Элизе казалось, что к ней благоволит даже ветер, который дул в спину и помогал быстрее спускаться к Нижним Ветвям. Съехав по туннелю-соломинке, она очутилась на изъеденной долгоносиками ветке и поспешно скрылась в зарослях лишайника.

Весна еще не одолела сопротивление зимы. Холод и лежавший повсюду снег не давали девушке остановиться и передохнуть.

Время от времени навстречу попадались бесприютные бродяги с голодным взглядом, к счастью, ее они не трогали. Элиза миновала несколько разоренных селений. Они выглядели обезлюдевшими, но на самом деле под развалинами и в трещинах коры прятались целые семьи. Из укрытий за ней наблюдало множество глаз, а Элиза ускоряла шаг, торопясь вернуться на берега родного озера, хранившего чистоту и природную первозданность.

Но один раз она задержалась — возле уховертки, которая оберегала свою кладку. Несомненно, это была самка, поскольку самцы не выносят зимних холодов. Девушка знала, что уховертки — нежнейшие матери. Однажды весной неподалеку от дома Элизы поселилась точно такая же со своим выводком. Иза Ли каждый день их подкармливала, а ее маленькая дочка, опасаясь грозных жвал огромных насекомых, крепко вцеплялась в материнскую юбку. Постепенно Иза научила ее не бояться. Мудрое доверие к миру и сострадание к живым существам она передавала дочери не с помощью наставлений, а собственным примером, повседневными заботами обо всех вокруг. Временами Элиза жалела, что мама так мало с ней разговаривала. Но она уже тогда понимала, что доверие и ласка драгоценнее любых объяснений.

Теперь ей так хотелось обнять маму! И она спешила туда, где они расстались, к ферме Ассельдоров на границе с Нижними Ветвями. Элиза не сомневалась, что найдет маму именно там.

Девушка почти не спала, бежала и днем, и ночью. Тоби тоже проделал весь этот долгий путь бегом, когда люди Джо Мича схватили его родителей. И Элизе казалось, что она идет по свежему следу маленького изгнанника.

Всю зиму Элизу поддерживали только редкие встречи с Нильсом Аменом. Арбайенн каждый раз произносил одни и те же слова:

— К вам посетитель!

И уходя, неизменно бросал на Нильса неприязненный недоверчивый взгляд. А Элиза, напротив, словно в отместку Арбайенну, проникалась к молодому дровосеку все большей симпатией.

Гость начинал беседу с нравоучений и уговоров — их девушка пропускала мимо ушей. Рассказывал, какой честный и порядочный человек Лео Блю, как отважно он сражается с Облезлыми, злым народом, убившим его отца. Уверял:

— Вам следует познакомиться с ним поближе. Честно говоря, поначалу я и сам был о нем невысокого мнения. Но теперь мы так подружились…

Элиза с нетерпением ждала, когда же начнутся иносказания, упоминания о прошлом — ясные для нее, но скрытые ото всех остальных. Нильс вплетал их в свою речь незаметно. К примеру, вот так:

— Пока что вы пленница, одинокая, оставленная всеми посреди суровой зимы. Вас согревают лишь воспоминания. Вы постоянно одна. Но есть человек, способный вас освободить, растопить лед вокруг, увести вас на берег большого озера, где вы танцевали в детстве.

Да, он часто заговаривал об озере, и тогда Элиза словно слышала голос Тоби. В такие минуты ей хотелось посмотреть на Нильса, поблагодарить его хотя бы взглядом, но она сдерживалась и по-прежнему стояла, отвернувшись к стене и закрыв глаза.

Слова друга помогали ей представить лицо любимого особенно отчетливо.

Ночью, совсем обессилев, девушка добралась до котловины Джо Мича. Она знала, сколько опасностей ее здесь подстерегает, и все-таки упорно шла вперед, надеясь обогнать преследователей и миновать ферму раньше, чем весть о ее побеге достигнет ушей здешних обитателей.

Элиза знала: останавливаться нельзя. Но ее одолела усталость. Ноги не слушались. А ей так хотелось уйти от котловины как можно дальше, пока не рассвело! На заре колени у нее подогнулись, голова закружилась, и несчастная Элиза упала без сознания, закатившись, по счастью, в трещину в коре.

Через несколько часов ее разбудил странный топот. Солнце давно взошло. Приподнявшись на локтях, Элиза выглянула наружу, посмотреть, кто идет по узкой тропе, где с ней недавно случился обморок. Это были… рыжие муравьи!

Они двигались очень медленно, тащили что-то вроде большого шара. Элиза догадалась, что это клетка-ловушка. Охотники зарывали такие в мох, чтобы поймать тлю. Как только насекомое попадало внутрь, дверцы резко захлопывались.

Муравьям удалось вытащить ловушку вместе с добычей. Теперь они тащили находку в муравейник, чтобы там разломать прутья клетки и насладиться ее содержимым вместе с остальными. К рыжим муравьям, готовым кусать и пожирать всех и вся, Элиза не испытывала ни капли симпатии. Мало кого она боялась сильнее. Девушка хотела было спрятаться обратно, чтобы муравьиная процессия ее не заметила, но внезапно клетка зацепилась за сучок, и носильщики остановились, тщетно пытаясь сдвинуть ее с места. Они переговаривались между собой на муравьином языке — дружелюбно щекотали друг друга усиками.

Любопытство заставило Элизу задержаться у края трещины.

И тут она разглядела, кто попался в ловушку. От ужаса сердце забилось так часто, что ей даже пришлось зажать рукой рот, чтобы не закричать: в клетке сидела не тля, не блоха, не личинка, а девочка лет пятнадцати с огромными глазами, в которых застыл безумный, невероятный страх.

Муравьям никак не удавалось перетащить неудобную ношу через колдобину, от нетерпения и недовольства они противно стучали лапками. Элиза не стала медлить и раздумывать: она выскочила из своего убежища, со всех ног бросилась к клетке и взобралась на нее так стремительно, что муравьи не успели понять, откуда она взялась. В руках у девушки была длинная тростинка, и она размахивала ею во все стороны.

Пленница не вскрикнула, не пошевелилась, только испуганно смотрела на Элизу.

— Я спасу тебя, — пообещала та.

Ее окружило с десяток муравьев, насекомые подбирались все ближе. Элиза с воплем огрела самого крупного по голове. Оглушенный, он рухнул на кору. Другого Элиза пнула изо всех сил, и тот, скатившись с ветки, увлек за собой еще двух.

Девочка даже не попыталась ей помочь, хотя прутья клетки защищали ее надежнее, чем жалкая тростинка отважную спасительницу, всерьез рисковавшую жизнью.

Элиза без устали размахивала копьем, однако врагов было слишком много, и они неумолимо надвигались со всех сторон. Она отбрасывала двух, а на их месте возникали еще четверо…

Бой затягивался, и девушка поняла, что муравьиного полчища ей не одолеть. В отчаянии она ткнула тростинкой в очередного муравья, но промахнулась, а ее копье переломилось о прочный прут ловушки. Усталая, обессилевшая Элиза оказалась безоружной среди безжалостных рыжих убийц.

С мольбой подняла она глаза к небу и подумала об отце. Никогда прежде Элиза не решалась представить себе его лицо, даже вспомнить имя, а тут вдруг впервые из глубин памяти всплыл его смех, ласковый, веселый…

Об отце она ничего не знала, мама никогда о нем не рассказывала.

Но сейчас Элиза отчетливо услышала радостный отцовский смех и решила, что умерла.

Девушка стояла, запрокинув голову и зажмурившись. Открыв глаза, она увидела, что на нее сверху падает что-то огромное, зеленое, жуткое… Послышался свист, будто воздух рассек удар клинка. Неведомое существо едва задело Элизу, а вот муравьям досталось: одного оно с треском перекусило пополам, другому оторвало голову. Спастись от могучего чудовища не удавалось никому, муравьи гибли, не успевая опомниться. Через мгновение рыжая армия обратилась в бегство.

Элиза поняла, что на муравьев напал богомол, самое невозмутимое и жестокое насекомое Дерева. Самка богомола способна одолеть любого противника, если тот, конечно, не намного больше ее. Сейчас огромной лапой она поймала убегающего муравья и вспорола ему брюхо. Пожирая добычу, случайно толкнула клетку, и та покатилась.