Прошлой зимой они с Лунным Диском и Илайей путешествовали так целую неделю. Ловили личинок стрекозы на замерзших болотах.

Хорошее воспоминание! Светило яркое солнце, сверкал снег на равнине. Они скользили на дощечках по белому сказочному царству. Просидев большую часть зимы безвылазно в колосках, они вдруг оказались посреди белоснежного простора.

Лунный Диск вскидывал руки и с криком скатывался с горок. Илайя улыбалась Тоби, помогавшему ей на слишком крутых подъемах.

Зимой, чтобы наловить личинок, на льду разводили костры. Личинки поднимались к дыре, которую протапливал огонь. У стрекоз они маленькие, зеленые и черные. Живут под водой несколько лет. Ловить нужно только молоденьких, они нежнее и слаще.

Тоби вспомнил, как они с Илайей сидели, склонившись над проталиной. Дощечки они оставляли на снегу чуть поодаль. Лунный Диск оставался у костра на другом краю болота. Илайя говорила брату:

— Не ходи за нами.

Тоби достаточно было встретиться с Илайей глазами, чтобы понять, что она имеет в виду: Илайя была влюблена. Тоби должен был это понять. Почему он притворялся, что это его не касается?

Думая сейчас об Илайе, Тоби признавался себе, что хотел снова ощутить то, что пережил когда-то. Обрести с Илайей то, что пытался вычеркнуть из своей памяти навсегда: опущенные ресницы Элизы и ее молчание.

Лунный Диск тихонько к ним подкрадывался, хватал Илайю за ногу, и она шлепалась прямо в снег. Лунный Диск хохотал, Илайя сердито на него кричала.

Издалека их можно было принять за три пылинки рядом со светлячком на ладони.

Тоби очнулся, заслышав приглушенные голоса. Он резко выпрямился в недоумении. Где он? И сразу же вспомнил, что сидит в засаде. Нос у него был ледяным, волосы в снегу.

Охотники уже почти подъехали к повороту. Тоби проскользнул к тому месту, откуда мог сбросить кору.

Прошли первые охотники. Шли они молча. За ними следовали те, что тянули сани. Дорога была узкой, и они двигались впритирку к стене. Тоби увидел сани с ящиками. Дождался, когда они подъедут поближе, и со всей силы ударил ногой по коре.

Хоть бы что!

Не шелохнулась.

Тоби ударил еще раз. Секунда — и будет поздно! Он уже плясал на коре, но без малейшего результата.

Тогда он улегся на навес, наклонился вниз и стал следить за караваном. Его задумка провалилась! Ничего не вышло… Тоби приподнялся, забыв о грозившей ему опасности.

Снег снова повалил крупными хлопьями.

Сквозь снежную пелену Тоби успел заметить, что отверстия для воздуха в ящиках накрепко заделаны. Закрыть их распорядился разъяренный Шершень, чтобы не повторилось происшествие прошлой ночи. Девятерым пленникам приходилось тяжко.

Тоби заметил, что в щель между планками в самом маленьком ящике просунулся палец. Сердце у него защемило от сочувствия и жалости. Но самого худшего он не знал.

Высунувшаяся из деревянного ящика, ледяная от зимнего холода маленькая ручка принадлежала Лунному Диску. Он не скользил на дощечках по заснеженной равнине, не съезжал по склонам навстречу ветру. Он сидел, скрючившись в деревянном ящике, беспокоясь о самочувствии старого Джалама в соседнем.

— Как вы там?

И после молчания получал ответ:

— Держусь.

Лунный Диск услышал глухой звук обвала, раздавшийся далеко позади. Сани остановились. Кто-то отправился посмотреть, что случилось. Снег заскрипел под ногами.

Посланный вернулся и, задыхаясь, сообщил:

— На повороте, который только что миновали, сорвался кусок коры. Обломился под тяжестью снега. Нам здорово повезло.

— Загородил дорогу?

— Да нет. Рухнул мимо.

В былые времена, когда снег одевал ферму Селдор, братья ранним утром выносили сестер на руках за порог, прямо в ночных рубашках. Мая и Мия отбивались. Flo куда им было сладить с братьями! Крепко держа сестричек, те заходили по колено в снег. Ранним зимним утром от разгоряченных молодых тел шел пар.

Зайдя поглубже, братья кидали сестренок в сугроб. Девушки исчезали в толще сугроба чуть ли не с головой, крича, хохоча, колотя руками и ногами.

В былые времена, когда снег одевал ферму Селдор, мать семейства выбегала на порог, сердясь, что в ее доме по-прежнему соблюдается древний варварский обычай. Она приносила нагретые полотенца, растирала дочерей, ругала сыновей.

«Снежные ванны добавляют девочкам послушания», — утверждало вот уже третье поколение Ассельдоров.

Разумеется, обычай, заведенный чудаковатым дедом, был безобидной забавой, но госпожу Ассельдор он ничуть не забавлял.

Раньше, когда снег одевал ферму Селдор, у семьи наступало время праздности. Из подпола доставали окорока кузнечиков и жарили их на вертеле в камине. Пили горячее пиво. Лакомились медовыми пирожными.

В былые времена, когда снег одевал ферму Селдор, в доме играли на музыкальных инструментах возле самых окон… Акустика заснеженного поля была особенной — чистой и таинственной. Лучше всего было играть ночью.

В былые времена, когда снег одевал ферму Селдор, всем хотелось всегда жить так, как жилось в это первое зимнее утро.

Но все переменилось.

Грязный двор, черный снег, истоптанный солдатскими сапогами. Один сарай приспособлен под казарму, другой под — столовую. Громкие команды и окрики. В вольерах, где когда-то держали тлю, теперь содержат людей. Облезлых доставляли сначала на этот перевалочный пункт, а потом везли дальше, во внутренние колонии.

Так выглядела ферма Селдор в это зимнее утро.

— Вольеры пустуют в ожидании следующего каравана.

Лео Блю добрался до Нижних Ветвей прошлой ночью после долгого путешествия по Дереву. Теперь он выслушивал объяснения одного из своих людей.

— Караван что-то запаздывает. Сейчас уже двадцатое декабря, но…

— Помолчи, — оборвал его Лео Блю.

Он рассматривал фасад старинного дома Ассельдоров, вырубленный в коре. Стоял перед ним, не двигаясь. Все вокруг застыли, ожидая, что он скажет. Лео Блю внушал непреодолимый страх.

Все знали его историю. Вернее, историю его отца, которого убили Облезлые на Главной Границе, когда Лео был совсем маленьким. И в душе Лео поселилась жажда мести, ставшая его наваждением.

Увидев, что патрон заинтересовался фермой, Гаррик, начальник гарнизона, отважился дать кое-какие объяснения:

— Дом принадлежит семье Ассельдор. Как вам известно…

— Замолчи, — повторил Лео. — Тебя не спрашивают.

Лео все знал и сам. Когда на ферме разместили казарму, семья жила в этом самом доме. В этот самый дом он приехал за Элизой.

Но теперь он вдруг увидел, как дом причудлив и красив. Покрывающие его шрамы говорили о том, как он стар.

Промелькнула стройная фигурка. Молодая женщина с ведром обогнула дом и поспешно исчезла за дверью.

— Это дочь Ассельдоров. Вы знаете, что…

— Знаю, — отрезал ледяным тоном Лео.

И провел рукой по бумерангу, как всегда, висевшему за спиной. Больше ни один звук не нарушал тишину.

Ассельдоры предпочли остаться в своем доме, хотя все их земли конфисковали. Им предлагали переселиться на другую ферму повыше, но они отказались. Солдаты терпели их присутствие. Семья жила охотой и сбором съедобных растений.

— Нечего им здесь жить, — заявил Лео. — Нечего мешать работам.

— Они не мешают, — подал голос один из солдат. — Они занимались музыкой. Но вот уже год, как Джо Мич запретил им играть.

— Красиво играли?

Солдат не ответил. Не мог же он сказать, что эта музыка вызывала у него слезы…

— Они могут прийти на помощь Облезлым, — предположил Лео Блю. — За ними нужно следить.

— Мы обыскиваем дом каждый вечер и — без предупреждения — три раза в неделю днем.