— Через несколько секунд дрозд уже смотрел на меня, — рассказывал Лунный Диск. — Клюв его приоткрылся, стал приближаться ко мне и… клюнул! Но попал не в меня, а в колючку — я успел спрятаться.

При свете огня Лунный Диск стал показывать, как все было. Изображая птицу, он приближался к пламени, и его гигантская тень ложилась на траву.

— Дрозд клюнул и отдернул голову. Я снова стал танцевать на том же месте. Дрозд снова попытался меня поймать, но я отпрыгнул в сторону. Он снова клюнул колючку и отбил от нее кусочек. Этого-то я и добивался.

Теперь Тоби и Джалам поняли замысел Лунного Диска. Они смотрели на танец маленького друга с нежностью и удивлением. Как он сказал? «Кое-что пришло мне в голову?» Он был очень скромным, их маленький друг. Джалам отвел глаза. Старик был растроган. Лунный Диск спас им жизнь.

— Когда дрозд еще раз клюнул колючку, она сломалась. Дрозд смог расправить крылья и взлететь, пожертвовав несколькими перышками. Дрозд полетел вверх, а я — дальше вниз. К счастью, моя повязка зацепилась за колючку, и я уцелел.

Лунный Диск спокойно сел у костра.

Лагерь друзья разбили, не без труда отыскав сухой клочок земли. Колючие заросли остались далеко позади. Лунный Диск впервые рассказал о своем подвиге.

— Да, я оказался в нужную минуту в нужном месте, — повторил мальчик.

Джалам внес поправку:

— Ты оказался в трудную минуту в трудном месте, юноша. И оказался большим молодцом!

На следующий день начался потоп. Полил теплый дождь, капли были величиной с дом.

— Вот и хорошо, — сказал Джалам. — Я ждал этого дня.

Он взял сарбакан и стал ударять им по длинным стеблям травы, которые их окружали. Ударив по стеблю, он прикладывал к нему ухо, слушая, как тот отзывается. Наконец он выбрал подходящий и достал небольшой нож из твердого дерева, который носил на поясе.

— Уложите-ка вот этот, — сказал он мальчикам.

Они послушно взяли нож и срезали стебель. Он рухнул со свистом. Зеленые стебли срезали редко, и дело это было очень ответственное. В таких случаях на равнине говорили, что нужно «уложить» траву. Для обыденных нужд племени хватало сухой травы, но изредка люди нуждались в живых стеблях. Из них в первую очередь делали лодки.

Друзья работали под проливным дождем два дня и соорудили добротную зеленую лодку. Она была чуть ли не в сантиметр длиной. Свежий стебель делал ее устойчивой и плавучей. Путешественники управляли лодкой с помощью двух длинных шестов.

Вода между тем продолжала подниматься.

Ни для кого не было секретом, что осенью равнина превращается в лес, стоящий в воде.

Путешествие по затопленному лесу продолжалось не одну неделю. Тоби казалось, что время замедлило ход. День за днем лодка скользила между зелеными стволами. На носу судна они устроили небольшой шалаш; в нем спал один из путешественников, пока двое других, упираясь шестами, толкали судно вперед. Дождь лил не переставая.

Тоби любил путешествовать по воде.

Ему нравилось медленное течение времени, размеренная и однообразная жизнь на лодке, дни, почти не отличимые друг от друга. Волосы и одежда никогда не просыхали. Капли дождя звонко ударялись о поверхность болота, а затем расходились кругами, сплетаясь в причудливую паутину.

По утрам, еще до рассвета, пока мальчики спали, Джалам купался в ледяной воде. Тоби, приоткрыв глаза, иной раз видел, как он вылезал из воды в ноябрьский холод и заворачивался в свой длинный плащ. Потом отвязывал лодку, начинал работать шестом и, если видел, что Тоби проснулся, предлагал ему выпить чашку горячей воды.

Джалам внимательно проживал каждую минуту своего последнего путешествия.

По вечерам Тоби разводил костерок на какой-нибудь кочке и стряпал по пояс в воде.

В остальное время не происходило ровным счетом ничего. Однако Тоби хватало движения лодки вперед, доносящихся издалека лягушачьих концертов, журчания воды, проплывающего мимо травяного леса.

За долгие, растянувшиеся по воде недели Тоби начал по-новому слышать голос своих воспоминаний. Словно осенние дожди смыли с памяти запорошившую ее пыль.

Поначалу Тоби почувствовал, будто в его сердце зашевелился черный ком. Очнулись живыми и невредимыми кошмары, мучившие его на Дереве. Его бегство, страх. Он снова бежал, прыгая с ветки на ветку, гонимый несправедливостью своего народа. Он снова был в аду тюрьмы Гнобль. Снова переживал все, что покинул, уйдя к Травяному Племени.

Но мало-помалу чистая дождевая вода смыла черноту, и все, что ему предстояло вернуть, засияло несказанной красотой.

Он вновь увидел родителей — Сима и Майю. Они улыбались ему из сгущавшейся над лодкой болотной тьмы. А их голоса… Тоби боялся, что позабыл их, но голоса тоже вернулись и иногда говорили с ним шепотом.

В такие минуты он словно чувствовал прикосновение их губ к своему уху. Тоби закрывал глаза и осторожно вытягивал руки — в надежде коснуться шелкового шарфа матери и по нему, как по веревочной лестнице, добраться до ее щек, волос…

Ловил же только воздух, влажный воздух дождливого дня. Но это его не огорчало: он был счастлив, ощущая ее близость.

Тоби пытался представить, что сейчас происходит с родителями. Они по-прежнему находились в лапах Джо Мича. Дождутся ли возвращения сына? Открыл ли Сим своим врагам секрет Балейны, который может стать для Дерева смертельным?

Воображение юного путешественника тревожил еще один призрак.

Только он укладывался в шалаше на отдых, как чувствовал прикосновение чьей-то руки к своей ладони.

— Подожди, — бормотал он во сне. — Подожди меня, я еще сплю. Мне нужно набраться сил.

Ему казалось, что рука тянет его за собой, пытается увести. Она была очень настойчивой, эта рука.

— Не сейчас, — отвечал Тоби. — Мне нужно закончить путешествие.

Но он не противился этому приглашению — оно было ему приятно. Сонный голос звучал ласково и, ободренная его лаской, рука не спешила исчезать.

— Я непременно приду, обещаю. Только дай мне время добраться до Дерева.

Тоби просыпался, назвав призрак по имени:

— Элиза.

И понимал, что высунул руку из шалаша и ее ласкает дождь. Приглашение исходило от капель. Тоби вздыхал, встряхивал руку, но не убирал, чтобы как можно дольше ощущать прикосновение дождевых пальцев Элизы.

Однажды Тоби вновь попытался заговорить со старым Джаламом об Изе. В этот момент они оба старательно налегали на шесты.

— Я рассказал тебе все, что знаю, — ответил Джалам. — Она жила с нами среди травяного леса, но в один прекрасный день исчезла. Ушла. Больше я ничего не знаю.

— Но вы начали мне рассказывать…

— Больше я ничего не знаю.

Тоби не мог так легко отступить, он хотел понять.

— Но… — начал он.

Лицо Джалама стало непроницаемым.

— Больше я ничего не знаю, Ветка.

В колючих зарослях Джалам заговорил только потому, что готовился к смерти. Но вместе с надеждой на жизнь к старику вернулась и его замкнутость. Лучше бы он сохранил открытость последних минут навсегда…

Однако Джалам захлопнул дверь своих воспоминаний.

Дверь…

За годы, проведенные Тоби на равнине, он ни разу не видел ни одной двери. Колоски всегда стояли настежь открытыми. Тоби забыл, что на равнине, впрочем, как и повсюду, двери, существующие только в голове, можно закрыть одним неловким движением и закрыть навсегда.

Джалам молчал. Тоби, держась обеими руками за длинный шест, отталкивался. И размышлял.

У Травяного Племени много тайн и страхов.

У Илайи, старшей сестры Лунного Диска, в глубине глаз множество дверей, запертых на все замки. Тоби никогда не пытался их открыть. Он держался в стороне от ее тайн, просто радуясь, что у него такая заботливая подруга.