на волоске кабина показалась мне оплотом надежности. Но что-то было не так и с лифтом: ни одна из нажатых кнопок никак не отозвалась, кабина стояла не шелохнувшись. Где-то, по краешку сознания, прокралась мысль, что теперь надо дождаться, пока рухнет висящая плита, и тогда... Но это было слишком страшно. Вдобавок раздался треск посильнее, чем раньше, меня чуть качнуло вместе с кабиной. Да черт с ним со всем! Кабина, возможно, снабжена гасящими скорость тормозами. Если намеренно оборвать трос... Да и ехать-то всего пять этажей...

Не раздумывая дальше, я подпрыгнул и со всего маху врезался задом в жесткий пол кабины. Тут же над головой громко и звонко лопнули остатки троса, кабина дернулась и на секунду ушла из-под меня. Я закрыл глаза. Еще через секунду меня стало прижимать к полу – кабина тормозила. Она двигалась рывками, то срываясь, то тормозя, а я совсем потерял голову и безучастно сидел на полу с закрытыми глазами.

Но, как бы долго это не продолжалось, в какой-то момент кабина остановилась совсем. Я еще какое-то время не открывал глаз. А потом легко поднялся и быстро вышел в холл. Солнце уже садилось и теперь косо било в дом напротив, но в остальном это был все тот же холл. Я глубоко вздохнул. Так не бывает! Сначала – бесконечный непонятный бег по лестницам, потом - варварство разрушения, теперь - тихий и безмятежный аккуратный холл... Ну что, стиснуть зубы и, плюнув на все, снова попытаться забраться наверх? О-о, нет! Тем не менее, я поднял глаза и сразу все понял – потолок был в страшных огромных трещинах и даже, как мне показалось, слегка провисал прямо над головой. Откуда-то сбоку до меня добрался ветерок, я повернулся и увидел, что огромная, обращенная на улицу стеклянная стена лежит, разбросанная на тысячи осколков. Думать было нечего.

Прямо по этим осколкам, не чувствуя боли в порезанных ногах, я кинулся наружу. Бегом проскочил сонную улицу, долетел до угла с более оживленной авеню и остановился. Мимо шли люди, поглядывая на мое перекошенное лицо с равнодушным любопытством. Воздух был тягучим, по-летнему вязким. И вдруг и улочка, и авеню с ее прохожими, показались мне продолжением декорации, только не той странной, но безобидной, что у Сэма, а другой, еще более жестокой, чем у Мазеля. Потому что жестокость охватывает и эту реальность, как железный обруч бочку, и не дает ей рассыпаться. И нужда в жестокости здесь еще больше, чем в Доме. Кроме того, в Доме, в его реальностях, живут добровольно, а на этих улицах мы все заключены в одну бесконечную реальность, и убежать из нее можно либо в смерть, что страшно, либо в Дом, который так удачно застрял посередине. Дом...

Я повернул голову и, прислонившись к стене, стал опускаться на землю. Это было нетрудно, потому что земля под ногами дернулась, как недавно пол лифта, потом дернулась еще сильнее и загудела. Дом - тот самый, из которого я только что выбежал - начал медленно оседать, странно складываясь внутрь. В какой-то невероятный момент мне показалось, что, удержись я на ногах, и Дом остановит свое тяжелое, пыльное и грозное движение вниз. Но безрассудная, необъяснимая рука упрямства тянула меня все ближе и ближе к теплому асфальту. Из последних сил я сопротивлялся. Дом вроде бы замедлил движение, но потом быстро и равнодушно, покоряясь неизбежному, осел окончательно. Только дым рванул в стороны и вверх и к моменту, когда я коснулся асфальта, завертел в мелких смерчах, скрыл остальное разрушение. Пыль заслонила солнце, и я был почти уверен, что его просто кто-то на время пригасил, как и положено в этой сцене. Кричали и куда-то бежали люди. А я внезапно догадался, почему были так спокойны Сэм и Шутник в тот, последний момент. Дом остался Домом. Просто маленькая перемена декорации. Интересно только, что дальше.

КОНЕЦ

Июль 2001, Нью-Йорк.