- Да нет, раввин как раз вполне настоящий, просто мы разрешили ему поставить несколько экспериментов. Он называет это – побеседовать с нормальным человеком в ненормальных условиях. Хватает человека, рассказывает ему какие-то жуткие истории - а ему трудно не поверить, как вы заметили - и наблюдает за реакцией. Говорит, что изучает Бога в человеке. Усомнился, что Бог создал нас по своему образу и подобию, что ли. Вот и экспериментирует. Так что никакой полиции не будет.
Он помолчал и прибавил совсем уж нелюбезно:
- Могу я спать дальше?
Знал ведь я, что в этом доме все и всё ненормальное! Ну спит этот аристократ в клетке. Да еще при ярком свете. Но может нравится ему так. Вот она, костность мышления – раз в клетке, значит, заперт, значит, узник. Этот монтер отправляет меня сюда - упомянув, между прочим, о клетке - вытаскивать раввина. Может быть по его собственной просьбе. А я, сразу поверив в увиденное и сопоставив его с тем, что рассказал раввин, кидаюсь освобождать несчастного от мук. Инициатива, болезненная для моего самолюбия.
Тут мне, как назло, попался на глаза стоявший возле клетки маленький сварочный аппарат с полусожженным электродом. Вот и обьяснение странному запаху! Тут недавно приваривали что-то, наверняка клетку чинили.
Разговаривать с Гарри, после его отповеди, мне совсем не хотелось. Я развернулся и, забыв о запертой монтером двери, пошел к выходу. За моей спиной лязгнула закрывающаяся дверца. Если считать наш предыдущий разговор наймом на работу, то состоявшаяся сейчас беседа похожа на увольнение. Прекрасно, к таким оборотам я привык.
Я поравнялся с лестницей, по-прежнему стоявшей у люка, и бросил взгляд на прибежище раввина-экспериментатора. Прямо в том месте, где конец стремянки уходил в темноту, блестнули очки. Раввин, видимо, не удовлетворился предыдущим сеансом и делал мне какие-то знаки руками, освещенный отблеском горящей в комнате люстры.
Пальцем одной руки он показывал на запястье другой, и я решил, что он опять пытается узнать, который час. Но нет, тут что-то другое. Я подошел поближе. Что толку играть в прятки, если Гарри все равно знает, кто сидит там наверху. Раввин чуть отпрянул от люка, но не переставал жестикулировать. Он скалил зубы, снова показывал на запястье, потом тыкал пальцем в глаза и, при этом потряхивал руками, как бы умоляя понять его.
И через несколько секунд я, кажется, понял, чего он от меня хочет. Круто развернувшись, я пошел назад к клетке. Мне было чуточку неловко, как человеку, у которого украли кошелек в автобусе, а он, глядя на добропорядочные лица вокруг, должен ткнуть пальцем в вора.
Гарри уже лежал в прежней позе, спиной ко мне. Нужно было срочно что-то придумать. Я помедлил. Впрочем, чего уж тут хитрить. Гарии не навинтил гайку на запирающий болт, поэтому я легко открыл дверцу и вошел в клетку. Конечно, это не могло получиться бесшумно.
Такой реакции я совсем не ожидал. Гарри пружинисто вскочил на ноги, как будто был уверен, что я вернусь и ждал этого. И, совершенно выходя из образа лощеного джентельмена, резко схватил меня за отвороты халата.
- А ну, пошел отсюда! Я кому сказал!
Ошеломленный и чуть придушенный, я опустил глаза на его руки. Я правильно понял раввина. На обеих напряженных запястьях, кольцом охватывая их, краснели жуткие свежие шрамы. История становилась если не страшней, то как-то отвратительней. Теперь уж точно надо было выбираться отсюда. Плевать на оскорбленное самолюбие. Только вот как выбираться, когда он держит меня за ворот? Сопротивляться я совсем не мог – говорю же, мне нужно время на подготовку к решительным действиям. К тому же, я так и не понял, что же его так разозлило.
Он не дал посмотреть себе в глаза. А может это просто совпадение. Не знаю. Неожиданным - и тем более сильным - движением он оттолкнул меня. Я вылетел из клетки, больно ударился ногой о порожек и рухнул на пол.
Никогда прежде я не терял сознания. Может? потому, что никогда не стукался со всего маху головой об пол. А может взвинченные усталостью и идиотизмом ситуации нервы не выдержали.
Я полетел в красноватом полумраке, какой бывает, когда смотришь на солнце, прикрыв веки. Вынырнул раввин в шляпе на затылке, и поля ее сияли как черный нимб. И заговорил, но не сквозь клокастую бороду, а своими огромными, сквозь очки, глазами. И веки его были маслянистыми и кривились, выговаривая слова, как губы.
- Не валяй дурака, оставайся. Они знают, как поступать с такими как ты. Что ты хочешь: увидеть удивительный спектакль или только грязную изнанку декорации? А спектакль, конечно, иногда страшный. Но ведь только убедительный спектакль интересен. А что может быть убедительней страшного? Подумай!
Из-за его нимба выглянула Джулия – такая, какой я увидел ее в первый раз, на тротуаре, только совершенно нагая. Она рассмеялась и стала делать за спиной у раввина загадочные жесты, а я почему-то понимал их. Она просила меня не верить раввину. И вообще не верить ничему, а только радоваться встрече с ней. Я снова почувствовал нашу невероятную близость. Джулия была такой, какой женщина может быть только во сне. Но тут раввин, если это был все еще он, понял, кто стоит за его спиной, презрительно сузил два своих рта.
- Она только женщина. К тому же она почти глухая, разве ты не заметил? Говорить ее научили, но жесты ей даются лучше. Помнишь, как она провела пальцами у тебя за ухом? Вот видишь, ее тайны - совсем не тайны. Но стоит узнать ее поближе, как все очарование исчезнет.
Джулия замотала говолой, как бы в огорчении, опустила глаза и прикрыла руками грудь и живот. Я внутренне подался к ней, не зная, что отвечать раввину, а она, Джулия, стала приближаться, оттесняя его, и оказалась рядом, совсем рядом...
Прямо на уровне глаз я увидел босую ступню, чуть прикрытую длинной джинсовой брючиной. С трудом поднял голову, отлепив щеку от жесткого пола. Рядом стояла Джулия в джинсах и длинной красной рубашке навыпуск.
- Все ударяешься, - сказала она и улыбнулась. Почти так же, как в только что привидевшемся мне бреду.
- Ты извини, это наверное моя вина, что так все получилось. Мне надо было поторопиться, а не оставлять тебя одного с Бертой. Зато теперь, обещаю – мы сразу же отправимся в Центр, и все будет хорошо.
Я поднялся на ноги и почувствовал, что все стремительно возвращается к самому началу: эта женщина и я, бессловесный и покорный. Ей я верил. И хотел дождаться конца приключения – ведь чем-то оно должно закончиться. Даже если утренним разочарованием.
Гарри куда-то исчез, и туман всякой мерзости, дух опасного сумасшествия пропал вместе с запахом недавней сварки. Я двинулся за Джулией. Она повернула ко мне лицо, и я вздрогнул, впервые разглядев в ушной раковине маленький аппаратик телесного цвета. Такие штучки носят глухие. Я бы очень удивился, если бы в этот момент не заметил, что из люка свешивается рука с грязной белой манжетой. Рука раввина. На секунду мне показалось, что это мертвая рука.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Ничего неожиданного больше случиться не может. Слишком уж фантастически развернулась жизнь. Сэм проснулся с ощущением... Да нет, ощущений и желаний у него сразу же появилось очень много. Сразу же, как только сообразил, что теперь он очень богат. В тот день, когда случайное совпадение чисел просто так, ни за что, выдернуло его из обычной жизни. Процедура получения выигрыша, со всеми ее бюрократическими подробностями и проволочками, показалась Сэму чарующей прелюдией к новой жизни. Сэм вдруг понял, что под тонким непривлекательным слоем его прошлого незначительного существования в образе скромного клерка таилось его настоящее «я», которое остро хотело... Хотело всего. Той радости бытия, которая возникает перед мысленным взором обычного человека при словах «пятьдесят миллионов».
И вот сейчас, спустя месяц после самой необычной пятницы в его жизни, Сэм проснулся с ощущением, что все происходит совсем не так, как ему представлялось. Он до сих пор живет в своей маленькой квартирке, и, хотя деньги уже переведены на его банковский счет, все, что он сделал – это позвонил в контору, где работал, и уволился. И квартира, и улица, и магазинчик на углу – все напоминало об исчезнувшем Джо. Казалось бы сейчас есть возможность немедленно уйти, уехать, начать совершенно иную жизнь! С такими-то деньгами!
