— Что пользы в дарах богов, если никто не обращает на них внимания?
— Разве я не восхитился тобой?
Антония смущенно опустила глаза, улыбнулась и протянула руки, чтобы обнять Вителлия. Но он отстранил ее.
— Не здесь! — твердо произнес Вителлий.
— Где же?
— На мосту Мульвия, быть может? — чуть поколебавшись, сказал Вителлий.
— Хорошо!
— На следующий день после триумфального шествия, в первый вечерний час.
— В первый вечерний час, — повторила Антония, — ты непременно придешь!
«Близость с женой претора Домиция не может принести мне ничего, кроме пользы», — подумал Вителлий.
О триумфальном шествии было объявлено еще за два месяца до него. Последний раз подобное событие произошло четыре года назад. Тогда Нерон с триумфом провел через Рим захваченного в плен армянского короля Тиридата, его двор и три тысячи всадников. Веспасиан, новый император и отец отечества, мог праздновать тройной триумф. Сам он покорил бóльшую часть Палестины, Тит, старший его сын, взял штурмом и разрушил Иерусалим, а младший сын, Домициан, усмирил германцев и галлов. Достаточный повод для римского сената, чтобы позволить каждому из них отметить свой триумф. Для римского же народа — долгожданная возможность снова попраздновать.
Поскольку улицы, по которым проходило триумфальное шествие, не могли вместить миллионную армию зрителей, Веспасиан приказал открыть театры и арены цирков, чтобы насладиться зрелищем могли сотни тысяч сидящих на трибунах зрителей. В ряде театров, для того чтобы шествие могло пройти через них, пришлось расширить входные ворота.
Вителлий наблюдал за зрелищем, сидя среди многочисленных почетных гостей в театре Марцелла, восемьдесят лет назад построенном божественным Августом в честь его любимого племянника и приемного сына. Рядом с ним сидел Плиний со своей овдовевшей сестрой Плинией и ее девятилетним сыном. Места вокруг были заняты сенаторами и высшими государственными чиновниками. Настроение у всех было приподнятым.
Победоносные легионы были еще ночью выстроены у городских ворот вблизи храма Изиды. На рассвете Веспасиан и оба его сына, увенчанные лавровыми венками и одетые в пурпурные тоги триумфаторов, появились в зале Октавия. Сенаторы заняли места на трибунах, а героев ждали три кресла из полированной слоновой кости.
Как только они заняли места, легионеры с оглушительными приветственными криками бросились к своим полководцам, окружив их плотным кольцом. На голове у каждого по-праздничному одетого воина тоже был лавровый венок. Императору с трудом удалось утихомирить легионеров, а затем Веспасиан, Тит и Домициан совместно прочли молитву, благодаря Марса и Юпитера за дарованную победу.
Легионеры тем временем выстроились для триумфального шествия. Они толкали роскошные колесницы, тащили носилки, вели вьючных животных и даже катили установленные на катки морские суда — и все это было нагружено добычей, захваченной в победоносных походах. Литавры отбивали ритм, тромбоны подавали сигналы команд. Триумфальное шествие двинулось в путь, целью которого был храм Юпитера Капитолийского.
Когда шествие достигло театра Марцелла, зрители разразились овациями. С трибун на приветственно машущих легионеров сыпались цветы и пестрые платочки.
— Можно подумать, — со счастливой улыбкой проговорил Плиний, — что победы свои они одержали без боя, а ведь я по собственному опыту знаю, скольких жертв потребовало покорение Иудеи.
Вителлий кивнул.
— В час триумфа все это забывается. Сколько раз во время боя я говорил себе, что если останусь жив, то покончу со всем этим и навсегда уйду с арены. А потом слышишь рев трибун и аплодисменты и словно растешь, как цветочный нектар впитывая в себя овации, — и все обещания оказываются забыты.
— Дядя, а что они несут на плечах? — спросил маленький Плиний, указывая на тюки, которые проносили мимо них легионеры.
— Это бесценные ткани, окрашенные редчайшими сортами пурпура, — ответил его дядя. — Одежды из такой ткани носят только император и правители разных стран.
Солдаты следующих рядов несли драгоценную посуду и украшения из усыпанной самоцветами слоновой кости. На носилках покачивались большие, выше человеческого роста, статуи чужеземных богов. С восторгом и изумлением разглядывали зрители установленные на платформах гигантские стеллы, на которых яркими красками изображены были сцены войны. Пронзаемые копьями враги. Сдающиеся в плен иудейские воины. Городские стены, рушащиеся под ударами римских таранов. Римляне, которые, взяв город штурмом, устраивают врагу кровавую баню. Подожженный факелами чужестранный храм. И за каждым таким изображением следовал либо отряд победителей-римлян, либо толпа пленников.
— Погляди, — продолжал восторгаться Плиний, — это трофеи, захваченные Титом в Иерусалиме, в разрушенном им храме. Этот стол из чистого золота весит много талантов*. Или взгляни на подсвечник, похожий на колонну с выступающими, подобно остриям трезубца, тонкими ветвями. На ветвях размещается семь светильников. Число семь считается у иудеев священным.
Семьсот пленников, отобранных, судя по всему, за силу или красоту, шли перед триумфаторами. Пестрые одежды скрывали кровоподтеки и раны на их телах.
— Хитер Веспасиан, — заметил Плиний. — Он вывел сюда только самых крепких мужчин и самых красивых женщин. Римляне должны поверить, что лучших рабов не найдется во всей империи. Это, естественно, поднимет их цену, и денежки за проданных рабов потекут в императорскую казну.
— Какие чудесные темные волосы у этих рабынь, — восхищенно проговорила Плиния, — а какая гордая походка! Я думаю, продать их Веспасиану не составит труда.
— Конечно, — ответил ее брат. — А ты что на это скажешь, Вителлий?
Вителлий пристально смотрел на шедших навстречу туманному будущему рабов. Мысли его вернулись на двадцать лет назад, в прошлое, когда он любил еврейскую девушку, такую же как те, что сейчас проходили перед ним. Многое изменилось с тех пор. Жалкий лудильщик превратился в одного из самых видных граждан Рима, робкий юноша — в самоуверенного мужчину, бедняк стал крезом. Деньги, которых тогда ему хватило бы на целый год, он тратил сегодня за один день. Tempora mutantur… Времена меняются!
Как выглядела бы сегодня Ребекка? Как та малышка с темными глазами и грациозной походкой? Чепуха, она ведь тоже стала на двадцать лет старше. Возможно, сейчас она вовсе бы ему не понравилась. Быть может, изменилась не только ее внешность, но и характер. Или, может, эта очаровательная девушка стала в конце концов шлюхой, за деньги обслуживающей всякий похотливый сброд. Да и жива ли она вообще? Ей пришлось строить новую жизнь одной, без всякой поддержки, в чужой стране. Наверное, ей пришлось выйти замуж за первого попавшегося мужчину — что же ей еще оставалось делать? Может быть, у нее уже куча ребятишек с такими же глазами и волосами. О Ребекка…
— Гляди, Вителлий! — схватил соседа за рукав Плиний. — Вот они, наши герои.
Триумфаторы ехали на одноосной колеснице, в которую была впряжена четверка белых лошадей. Император Веспасиан стоял посередине, сильной рукой управляя напуганными криками зрителей животными. По его правую сторону Тит, покоритель Иерусалима, благосклонно приветствовал толпу. Домициан, которому едва исполнилось двадцать лет и который был на двенадцать лет моложе брата, посылал зрителям воздушные поцелуи, на которые толпа отвечала истерическими воплями.
— Слава тебе, Веспасиан! Слава тебе, Тит! Слава тебе, Домициан! — встречал их тысячеголосый хор.
Позади каждого из триумфаторов стоял раб, державший лавровый венец над головой своего господина. Время от времени эти рабы произносили, склонившись к ушам полководцев, слова, которые, согласно древнему обычаю, должны звучать в момент величайшего триумфа. Memento mori!.. Помни о смерти!
Как же долго пришлось дожидаться римлянам такого триумфа! Сейчас каждый из них чувствовал себя победителем, завоевателем, господином всего мира. Забыта была борьба между жалкими претендентами на императорский трон — угрюмым Гальбой, скрягой Оттоном и обжорой Вителлием, забыты чистки, которые каждый из них проводил, уничтожая сторонников своего предшественника. Рим устремлялся, казалось, навстречу новому, лучшему будущему.