– Хочешь еще выпить? Может, в пиво-понг сыграем или еще во что-нибудь?

Мне хотелось одного: завернуть мою дурацкую девственность во что-нибудь красивое и с поклоном с ней распрощаться. А может, сунуть в подарочный пакет «От Скромняшки» и вручить ему в подарок, приложив какую-нибудь миленькую карточку с надписью: «Спасибо, что ты такой, какой есть! Прими эту безделушку-девственность в знак моей искренней признательности!»

– Конечно, – ответила я, пожав плечами как можно безразличнее. Наверное, все же лучше немного из себя недотрогу построить и поломаться. Нельзя казаться чересчур доступной.

– О боже, не замирай, – выдохнула я, когда он прокладывал поцелуями тропку на моей шее и неловко возился с пуговицей у меня на джинсах. После пяти партий в пиво-понг и нескольких часов смеха и разговоров, когда я была прижата к нему настолько, что скоро стало совсем невмоготу сдерживаться и не трогать, я забыла, что значит «недотрога». С бесшабашностью, обрести которую я смогла только после обильных возлияний спиртного, я, проиграв последнюю партию, обхватила его за шею, притянула к себе и поцеловала. На глазах у всего народа, еще остававшегося на пирушке. Схватив за руку, я потащила его по коридору и затолкала в первую же комнату, что нам попалась. Оставалось лишь надеяться, что Лиз окажется где-то поблизости и как-то подбодрит меня или подскажет в последний момент, что мне предстоит делать. Но моя подружка исчезла после того, как я во всеуслышание объявила, будто ближе к ночи она покажет мастер-класс своей испытанной в лесбийских ласках ручищей.

Едва мы оказались в темной комнате, как тут же накинулись друг на друга: смачные, пьяные засосы, руки, шарящие по всем местам, дурацкая мебель, к которой мы липли, со смехом пробираясь к кровати. Я наткнулась на нечто, лежавшее на полу (могло быть, а могло и не быть человеком), и упала навзничь (по счастью, на кровать), потащив за собою и парня. Он совершил жесткую посадку на меня: я чуть не лопнула.

– Ззвини. Ты в-пряде? – едва проворочал он языком и приподнялся на руках, избавив меня от части своего веса.

– Ага, в норме, – выдавила я из себя. – А теперь – раздевайся.

Я настолько опьянела, что глупо хихикала, когда он сполз с меня, а потом стащил с себя брюки и трусы-боксеры. В окно спальни лился лунный свет, вполне достаточный для того, чтоб мне было видно, что он делает. Хотя под воздействием гулявшего в моих жилах алкоголя парень виделся мне кем-то вроде кружащегося всадника с копьем наперевес. Стянув с себя все до самых лодыжек, не сгибая колен, он поднялся во весь рост и снова пошаркал к кровати. Хорошо еще, что микроскопическая часть моего мозга, не поддавшаяся пиву и текиле, напоминала: смех над мужчиной, который снял с себя штаны, до добра не доведет. Но ведь это было так забавно! Спасибо DVD, членов я и прежде навидалась – только не в натуральном цвете и не в двух футах[9] от собственного тела. А его стоял торчком и целил прямо в меня. Клянусь, в голове у меня было слышно, как он говорит, рыча: «Все наверх, дружочек! На абордаж! Вон она, замечательная и роскошная пипка, сама на нас идет…» Пенисы говорят, как пираты, когда я пьяная. Может, еще оттого, что Лиз называет их змиями одноглазыми. И пираты носят повязки на одном глазу, и у них только один глаз, и… о, помогите, капитан Пенискрюк подбирается ближе.

Наверное, я в фокус попала.

Парень забрался на меня и стал целовать, а его озорник уперся мне в ногу. На этот раз я таки рассмеялась: оторвала свои губы от его рта и хихикала, пока всхлипывать не начала. Надо же было так напиться! Лежу и думаю, как я до своей комнаты доберусь, а тут какой-то член в бедро тычется в непонятной спальне, где на полу, может, лежит, а может, и не лежит мертвец… Ну как не подавиться смехом? На мои судороги смеха парень внимания не обращал: склонил себе голову и целует меня в шею. И… Го-о-о-о-сс-поди… если возбуждение не выбило из меня весь хмель. По телу прошла горячая волна, и стало так приятно.

– Оооооа… дааааааа, – стонала я в голос, поражая саму себя. Откуда только все взялось? Оказалось, что я на самом деле вывожу голосом те самые слова, что плескались в моем опоенном мозгу.

Губы его добрались до места прямо у меня за ухом, и, когда он слегка провел там языком по коже, меня пронзил прежде неведомый жгучий трепет и разлился прямо между ног. Мои руки вцепились парню в волосы и держали, держали его голову на том самом месте. Признаться, я и не думала вовсе, что эта ночь будет хоть чем-то приятной. Только и забот было, что расстаться с ненавистной девственностью. Но чтобы еще и удовольствие ощутить – такой блаженной малости я и не ждала. Провозившись несколько минут с моими джинсами, он в конце концов расстегнул и рывком стянул их с моих ног, прихватив и нижнее белье. Его руки скользнули вверх по бокам, таща за собой блузку, пока та не снялась через голову и не была отброшена куда-то в направлении моих джинсов. Градуса в моей крови хватило еще на то, чтобы снять бюстгальтер и швырнуть его куда-то в сторону. Звук стукнувшейся о стену материи отозвался у меня в сознании четким пониманием: вот теперь я лежу в постели совсем голая, а у меня меж ног стоит на коленках парень и внимательно разглядывает.

О, боже мой. Это действительно происходит. Я голая перед каким-то парнем. Я действительно вот-вот сделаю это?

– Господи, какая же ты красивая.

Да! Ответ один: да! Если он и дальше будет говорить мне такое, то может хоть в ухо совать.

Он шарил взглядом по всему моему телу, потом рывком стянул с себя футболку и швырнул ее куда-то через всю комнату. Мои руки сами собой потянулись к его груди, чтоб я могла касаться его, когда он навалился на меня сверху. Грудь у него была твердой, а кожа – гладкой. Я перетрогала на нем все, до чего могла дотянуться. Обвила руками его шею, притянула к себе и поцеловала. На вкус он отдавал текилой и солнцем. Хоть мы и были пьяны, его поцелуи доставляли мне удовольствие. Теперь, когда мы оба, обнаженные, лежали в постели, то больше не целовались неистово и с остервенением, а касались друг друга губами так нежно и сладостно, что я решилась легко выдохнуть прямо ему в рот. Он подтянул вверх мою ногу и уложил ее так, что она обхватила его бедро… тут я почувствовала головку настырного конца прямо у врат моей невинности.

О черт, вот оно. Это действительно происходит. И зачем это я говорю сама с собой, когда язык мой торчит во рту у другого, а этот другой вот-вот всадит в меня свой конец?

О… мой… бог…

Хоть я и была тогда пьяна, а все равно помню, что случилось после этого. И двух секунд не прошло, как он был уже во мне, и я помахала ручкой своей девственности. Хотелось, чтобы это длилось вечно. Клянусь, я видела звезды: в ту ночь они вспыхивали три раза, и это было самое прекрасное, что я пережила в жизни.

Вы что, серьезно? Поверили? Ага, как же! Вы ненароком недавно невинность не теряли? Боль такая, что, мать твою, держись… И уж конечно, никакого изящества… и мерзко. Любая девушка, утверждающая, что во время этого самого события у нее было хоть что-то, отдаленно напоминающее оргазм, – просто очередной врущий мешок дерьма. Звезды я видела, но только те, что у меня из глаз сыпались, когда я веки, словно зубы, стискивала в ожидании, когда же это кончится.

Только давайте уж тут будем честны: в точности так я и представляла себе, как это будет. Не вина парня, что и похвастать перед Лиз было особо нечем. Он был мил и нежен со мной, как только мог, если принять во внимание количество спиртного, потребленного нами в тот вечер. Оба мы были не в лучшей форме, и я отдала свою девственность парню, имени которого не удосужилась узнать, поскольку не желала ни на что отвлекаться: времени поддерживать отношения или «любовь крутить» у меня не было. Теперь, когда состояние моей девственности перестало быть помехой, я могла бы побольше сосредоточиться на учебе и карьере. А Лиз перестала бы относиться к каждой пирушке, на которую мы отправлялись, как к походу на мясной рынок или конюшню. Это полностью соответствовало моим планам. То есть до тех пор, пока месячные у меня не задержались на неделю. И пока я не заметила, как умяла целый батон хлеба и семь палочек копченого сыра, сидя за кухонным столом, упершись взглядом в календарь. Сидела и жалела, что в начальной школе не уделяла побольше внимания арифметике, потому как, блин, правильно посчитать срок у меня совсем не получалось.