Теперь. Джимми выглянул наружу и почувствовал силу ветра и дождя на своей макушке. Два конца верёвки свисали вдоль внешней стены дома. Он схватил их, приблизил и завязал петлю, которая расположилась около трех футов ниже окна. После он снова выбросил веревку на улицу.
Дальнейшие действия требовали темноты. Джимми выключил фонарик и спрятал его в карман куртки. Осторожно взобрался на подоконник, схватил веревку и начал ее подтягивать вплоть до петли. Затем как в стремя продел в нее правую ногу и начал медленно спускаться. Петля затянулась: он крепко стоял на ней, упираясь предплечьями в подоконник.
А сейчас хитрая часть. Наклонившись вперед, он взял первую доску сверху, что на самом деле занимала позицию номер 4 на окне, и вставил ее на прежнее место. Аналогично он поступил с третьей и второй. Последняя оказалась самой сложной, потому что оставалось очень узкое пространство, через которое ее следовало пронести. В какой-то момент он чуть было не разрушил всю конструкцию, но все же вытянул планку и закрепил ее на раме. Мальчишка почувствовал удовлетворение от выполненной работы.
План был таков: если банда решит проверить его комнату, та должна оставаться в прежнем виде. Они поверят, что ребенок смог провернуть ключ в замке изнутри, и он находится где-то в доме, хотя его там уже не будет. Так что, круг поиска сузиться, по крайней мере, на некоторое время и у него появиться возможность уйти незамеченным.
В случае провала, если они снова поймают его, он скажет, что повернул ключ шариковой ручкой, запер дверь за собой, спустился вниз и вышел через входную дверь, пока они искали его по всему дому. И когда они поверят ему и запрут обратно в той же комнате — быстрее всего, ведь другой, подготовленной для него, у них попросту нет — он снова без проблем извлечет доски и сбежит.
Итак. План побега продуман до мельчайших подробностей. Джимми спускался по веревке. Нервничал. Веревка терлась о куртку. И он вскоре обнаружил себя стоящим в грязи, на земле, за пределами дома.
Побег. Он сделал это.
Теперь необходимо выйти на дорогу, поймать попутку и сообщить в полицию. Та выследит и арестует банду менее чем за час и уже к полуночи Джимми в безопасности, дома, будет спать в своей собственной постели.
Он почувствовал некое подобие жалости к преступникам, а ведь они ее и не заслуживают.
На данный момент он не может воспользоваться фонариком. Кромешная тьма. Мокро. И холодно. Вымокший до нитки Джимми вытянул руки перед собой, потрогал мокрые стены дома и пошел вправо, продолжая касаться левой рукой стены.
Вскоре он вышел к передней стороне дома и наконец, увидел свет: мерцающий желтоватый свет просачивался через щели в заколоченных окнах гостиной. Так, если повернуться спиной к этим огням, то прямо перед ним должна быть дорога. Поворачиваясь, он постоянно оглядывался назад, желая убедиться, что огни остались за его спиной. Затем осторожно двинулся в темноту с проливным дождем.
Два раза он оборачивался в сторону дома, где виднелись тусклые огни, но уже на третий раз они исчезли. «Еще десять шагов», — прошептал он и сделал десять медленных скользящий шагов по грязи, прежде чем решился включить фонарик, но прикрыл большую часть стекла пальцами, дабы свет не увидел кто-нибудь еще.
Поле. Когда-то его возделывали, однако теперь оно казалось частично запущенным, то есть урожай не сажали, но кто-то косил сорняки, в любом случае, это не была дорога.
Налево? Мальчик посветил фонариком и не увидел дороги.
Направо? Нет.
Ладно. Значит, ему необходимо вернуться в дом и начать все сначала. Короткими вспышками он будет подсвечивать себе дорогу и тогда не потеряется. Выключив фонарик, мальчишка развернулся и пошел в сторону дома.
Однако тот не показывался на горизонте. Шло время. Он был полностью уверен, что постройка уже рядом, но, увы. Ни дома, ни желтого света, ничего.
Ах, черт побери эту темноту! Мальчишка включил фонарь, убрал пальцы со стекла и осветил лучом пространство вокруг себя. Ничего.
Где дом? Где дорога?
Становилось все холоднее. Дождь и ветер явно не помогали согреться, и даже без них было бы зябко, а с ними ситуация внушала ужас.
Хорошо, он не может просто стоять здесь. Если он быстро не отыщет какое-нибудь укрытие, то окажется в большой беде. Оставленный на произвол судьбы он может умереть. Нелепая смерть это не для него!
Видимо он отошел от дома дальше, чем думал. Тот находиться впереди, скрываемый потоками дождя. Нужно двигаться.
Так он и сделал. На ботинки налипла грязь, и вскоре их стало легче тащить по лужам, чем пытаться поднять.
Тяжело. Холодно. Сложно что-либо увидеть. Да еще и свет от фонаря начал тускнеть.
Дорога.
Он не верил в свое счастье. Джимми практически сошел с нее, лишь нога, соскользнув, угодила в колею. Он посмотрел вниз, увидел параллельные линии, идущие слева направо, и направил фонарь вправо. Точно дорога. Сельская дорога с глубокими колеями и травянистой дорожкой в центре.
Куда теперь? Должно быть, он ошибся и отклонился от курса влево. Шоссе справа, туда ему и нужно идти.
Шагать по высокой траве между бороздами было легче. Он все рассчитал правильно, все продумал. И просто не мог поверить, когда в темноте впереди себя, в непосредственной близости желтого конуса увидел тусклые полосы света.
Дом.
Теперь он четко видел куда шел. Дорога направлялась не прямо к дому, а поворачивала возле него. Его представления о местонахождении и направлении в каждом моменте маршрута были неверными.
Значит шоссе в другой стороне. Джимми повернулся и направил слабый луч фонаря в сторону дороги, по которой он только что пришел. Оглянувшись на дом, он вздохнул.
19
ЯСНЫЙ день в черно-белом лесу. Чудовище, в исполнении Бориса Карлоффа замирает при звуках скрипки. Его лицо светлеет, и оно тяжелой поступью идет по чаще, ведомое мелодией. Чудище подходит к уютному домику на фоне деревьев, выделяющихся дешевой пышностью. Внутри хижины играет на скрипке слепой отшельник, которого играет О.П. Хегги. Монстр подходит и стучит в дверь.
Кто-то постучал в дверь.
— Эээ! — воскликнула мама Марча и резко встала с раскладного стула. Тот сложился и с грохотом упал.
Все расположились вокруг небольшого телевизора, работающего на батарейках, и следили за новостями о похищении. Пресса так и не сообщила о преступлении — видимо полицейские постарались — и теперь они просто смотрели легкие, не напрягающие фильмы. Три керосиновые лампы, жаровня в камине и мерцающий голубой экран немного освещали и согревали комнату.
Кто-то снова постучал в дверь. На экране слепой отшельник открыл дверь монстру.
Сейчас уже все вскочили на ноги, правда, при этом, не опрокинув свои стулья.
— Что нам делать? — внезапно прошептал Келп.
— Они знают, что мы здесь, — ответил Дортмундер. — Я буду вести разговор. — И, посмотрев на лестницу, сказал Мэй: — Мэй, на случай если ребенок будет капризничать или ему приснится кошмар, поднимешься наверх и успокоишь его.
Мэй кивнула. Стук раздался в третий раз.
— Пойду, открою, — произнесла мама Марча.
Все ждали. Рука Дортмундера потянулась к карману с револьвером. Женщина открыла дверь:
— Хорошо, Боже…
И вошел ребенок.
— Святой Толедо! — воскликнул Марч.
Келп обхватил руками лицо и закричал:
— Маски! Маски! Не дайте ему увидеть наши лица!
Дортмундер был в шоке. Он уставился на ребенка, мокрого и грязного, как котенок, который чуть не утонул, а затем взглянул на лестницу и побежал наверх. Он не знал, что и думать, возможно, у мальчика есть близнец. Джон не верил, ребенок должен быть в комнате.
Дверь оказалась заперта. Пришлось повозиться несколько секунд с ключом, прежде чем он вспомнил о фонарике в другом кармане — кармане без револьвера — который он вытащил, включил и быстро открыл дверь. Пустая комната.
Пустая. Как такое возможно? Дортмундер заглянул под кровать и в гардеробную. Ребенка нигде не было.