Я опустил взгляд на маленького мужичка, стоявшего на пороге и в упор рассматривавшегося меня, и не сумел сдержать улыбки. Иисусе, как же он похож на Клэр! А вот глаза… ого! Они точно такие же, как и мои.

– Привет, Гэвин, – сказал я, вытаскивая из-за спины обернутый в красивую бумагу подарок и протягивая его ему. – Это тебе.

Гэвин выхватил подарок у меня из рук, повернулся и ринулся прочь, вопя на бегу:

– МАААААААМ! Этот мне фто-то купив!

Я, засмеявшись, переступил порог и закрыл за собой дверь.

Клэр жила в небольшом одноэтажном домике с верандой и остроконечной крышей, и первое, что я заметил, войдя в его жилую часть, насколько он прост и по-домашнему уютен. На низком столике у дивана и на каминной полке горели свечи, а от долетавшего из кухни аромата у меня потекли слюнки. Я обошел комнату, разглядывая все фото, которые хозяйка разместила практически на каждой свободной поверхности: вот малышка Клэр, а вот она застыла рядом с гордым отцом, демонстрирующим военную выправку, рядом – фото ее друзей и многочисленные снимки Гэвина. Сердце екнуло, когда я увидел снимок моей любимой с округлившимся животом: с нашим сыном. Вид у нее был такой юный и беспомощный. Я снял фото с каминной полки, чтоб разглядеть его получше. Значит, вот как она выглядела, когда мы встретились (минус животик беременной)! Разглядывая снимок, я и печалился, и сердился – разумеется, на себя. На нее мне сердиться было не за что. Мы оба были молоды и глупы, в ту ночь ни один из нас не захотел шевелить мозгами. Просто я расстроился, что упустил все это. Не видел, как день за днем у нее растет живот, не положил на него ладонь и не почувствовал, как пинается малыш.

– УООЙ! – вскрикнул я, когда чья-то нога пребольно ударила меня в голень.

Опустив глаза, я увидел стоявшего рядом Гэвина, пристально на меня глазевшего.

Вот тебе, папаша, получай! Голень, по-моему, запомнит это навсегда.

– Слуфай, я забыл, как тебя зовут. Мозна, я буду звать тебя котях собачий?

Не успел я и сообразить, как откликнуться на такую просьбу, когда услышал за спиной голос Клэр:

– Гэвин!

– Это не я! – тут же выпалил он с перепуганным выражением на лице.

– Ладно, хорошо, – спокойно выговорила она. – Имя этого приятного человека, нашего друга, – Картер, ты помнишь? Прекрати обзываться.

Я обернулся, увидел ее: стоит в дверном проеме кухни и прожигает Гэвина недобрым взглядом.

– Не обижайся, – произнесла она, переводя взгляд на меня. – На прошлой неделе о чем бы его ни спрашивали, он отвечал одно и то же: «Глупые толстые каловы». На любой вопрос. Когда он научится выговаривать все звуки алфавита, я закачу царский пир и позову всех друзей, а логопеду пошлю шикарный шоколадный торт. Она сказала ему рычать, чтобы закрепить звук «р». И теперь он пытается тянуть «ррр». По-моему, очень мило. Мой тигррренок.

Я засмеялся. С души свалился камень: значит, он называет меня так не потому, что уже успел возненавидеть. Клэр подошла и глянула на снимок у меня в руке.

– Ой, пожалуйста-пожалуйста, не смотри на это фото. У меня такой вид, будто из меня громадная опухоль наружу прет. Мячик, который я проглотила, своими пинками мне все внутренние органы растряс и заставлял меня писать, стоило только чихнуть, – простонала она. – Извини, я что, проговорилась, что писалась в штанишки, а?

– Ага, типа намекнула. Пустяки, я про это эсэмэски всего четырем знакомым разослал, а не по всему списку контактов в моем мобильнике.

Вдруг я понял, что мы стоим один на один, лицом к лицу, настолько близко, что можно ее поцеловать. Я подался вперед проделать это, напрочь забыв, что в комнате мы не одни.

– Ма-ам, можно я подавок откувою?

Мы замерли, губы наши так и не сошлись, потеряв друг друга на полпути. Взгляды скользнули вниз. Клэр со вздохом отпрянула от меня.

– Да, милый, разрешаю. Открой, пожалуйста, подарок, – ответила она сыну.

Тот плюхнулся на пол, где стоял, и взялся рвать бумажную обертку: клочки полетели во все стороны.

– Вовсе не обязательно покупать ему что-то, – тихонько сказала мне Клэр.

Я только плечами повел:

– Ничего грандиозного, так, пустяк.

– Мамочка, смотли! Тут цветные мелки, и фломастеррры, и кррраска, и…ого-го!.. я могу ррраскрррашивать и калтинки рррисовать! – восторженно вещал Гэвин, протягивая все по очереди матери.

– Это потрррясающе, зайка! Пойди, пожалуйста, и положи их в мою комнату на кровать, а поиграем мы с ними позже, хорошо?

– Но я хочу крррасить сейчас, – заныл Гэвин и уронил коробку с цветными мелками себе на ногу. – Челт!

– Гэвин Аллен! – прикрикнула Клэр.

Я понимал, что в воспитательных целях следует сохранять невозмутимость, а потому отвернулся и, давясь смехом, принялся думать о мертвых щеночках и той сцене в «Поле его мечты»[64], где герою Кевина Костнера приходится играть в прятки со своим отцом. Чертова сцена! Всякий раз достает меня.

– Еще одно дурное слово вылетит из твоего рта, и ты получишь трепку, ты меня понял? Скажи Картеру спасибо за подарок и иди к себе в комнату. Мы позовем тебя, когда соберемся ужинать.

– Спасибо, Калтел, – пробормотал Гэвин и потащился по коридору.

Когда он уже не мог услышать, я расхохотался, а Клэр шлепнула меня по руке.

– Прости, но он чертовски забавен.

Глядя на меня, она закатила глаза и отправилась обратно на кухню. Я – за нею следом.

– Да, он неугомонный! И кто его только воспитывал? Вот смейся-смейся, а потом возьми, наберись смелости и выйди с ним куда-нибудь на люди. Типа, скажем, в церковь. И, когда там настанет такая тишина, что слышно, как тихо журчит фонтан позади церкви, вот тогда Гэвин и сообщит во весь голос: «Мам! Я слыфу, как Иифус икает!» Тогда возвращайся ко мне, посмеемся вместе. Вот и посмотрим.

Подвинув стул к столу, я наконец смог подойти к столешнице позади Клэр, и у меня челюсть отпала: все имевшееся на ней пространство было покрыто шоколадом, печеньем и сластями – всех мыслимых видов.

– Я попал на фабрику Вили Вонка?

Она засмеялась, подняла крышку громадной кастрюли, стоявшей на плите, и помешала что-то половником.

– Вот, полюбуйся, сегодня вечером я решила использовать вас в качестве подопытных кроликов. Вы побалуетесь плюшками, а Дженни сделает несколько фотографий кое-каких кондитерских изделий для моей рекламы, потому как у меня для съемки ничего лучше камеры в мобильнике нет.

Я мечтательно смотрел на все. Кажется, сегодня я получил окончательное подтверждение тому, что я врожденный кофеман и сладкоежка.

– Е-мое, а это что такое? – спросил я, указывая на кирпичи из белого шоколада размером с мой кулак. Они образовали небоскреб, который был высокохудожественно полит карамелью на верхушке.

– А, это кое-что новое, я экспериментирую. Растопила чашку белого шоколада, добавила толченых кренделей с чипсами, а когда шоколад с начинкой затвердел, я построила из него башню, а сверху полила карамелью. Может, я с размером малость переборщила. Пока эти кирпичики называются «капельками».

Святая Дева на небесах! Мне захотелось попросить эту женщину родить мне еще двоих детей.

Оп, погоди…

Раздался стук во входную дверь, и Клэр попросила меня пойти встретить гостей, пока она поставит приборы на стол.

Прибыли Дженни и Дрю. Прошмыгнув мимо меня, Дженни по давно протоптанной тропе отправилась на кухню поболтать с Клэр. Глядя на Дрю, стянувшего куртку, мне оставалось только качать головой.

– Ну, старик, ты это всерьез? – спросил я, кивая на его футболку, на которой был изображен маленький сорванец, палящий из пистолета над своей головой, и написано: «Не бейте детей. Нет, кроме шуток. У них теперь есть оружие».

– А что? В наше время дети – дьяволята. Эта футболка – социальная реклама для тебя, чел. Когда-нибудь ты мне спасибо скажешь. Ну, а где маленький разбойник? Может, ему подгузник надо сменить или еще что? Может, я ему свою машину покажу или конфетками угощу? – приговаривал Дрю, озираясь вокруг и потирая руки.