Но это было позднее. А в тот февральский вечер 1600 года юный Гарвей брел по Падуе, обуреваемый мрачными мыслями.

Только одна среди них была радостная и успокоительная: «Хорошо, что я англичанин! Старая добрая Англия не дает в обиду своих ученых!..»

в старой Англии слышались стоны. Стонали нищие и голодные крестьяне и сельскохозяйственные рабочие, стонали от бандитов и грабителей горожане и помещики. И в самом королевском дворце было неспокойно: никакие указы и законы не могли избавить страну от позорного бича — разбоя «рыцарей» больших и малых дорог.

И еще стонали многочисленные больные и умирающие: смертность достигла больших размеров, а невежественные лекари были совершенно бессильны в борьбе с ней.

Что касается ученых, то их, в сущности, не за что было «обижать» — среди них почти не было ни вольнодумцев, ни нарушителей «официальной» науки, некого было обвинять в «ереси». Сплошные «доктора грамматики», «созвездие упрямейшего педантического невежества и самомнения, смешанного с деревенской невоспитанностью», как отзывался о них Бруно…

И подумать только, — всего каких-нибудь семьдесят лет назад здесь расцветали радужные надежды! Бурно веселилась старая Англия в царствование Генриха VIII…

Шестнадцатый век. Открытый бунт против Рима — против его вероучений, политических притязаний на мировое господство, против его церковной организации.

Цепкие пальцы католического центра душили народы и правительства, находившиеся в религиозном подчинении у папы. Это «религиозное подчинение», по сути дела, было связано отнюдь не только с религией. Церковь в средние века представляла собой средоточие общественной жизни. В церкви не только молились: в ней обсуждали государственные и политические события, заключали финансовые сделки, хранили важные документы и ценности; часто церковь превращалась в судебный орган. Ни одно важное событие в жизни населения не обходилось без участия служителей церкви.

Монастыри и аббатства владели огромными землями, снаряжали торговые экспедиции в чужие страны. Не случайно многие важные новшества в технике вводились монахами. Монахи, например, первые оценили необходимость измерения времени и поставили часы на колокольнях. Монахи занимались перепиской не только духовных, но и светских книг, вели преподавание во многих школах. Духовенство опекало науки и культуру, тратило кое-какие средства на помощь бездомным, больным, инвалидам.

Церковная организация была строго централизована, авторитет ее устойчив и тверд. Все нити европейской политики сосредоточились в могучем кулаке католического папы. Опека Рима над светскими властями католических государств стесняла их инициативу, тормозила развитие стран.

Между тем исторические пути неуклонно вели развитие государств вперед. Развивалась торговля, рождался капитализм. Молодой буржуазии нужно было развязать себе руки, скованные жестким римским контролем. Она нуждалась в свободе производства, накопления, эксплуатации, в новых научных и технических открытиях.

Зависимость от церкви стала помехой. Политика Рима вызывала открытое противодействие новых классов и государств.

Идея мировой папской монархии безвозвратно погибла. Чем дальше шло экономическое развитие стран, тем больший отпор встречали в них носители этой идеи — представители католического духовенства.

Так начался период религиозной реформации.

В общем все церковные реформы сводились к следующему: между богом и человеком не должно быть посредников, поскольку воля божья изложена в библии и евангелиях; власть папы над душами человеческими — выдумка, противная самой сущности христианской религии; надо упростить религиозные обряды или вовсе уничтожить их, а вместо сложной церковной иерархии ввести простые общины, как в эпоху раннего христианства. Но самую церковную организацию следует сохранить, обеспечив руководство ею за наиболее влиятельной социальной группой.

Идеи реформации в разных странах принимали различные формы, образовались многочисленные течения и направления, иногда резко враждебные друг другу.

В Англии за церковную реформу взялся сам король — Генрих VIII. Он отказался от подчинения Риму; послушный ему парламент в течение 1532–1534 годов провел ряд законодательных актов и в конце концов провозгласил короля главой новой английской церкви, совершенно независимой от католического центра. Духовенство потеряло свой престиж и перестало играть самостоятельную роль в общественной жизни Англии.

В результате реформы король достиг такой власти, какой не пользовался ни один венценосец ни до, ни после него. Король-реформатор задавал тон всей жизни страны.

В старой доброй Англии веселились… Было на что — король конфисковал огромное количество имущества и денег, накопленных католической церковью и монастырями. Было кому: Генрих щедро одарил своих фаворитов. Сам он, веселясь сверх меры, сменил шесть жен; двух из них казнил. Заодно был послан на плаху и королевский канцлер Томас Мор, автор «Утопии», отказавшийся признать короля главой церкви, облеченным неограниченной светской и духовной властью.

Правда, в народе веселье быстро угасло. Генрих нарушил торжественные клятвы и присвоил-таки себе все конфискованное имущество, вплоть до средств, предназначенных на помощь бедным, сиротам, больным. Что касается религиозных идей — они мало в чем изменились. Только в результате всей этой бури церковь из кафедры служителей религии превратилась в кафедру королевской власти. Народ жестоко обманулся в своих ожиданиях, связанных с церковной реформой.

Большинство народных движений в тот период принимало характер оппозиции к официальной религии.

Положение крестьян — основного населения страны, — которое и так было плачевным, в результате реформации еще больше ухудшилось. Помещики и прежде сгоняли крестьян с земли, превращая пашни в пастбища, — это было выгодней: шерсть нарасхват раскупалась растущей ткацкой промышленностью. Теперь крестьян сгоняли и с земель, принадлежавших прежде церквам и монастырям. Бродяжничество и преступность выросли до невиданных размеров. Правительство пыталось бороться с ними, вводило самые жестокие наказания, вплоть до смертной казни.

«Отцы теперешнего рабочего класса были прежде всего подвергнуты наказанию за то, что их насильственно превратили в бродяг и пауперов» (К. Маркс, Капитал, т. 1, стр. 738).

Но ничего не помогало. Дороги кишели нищими и бродягами, и невозможно было определить, кто тут занимается только попрошайничеством, а кто добывает себе средства к существованию более энергичным путем.

Убедившись, что одними наказаниями не обойдешься, правительство вынуждено было прибегнуть и к другим мерам.

Преемница Генриха VIII, сестра его Елизавета, царствовавшая до 1603 года, издала закон, предписывающий установить для сельских рабочих, нанимающихся к помещику, «справедливую заработную плату». Плату устанавливали мировые судьи с помощью эксперта. И те и другие избирались из крупных землевладельцев, арендаторов или зажиточных крестьян, нисколько не заинтересованных в действительно справедливых ставках для батраков. Повышение оплаты труда, таким образом, искусственно тормозилось, положение сельских рабочих еще более ухудшилось. Неудивительно, что они вынуждены были сниматься с насиженных мест и бродить по стране, разбойничать и красть, вопреки всем грозным законам.

Немногим лучше жили в «веселой» Англии и мелкие арендаторы, вынужденные искать подсобных заработков, чтобы обеспечить себе мало-мальски приличное существование.

На следующей ступени благополучия стояла группа крестьян-собственников. Но их становилось все меньше и меньше, так как со временем они попадали под власть скупщиков, городских ростовщиков и богатых помещиков.

И над всем этим — местный магнат — барон, граф или герцог, обласканный королем и возглавляющий всю общественную жизнь округи.

Неблагополучно обстояло дело с сельским хозяйством в тогдашней Англии. Снабжение страны сельскохозяйственными продуктами, по мере развития городов, все ухудшалось.