Где-то далеко за моей спиной раздался скрежет, хлопок, и неподражаемый скрипучий голос произнес:

- Милый, говорила я тебе, что не вовремя ты. Вот видишь, как все получилось. Ну теперь уж что... Иди сюда, ну иди, иди, а то я боюсь там ходить.

Проклятая старуха, все в том же нелепом одеянии и парике, стояла на карнизе, а за ее спиной виднелся уютный оранжевый абажур. Перепад ощущений был велик. Я вспомнил эту старуху голой, жирную и отвратительную, подбрасывающую зад, охваченный крепкими черными руками. И почувствовал себя маленьким и грязным.

Кое-как вытер я руки о халат, встал и, пошатываясь, пошел назад. Старуха хлопотливо задергалась по комнате, достала бинт и перевязала мне обе ладони. И даже умудрилась подтянуть так и висевшие у колен штаны. При этом она все время что-то говорила, упоминала каких-то людей и события, то ли происходящие сейчас, то ли готовящиеся. Я совсем не слышал ее. Но вот она сказала что-то о Джулии, и я сосредоточился. Оказывается, меня давно ждет Джулия, беспокоится и даже собирается прийти сюда за мной, хотя... Джулия... я совсем забыл о ней, волновавшей меня давным-давно обительнице верхних этажей.

Не зная, куда иду, я оставил старуху договаривать мне в спину, и двинулся к темной дыре лифта. Хотелось ли мне попасть в тот зал к женщине с узорами моей крови? Не знаю. Слишком глубоко и неожиданно было происшедшее.

Я залез в кабинку и бездумно сел на пол. Рано или поздно кто-нибудь нажмет кнопку, и я поеду дальше. Куда? Может быть к Джулии, а может еще куда-то. Вверх? Вниз? Вбок? Какая разница.

И действительно, очень скоро в кабинке зажегся свет, она дернулась и поехала вниз. Я понял, что смутно хотел этого – там внизу был этот зал и... Но не я перемещался по Дому, из реальности в реальность, а сам Дом дергал меня с этажа на этаж, как малыш пойманную в спичечный коробок муху. Могло показаться, что меня покинуло чувство реальности, только вот никак не разобраться, какой именно.

Я опустился всего на один этаж. Сидя на полу кабины, я видел в открывшийся мне проем странную картину: как будто где-то далеко от меня, в полной темноте, горит костер. Ни стен, ни потолка не было, только костер, от которого первобытно и остро пахло жарящимся мясом. Я пошел на этот огонь, ощущая ногами настоящую влажную землю.

У костра, глядя на огонь, сидел Шутник. В огне стояла решетка с большими кусками мяса. До судорог в желудке я почувствовал, как долго ничего не ел. Но ощущение голода было притуплено и существовало вне меня, в другой реальности.

Шутник молча предложил мне сесть. Сейчас этот говорливый человек в малиновых кроссовках был грустен и молча смотрел на огонь. Я тоже уставился в огонь, размышляя, как бы угоститься куском этого восхитительного мяса.

- Вот такие дела, - произнес все-таки Шутник, - похороны провалились, Дом покачнулся и игра замерла. Так себя, наверное, чувствовали последние жрецы римских храмов.

Он перехватил мой, устремленный на мясо, взгляд и усмехнулся.

- Да бери, конечно. Только вот не знаю, придется ли тебе по вкусу человечина. Да шучу, шучу! Чистокровная баранина. Шутка. Как с прыжком в никуда. Ведь производит впечатление? Хотя, надо тебе сказать, чтобы прыгнуть спиной с такой высоты... надо твердо знать, что тебя подхватят.

Я набивал рот недожареным мясом, и мне очень хотелось спросить его, почему это Дом покачнулся и приостановилась игра. Я ведь только-только пришел к ощущению этой игры и терять его совсем не хотелось. Но и спрашивать не хотелось тоже. Какие здесь, у этого костра, в подвале, или не в подвале, могут быть обьяснения?

- Знаешь, идеи, они как женщины – привлекательны и хороши пока молоды. Да, идеи тоже дряхлеют, теряют былую упругость, и уже никого не тянет идти за ними. Кажется, наша идея перекормила грудью слишком много младенцев, и она, грудь, отвисла и съежилась. Впрочем, известно ведь, что ничто не проходит безнаказанно.

Он опять говорил слишком театрально, но искренне. Потом помотал головой, выхватил из огня кусок мяса и стал жадно рвать его зубами. И я сразу не поверил его меланхолии. Так ест наслаждающийся жизнью человек.

Шутник быстро доел кусок и вытер руки о замызганные штаны.

- Ну что, - теперь тон у него был прежним, - понравились тебе наши девочки? А что же тогда ты не спустился к ним вниз? Честно говоря, я думал, что хоть в бассейн у тебя хватит духу прыгнуть. Тем более, вслед за такими женщинами. Но, не обнаружив тебя внизу, я решил, что Джулия все-таки тебя выдернула, хотя сейчас им и не до тебя. И Вольф о тебе спрашивал. Но это -вопрос желания. Мне тоже иногда нравится сидеть здесь у костра, жарить мясо – есть в этом что-то... свирепое, что ли. А сейчас сюда придет один мой старинный приятель, который тоже любит огонь, мясо... ну и поболтать любит. Я вас познакомлю.

Интересно, подумал я, если этот его приятель так же слушает только себя, какие у них получаются беседы?

Совсем рядом в темноте что-то завозилось и зашуршало. Мы оба насторожились. Собственно, я насторожился, только заметив реакцию Шутника. Откуда мне знать, что может шуршать в этой темноте. Но Поровидец был удивлен и, кажется, немного испуган. Он неуверенно сказал, что это, должно быт, его кошка, потому что крыс здесь не водится, и бросил в темноту мясной огрызок.

- А вообще-то, - после паузы сказал Шутник, - я и сам не знаю, что здесь водится. В принципе никто не знает. Могли и запустить...

Он не договорил, а я не переспрашивал. Только инстинктивно засунул свои перевязанные руки под мышки: запах мяса, да еще свежей крови, почему-то подумал я, может привлечь того, кого сюда успели запустить.

Шутник встал так резко, что я подпрыгнул. Он выхватил из огня полуобгорелую дощечку и, как факелом, помахал ею в разные стороны. Я заметил, что он совсем не боится, только обеспокоен и заинтересован.

- Можно, конечно, пойти прямо в темноту, в конце концов дойдешь до стены, а там, по периметру, добраться до выключателя, и здесь будет светло как днем. А можно и просто посидеть, посмотреть. Что из всего этого получится.

Видя, что ему не страшно, я тоже успокоился. Да и не могли же здесь выпустить тигра или крокодила. Шутник снова сел, выбросил назад в огонь деревяшку и расслабленно откинулся на руки.

Сильно зашуршало слева от нас, и мы оба вздрогнули – в свет костра вышел человек. На голове у него был убор из перьев, обнаженная мощная грудь тяжело дышала, а мускулистые литые руки держали туго натянутый лук со стрелой, направленной прямо на нас. Было бы даже занятно, если бы это оказался ряженый индеец из какой-нибудь местной реальности. Но у этого человека была буйная растительность на груди и руках и густая черная борода. Он чуть повернул голову, и я совсем перепугался: на меня смотрели знакомые, увеличенные линзами очков глаза. Раввин. Обьяснить это можно было только сумасшествием.

- А ну, - сказал он, - повернитесь друг к другу спиной.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Мы сидели спиной к спине, привязанные друг к другу врезающимся в тело капроновым шнуром. Шутник, по-моему, получал удовольствие от ситуации; я тоже не сопротивлялся, но только от полного неприятия происходящего.

Раввин стоял рядом с нами, временами поворачивая голову из стороны в сторону, как бы сторожа темноту вокруг. Нелепые перья у него на голове колыхались. Он молчал. Потихонечку стали неметь руки, прижатые к бокам. Наконец это, кажется, надоело и Шутнику.

- Послушайте, ребе, - произнес он почти издевательски, но довольно равнодушно, - выкупа за нас вам никто не даст, а если мы просидим так еще немного, то пропустим камлание у Вольфа. А это значительно интересней, чем упражнения в индейском фольклоре.

Раввин качнул головой, поправил очки и сказал голосом воина:

- Ты все равно не можешь оскорбить Великого Бизона, хотя бы потому, что ему совершенно безразлично, оскорбляют его или молятся ему.