После девичника я собиралась отужинать у Лиз с Джимом, выпить вина, поболтать по душам и обсудить название для нашего бизнеса.

«Нашего бизнеса». Я бесконечно повторяла про себя эти слова по дороге домой, стараясь, чтоб они прочно угнездились в сознании. Слишком уж быстро все происходило. Всего два дня назад идея владеть собственным бизнесом была для меня несбыточной мечтой, которая, если и могла осуществиться, то лишь через годы, годы и годы.

Я остановила машину, тихонько отстегнула спящего Гэвина, чтобы отнести его в дом и уложить в кроватку. Когда я подняла его с кресла и уложила головку себе на плечо, он обхватил мою шею ручонками и крепко прижался.

– Прррифетса тебе гажон постичь за жмейку-пастилку, – сонно бормотал он. – А мне дедуля дал пенни.

Я подсмеивалась над привычкой моего сына говорить во сне, пока шла до дома и укутывала его в кроватке.

И гадала, говорит ли во сне и он?

Все утро Лиз добросовестно забалтывала меня, уводя разговор подальше от отца Гэвина, зато теперь, оставшись с мыслями один на один, я вновь дала ему завладеть ими, ни на чем другом я уже сосредоточиться не могла. Вопросы роились в моей голове, не находя ответов. Как он оказался в городе? Если проездом, то больше я его никогда не увижу и не услышу. Он был слишком пьян, чтобы запомнить меня с первой нашей встречи, и история явно повторялась. И прошлой ночью он понятия не имел, кто я такая.

Вот «повезло»! Почти пять лет назад я не смогла произвести на него никакого впечатления, а самой пришлось каждый день жить с напоминанием о нем.

Опершись локтями о стойку бара, она наклонилась ко мне поближе. Ее глаза завораживали. Они казались блюдцами с шоколадным сиропом. Моя единственная! Все эти годы я грезил о ней и вот наконец-то мог видеть ее лицо так близко. Она была такой же сногсшибательной, какой я ее и запомнил.

– Любимая, я тебя повсюду искал, – признался я.

Она засмеялась, и у меня по коже побежали мурашки. Этот до боли родной гортанный смех: он по ночам звучал музыкой в моих ушах. Перегнувшись через стойку, она прошлась пальчиками по моей руке и накрыла ладонью мою ладонь.

– Рюмочки обычно разговаривают с тобой, – с лукавой улыбкой заметила она.

– Погоди, ты – девушка из бара, – смешавшись, произнес я.

– Разве? – ухмыльнулась она.

Она перегнулась через стойку и прижалась щекою к моей щеке, ее губы оказались у самого моего уха:

– Спроси, какой мой самый любимый фильм, – шепнула она.

Повернув голову, я неловко ткнулся носом ей в щеку. От нее по-прежнему пахло чем-то вроде шоколада. Но это уж совсем ни в какие ворота! Кто-то постучал в дверь бара, она тут же подалась назад и закрутила головой во все стороны. Грохот в дверь не смолкал, и она отвлеклась.

– Погоди! Не уходи. Скажи хотя бы, как тебя зовут, – взмолился я.

Она отступала назад все дальше и дальше, а я глаз не сводил с ее лица, запоминая каждую его черточку: карие глаза, густые темно-каштановые волосы, полные губы сердечком, на каждой щеке по ямочке.

Именно так выглядела девушка из бара. Но у этой были такие же глаза и такой же голос, что и у МОЕЙ девушки. Что, черт побери, происходит? Бум-бум-бум.

– Пожалуйста, скажи, как тебя зовут! – завопил я ей вслед.

Разом вскочил, проснувшись от громыханья в дверь и от стука собственного сердца в ушах: я будто марафон пробежал. Прошелся пятерней по волосам и хлопнулся обратно на спину, силясь припомнить, что мне только-только снилось. Казалось, вот-вот и вспомню, оно там, на краешке сознания засело, только ухватить никак не удавалось. Было в том сне нечто важное, что мне следовало вспомнить. Закрыв глаза, я попытался вызвать сон снова. Тишина длилась две секунды, а потом кто-то опять заколотил во входную дверь и спутал мои мысли.

– ДА УЙМИСЬ ТЫ, ИДИОТ! – выкрикнул я, обращаясь к непрерывному громыханью, раздраженный тем, что так и не сумел ничего вспомнить.

О, Иисусе милостивый, больше я совсем не буду пить.

Всякий раз, как выпью, так сны снятся – чудней некуда. Черт, почему я этот не могу вспомнить? Рядом лежала подушка, я поднял ее и закрыл ею уши, пытаясь заглушить грохот: кто-то пинал дверь ногами.

– Открывай, козлодуй! – донесся приглушенный выкрик Дрю, вновь взявшегося колотить по двери кулаком. Я понял: если не встану, он так и будет грохотать, и тогда мне придется его убить.

Я сел в постели (грохот продолжался), потом сердито отшвырнул одеяло и с закрытыми глазами пошлепал через весь дом к входной двери. Коробки со всяким барахлом так и стояли повсюду, мне еще предстояло их распаковать, а потому я сердито пинал те, что попадались по пути. Удалось добраться до двери, не поломав себе ничего, я распахнул ее и гневно рявкнул.

– Офигел, чел, полегче, не так грозно! – ответил на мое «приветствие» Дрю, отодвигая меня плечом и проходя в дом. На нем была одна из его футболок с надписью (клянусь, у этого парня их никак не меньше двухсот пятидесяти). Сегодняшняя гласила: «Нынче я выдохся».

– Как же, заходи, Дрон, – пробормотал я себе под нос, с силой захлопнул дверь и пошел за ним в комнату. – Ты перебил мне отличный сон. То есть я думаю, что это было круто, хотя по твоей милости подробностей вспомнить не могу.

– Ха…Уж не снилась ли тебе аппетитная барменша, по которой ты вчера весь вечер слюной исходил? – гоготнул Дрю.

– Очень смешно, – невозмутимо отозвался я, оперся о дверной косяк и скрестил руки на груди.

– И не думал шутить, чел. Ее блондинистая подружка поинтересовалась у меня, откуда это тебя в бар занесло. После того, как ты фиганул пиво себе за пазуху вместо рта, который широко разинул, вперившись взглядом в аппетитную попку барменши.

Ого, и впрямь – вечерок для меня был не из лучших.

– Может, мне стоит пойти туда и извиниться перед…

Черт, никак не мог вспомнить… Как ее…

– А-а, перед еще одной девчушкой, имени которой ты не узнал, – закончил за меня Дрю. – По крайности, на сей раз мы знаем, где она работает. Ну и бардак же у тебя тут! – воскликнул он, распихивая ногами коробки, чтобы расчистить себе путь к кушетке.

– Ты пришел сюда, только чтоб уесть меня или для столь раннего утреннего визита есть причина?

– Раннего? Уже половина первого, дубак. У нас же сегодня в час вводная, – сообщил он, отпихнул в сторону коробку с книгами и плюхнулся на кушетку.

– БЛИН! Кроме шуток? – заорал я и бросился на кухню, петляя меж коробок. Точно: часы на микроволновке показывали 12:34. Вот черт! Не хватало еще опоздать на вводную беседу на новом заводе. Я подтянул низ футболки к носу, принюхался и отпрянул, сморщившись: несло перегаром, как от взорванного спиртзавода.

Метнулся бегом в ванную, быстрее быстрого окатился под душем, мигом натянул толстовку с длинными рукавами и джинсы. Дрю наплевал на все светофоры и ограничения скорости, и мы успели добраться до Батлеровского автозавода с пятью минутами в запасе.

По воскресеньям завод не работал, так что единственными людьми, оказавшимися там сегодня, была наша небольшая группка переведенных. Было нас человек двадцать, тех, кого перевели с разных заводов со всех Соединенных Штатов и кому завтра предстояло выйти на работу. В принципе, все заводы устроены одинаково, так что нам не нужно было постигать, как делать свою работу или еще что. Предстояло просто заполнить все бумажки для отдела кадров да посмотреть малость видеофильмов об истории компании и о том, как себя вести, чтобы избежать обвинений коллег в сексуальных домогательствах. Последнее нам всегда нравилось больше всего. Эту самую киношку, записанную еще в 1970-е, крутили уже три десятка лет, изображение там шло под порномузыку. Если собрать в одном помещении кучку шумных работяг и пустить пленку с записью фильма о чиновнике в парадном костюме, который кладет руку на задок своей секретарши, то выйдет полная анархия, леди и джентльмены!