Мариамна ответила, не скрывая раздражения:

— Сколько же, по-твоему, должна я оплакивать своего супруга, чтобы не стать жертвой досужих сплетен? Полгода, год или еще дольше? Или, может быть, три года не снимать с себя траурных одежд, подобно Марции, потерявшей сына?

— Нет, нет, клянусь всеми богами Рима, — успокоил Мариамну Тигеллин. — Я принадлежу к стоикам, полагающим, что в нашей жизни нет места случаю. Все предопределено заранее, так что не имеет смысла слишком долго оплакивать ушедших.

— Император также перестал уже оплакивать свою супругу Октавию, хотя со дня ее смерти прошло всего несколько недель, — заметила Мариамна.

Тигеллин не стал, однако, поддерживать разговор на эту тему.

— Его счастье составит Поппея, — сказал он со смехом. — Она беременна и принесет владыке долгожданного наследника.

— Хорошо тому, — не преминула съязвить Мариамна, — у кого достаточно власти, чтобы отправить соперника в далекую Лузитанию…

— Оттон поехал туда по доброй воле, — возразил Тигеллин. — Ему всегда хотелось стать наместником Лузитании. Он, как и прежде, остается близким другом императора.

— В то, что Оттон хотел стать наместником, дорогой Тигеллин, я охотно верю, а вот в то, что он по доброй воле оставил в Риме Поппею, свою жену, равно как и в то, что между императором и его наместником сохраняется прежняя дружба, пусть верит кто-нибудь другой, а я не могу.

Тигеллин рассмеялся.

— За словом в карман лезть тебе не приходится, прекрасная Мариамна. Я уверен, что в этом ты не уступаешь ни одному из мужчин, включая и Ферораса. Как уверен и в том, что тебе недолго оставаться вдовой. Сейчас ты самая желанная для мужчин вдова Рима. Говорят, что многие из них, причем очень видные, уже просили твоей руки.

— Помешать им в этом я не могу, — ответила Мариамна, — но, как видишь, рядом со мной уже сейчас двое красивых и умных мужчин.

Фабий и Вителлий смущенно улыбнулись. Тигеллин же не знал, как лучше прореагировать на эти слова, поскольку в последние дни по Риму ходили слухи, что Мариамна выберет себе в мужья одного из этих мужчин. За Фабия говорил его деловой опыт: у него, несомненно, были все данные, чтобы пойти по стопам банкира и судовладельца Ферораса. Против Вителлия говорило, собственно говоря, почти все: его возраст — он был намного моложе Мариамны, его скудное образование — он умел только лишь читать и писать, его профессия — он был знаменитым гладиатором, кумиром толпы, но при этом ничего не смыслил в делах. Лишь одно говорило за Вителлия: Мариамна любила его. Об этом тоже ходили уже сплетни.

Тигеллин решил сменить тему разговора. Повернувшись к Вителлию, он сказал:

— Завтра в цирке Нерона ты сражаешься со Спикулем. Он пользуется благосклонностью императора.

— Чьей благосклонностью пользуется Спикуль, меня мало интересует, — спокойно ответил Вителлий. — Меня интересует одно — его качества кулачного бойца. Как я слышал, до сих пор он не проиграл еще ни одного боя. Он такой отличный боец или у него такие уж великолепные отношения с императором?

Тигеллин пожал плечами.

— Об этом я не берусь судить. В школе гладиаторов он считается лучшим из бойцов.

— Что ж, стало быть, я побью лучшего! — бросил Вителлий. — Последние недели я непрерывно упражнялся в кулачном бою. Ударом кулака я ломаю доски и разбиваю мешки с песком. Наставник обучил меня новым приемам, которые позволят мне измотать противника.

Тигеллин улыбнулся.

— Да сбудутся твои ожидания!

Поклонившись Мариамне, он вышел, даже не попрощавшись с мужчинами.

— Вонючий конюх! — прошипела Мариамна. — Его статую на Форуме поставили только за то, что он выращивал жеребцов для упряжки колесницы, в которой император выступает на скачках. Император восхищается Тигеллином, потому что тот еще более необуздан и развратен, чем сам Нерон. Тигеллин делил ложе не только с его матерью, но и с сестрой Калигулы Юлией Ливиллой. За это он был отправлен в изгнание, но сумел оттуда вернуться. Сегодня он командует преторианской гвардией, и многие боятся его даже больше, чем императора.

Фабий кивнул.

— Он смог удалить из дворца даже Сенеку. Когда-то доверенное лицо и ближайший советник Нерона, Сенека отправлен в сельское поместье и все свое время уделяет теперь только философии. Никто сейчас не решается произнести хоть слово критики, поскольку у Тигеллина повсюду шпионы. Страшные нам предстоят времена…

Тем временем сцена на залитом золотисто-желтым светом пруду изменилась. Парусная лодка с полным экипажем на борту двигалась по воде медленно, словно ее влекла невидимая рука. Судя по песне, которую пели моряки, все они были греками. Внезапно появился дельфин, на спине которого сидел красивый юноша. Направив дельфина к лодке, он перепрыгнул в нее и повернул суденышко в обратном направлении. Просвещенная публика на берегу пруда с восторгом восприняла это зрелище, представлявшее сцену из известного греческого мифа — избрание Аполлоном своего жреца. Лодка причалила к берегу. Обнаженный юноша с длинными волосами, которые падали ему на плечи, стремительно спрыгнул на землю, увлекая испуганных моряков к своему храму, над которым сразу же появился ароматный дым от горящего в жертвеннике огня.

— Этот Тигеллин — мастер устраивать всяческие празднества, — проворчал Вителлий, а Фабий с явным недовольством воспринял выкрики «Ти-гел-лин! Ти-гел-лин!», прерывавшие аплодисменты зрителей.

— Он хорошо знает, — сказал Фабий, — как и чем можно увлечь римлян. Это самое опасное в нем.

Тем временем представление закончилось. Теперь на позолоченном плоту играла капелла музыкантов, окруженная обнаженными танцовщицами, выставлявшими напоказ все свои прелести. Жаждущие наслаждений женщины перебегали от одного павильона к другому, предлагая себя гостям. На некоторых были маски, и это, учитывая полное отсутствие всякой другой одежды, делало их еще соблазнительнее.

— Ну как, — спросила Мариамна, — неужели вы не жаждете наслаждений? Под этими масками скрываются самые знатные женщины Рима. Возможность позабавиться с женой сенатора или консула выпадает не так уж часто!

Фабий и Вителлий ухмыльнулись.

В этот момент красавица в маске, танцуя, приблизилась к ним и, обняв Фабия, увлекла его за собой. Вителлию стоило немалого труда отделаться от такого приглашения. Когда, делая непристойные жесты, его попытались увести с собой какие-то голые мальчики, Мариамна сказала:

— По-моему, единственный способ избавиться от их назойливости — это самим заняться любовью.

Не дожидаясь ответа, Мариамна приподняла подол платья, протиснула ногу между бедер возлюбленного, а затем, потянув за волосы, заставила его опуститься на скамью.

— Или, может быть, ты стыдишься, — прошептала она, — проявить свою любовь на глазах у всех? Может быть, те маски кажутся тебе привлекательнее?

Вителлий не ответил. Касаясь кончиком языка ее шеи, он уже ощупывал каждый сантиметр прелестного тела. Вскоре гладиатор и думать забыл о предстоящем завтра бое.

Слух о том, что под масками скрываются аристократки, был пущен Тигеллином. В действительности любимец императора нанял пару десятков умных и безупречно красивых женщин, чтобы использовать их в качестве шпионок. Он исходил из вполне разумной предпосылки: где еще, как не в объятиях красивой женщины, может развязаться язык у мужчины? Красавицам поручено было вести разговор так, чтобы речь зашла о политике и, самое главное, об императоре Нероне. По Риму уже ходили слухи о том, что против императора готовится заговор. Нерон, живя в непрестанном страхе, удвоил число телохранителей и появлялся на людях только в сопровождении усиленной охраны.

Для троих гостей красавицы-приманки были подобраны особо. От всех прочих они отличались не только умом и тем, что каждой из них было дано вполне определенное задание. Каждая в точности соответствовала идеалу женщины, сложившемуся у одного из троих мужчин. Мужчинами этими были оратор Гай Кальпурний Пизон, заместитель командующего преторианской гвардией Фений Руф и трибун Субрий Флав.