Внезапно что-то изменилось. Лишь через секунду я сообразил, что именно: за моей спиной потушили лампу-солнце. Я оказался в почти полной темноте. Веселенький мотивчик нелепого приключения, который я насвистывал себе под нос, внезапно оборвался. Мне стало страшно. Кто-то там, за балконом, наблюдал за мной. И зачем-то выключил свет. Конечно, Джулия не могла не заметить моего исчезновения. До этого момента я чувствовал себя как человек, на глазах у толпы упавший в лужу, но усердно сам над собой смеющийся. Поэтому толпе должно казаться, что, может, упал он и случайно, но уж теперь ведет себя соответственно и юмор ценит, и еще задом по луже поводит, благо, все равно мокрый. То есть ситуация хоть и глупая, но житейская и ему самому чем-то симпатичная. То есть пытается заставить толпу смеяться не над ним, а только вместе с ним. А вот сейчас мне стало страшно по-настоящему. Лужа значительно глубже, чем это представлялось. Зыбкое болото с пляшущими огоньками. Даже сцена передо мной изменилась – темнота за спиной сделала свет, падающий через зазор, помигивающим, звуки и движения - зловещими, ведьмовскими. Да и участники ее казались персонажами древнегреческих мистерий. А за спиной у меня была грозная и какая-то грязная темнота. Мне захотелось прислониться к чему-то более надежному, чем хлипкая и прозрачная дверь, но я боялся пошевелиться – представление на кровати закончилось и, судя по звукам, черный участник мистерии надевал штаны. Однако и стоять на прежнем месте я не мог. Глупо, конечно, но я физически ощущал, как темнота за моей спиной сгущается в невообразимое и опасное Нечто. Хуже всего было то, что я не мог встретить опасность лицом к лицу: поворачиваясь, я бы зацепил портьеру плечом и выдал себя.
Дальше, по-моему, началась комедия. Как человек, которому попала в нос пылинка, но громко чихать в публичном месте не хочется, я держался до последней возможности, стараясь отвлечь себя от этого притаившегося сзади. Тут, видимо, каким-то непроизвольным движением, я прижал дверь чуть сильнее, и она поддалась назад. Я уже почти чувствовал как Нечто смыкает у меня на шее свои руки, щупальца, удавки. Ну чихать, так чихать! Судорожно вжав голову в плечи и не понимая, что делаю, я рванулся вперед.
От балконной двери до кровати было шагов пять. Я пролетел их в одно мгновение. Голая старуха с редкими и плохо крашенными растрепанными волосами сидела на кровати, свесив ноги, лицом ко мне. На полдороге я споткнулся, не смог затормозить, и влетел прямо меж расставленных коленок, уткнувшись лицом в траченную временем жирную грудь. Негр, уже стоявший у двери, от неожиданности резко рухнул на пол и дисциплинированно прикрыл голову руками. От старухи пахнуло потом. Она погладила меня по голове, видимо, тоже от неожиданности, и только потом оттолкнула. Я сел или, скорее, осел на пол.
Похоже, никто из нас не понимал, что следует делать. Я сидел в своем нелепом халатике на полу, надо мной на кровати возвышалась голая складчатая старуха, а слева старался прийти в себя побледневший негр. Конечно же, первой опомнилась старуха. Милая бабушка, ее совсем не смутила моя ошеломленная физиономия.
- Ты можешь идти, - бросила она так и не знающему, то ли ему продолжать лежать, то ли быстренько исчезнуть, любовнику. - Это не полиция, не бойся. Просто мои сумасшедшие соседи. Иди-иди, я потом позвоню туда...
Голос у нее был неприятный – не то чтобы хриплый, а как если бы что-то застряло у нее в горле, а она не может или не хочет прокашляться. Довольно резво для такой полурастекшейся массы она встала с кровати, неторопливо надела халат, предварительно проверив, правильно ли он вывернут, пригладила остатки волос и превратилась в обычную пожилую леди. Встретив такую на улице, я был бы уверен, что дальше походов по магазинам, телевизора и игры «Бинго» ее интересы уже не распространяются. Как обманчива внешность! Как чертовски обманчива действительность! Никакой бойни, никаких древнегреческих страстей! Пожилая учительница, потревоженная в момент послеполуденного сна. И, странное дело, ее преображение успокаивающе подействовало на меня. Вроде как ничего и не случилось. Исчезла развратная бабка, исчез и напуганный и смущенный визитер. Она прикрыла за вышедшим, но еще не пришедшем в себя парнем дверь, подошла к балконной шторе, посмотрела в темноту и повернулась ко мне.
- Пойдемте, молодой человек, я выведу вас отсюда.
Это прозвучало так, как и должно было прозвучать – неприязненно, но не слишком. Похоже, ситуация ее все-таки позабавила. И тут же я подумал, что, кажется, добился того, чего хотел – меня сейчас отпустят на волю. Старушка неторопливо добралась до двери и, оставив ее открытой, вышла в другую комнату. Тут я засуетился, наступил на полу своего халата, но встал и последовал за ней. Комната оказалась довольно большой, типичной гостиной с парой кресел, диваном и журнальным столиком . Если что и не сочеталось с обликом милой пенсионерки, так это отсутствие телевизора и два огромных цветных плаката со здоровенными мужиками, полуголыми, с напряженной бычьей мускулатурой. То ли виной этому моя рефлексия, то ли простое любопытство, но я задержал на них взгляд. Черт, опять какая-то странность. Я не успел понять, что именно странного в этих плакатах: старуха смотрела на меня из другого конца комнаты, оттуда, где, видимо, начиналась прихожая, и ожидала, что сейчас я скроюсь за входной дверью и, желательно, скроюсь навсегда. Я покорно пошел к ней. Когда впереди замаячила дверь, а добропорядочное лицо было совсем близко, мне пришла в голову очень простая мысль. Халат на голое тело – это ужасно. Сказка, какой бы она не была, закончилась, а мне, одному из участников, нужно выбираться отсюда прямо в гриме. И все Джулии, с их множеством реальностей, не помогут мне добраться до дому. За дверью стояла реальная реальность. Но если эта старуха из реального мира, то есть не участвует в игре, это значит... Это значит, что, наплевав на унизительность положения, я могу попросить у нее хоть какую-нибудь одежку. Я стану другим человеком, если надену сейчас штаны. Но как просить эту нимфу на пенсии, я не знал. Вообще плохо знаю, как надо просить. Обычно получается или слишком заносчиво, или, наоборот, чересчур униженно.
Старуха смотрела на меня выжидающе-неприязненно. Но еле заметное насмешливое выражение лица говорило о том, что не так уж она и сердита на меня, что почти не удивилась моему внезапному появлению и что-то знает про своих сумасшедших соседей; а выставляет за дверь просто для порядка, ибо такова логика вещей. И потом, она, обозвав соседей сумасшедшими, очевидно, не питает к ним особых чувств. Следовательно, я, как жертва их сумасшествия, могу рассчитывать на сочувствие, а может быть и на какую-то информацию. В общем, я решился.
- Простите, пожалуйста, - начал я самым изысканным тоном, - мне очень неловко просить вас о таком одолжении, но я бы... мне бы...
Тут, от беспомощности и нелепости ситуации (какой все-таки ужас - просить штаны у незнакомого человека) я развел руками, которые держал в карманах халата. Полы, конечно же распахнулись. Мне показалось, что бабке это очень понравилось. Я срочно привел халат в приличный вид, но говорить уже не мог.
- Штаны, – промямлил я, - мне бы...
Старуха усмехнулась и на миг снова показалась вакханкой. Но нет, она благонравно приподняла руку, что я расценил как приглашение переждать в гостиной, пока она выберет для меня что-нибудь из одежды. Мне полегчало. Я повернулся и сел в кресло рядом с камином. Моя очередная спасительница скрылась в спальне. Почему именно женщины встречаются мне в самых моих идиотских ситуациях? Или, может, это они и делают ситуации идиотскими? Но, как бы то ни было, я скоро уйду отсюда в штанах. Может быть все же попробовать разговорить бабульку, должна она что-то знать о своих соседях? А то ведь так и уйду, не зная, где побывал. Тут я снова поднял глаза на плакаты со звероподобными мальчиками и как-то сразу понял, в чем тут странность – оба плаката висели как раз на тех местах, где полагается быть окнам. Я постарался сориентироваться в пространстве. Ну да – балкон в спальне фальшивый, декорация, но здесь, в гостиной, должны же быть окна. Хотя бы одно. Хотя бы фальшивое. Хотя я же уже не в том доме. Или все еще в том? У меня пересохло в горле. Как странно все происходит! За мной никто не гонится, меня ни к чему не принуждали силой, во всем этом приключении есть изрядная доля очарования, но... Но мягко и ненавязчиво, совсем ненавязчиво, прямо надо мной, как воздушный шарик на привязи, парит кошмар. Шарик-кошмарик. Очень захотелось сейчас же получить какое-нибудь нормальное обьяснение всему происходящему. Все просто и буднично. Не бойся, детка, это не крокодил в темноте, это только кажется, а на самом деле это лишь диван. Сейчас включим свет, и сам все увидишь. В том, что чудес не бывает вообще, есть свой большой плюс – страшных чудес не бывает тоже. Ведь верно? Никогда не мог смириться с необоснованным страхом персонажей всяких там ужастиков: тот факт, что на них идет оживший покойник, пусть даже и с бензопилой в полуразложившихся ручках, говорит о том, что бояться нечего – смерти-то нет! Или, как минимум, есть жизнь после, а это и того лучше. Даже если там – ад. Потому как в аду бояться уже нечего. Все уже случилось. Только все это ерунда. Ничего нет. Ни чудес, ни оживших покойников. Просто потому, что это было бы слишком интересно, слишком хорошо для правды. В мире победившего обывателя реальны только налоговая инспекция, полиция и заранее купленное место на кладбище. Значит, бояться нечего. Ну дурь такая у бабульки: завесила она окна соблазнительными мальчиками. Чего бояться-то? Сейчас мне принесут одежду, я наконец-то окажусь на улице и выясню, который час... И все встанет на свои места.
