…Потянуло свежим ветерком, море покрылось «барашками». На мостик взошел помощник капитана. Разрезая форштевнем встречные волны, «Тамань» шла полным ходом. Вдали показалась кильватерная колонна рыболовецкой флотилии.
— Бронзокосцы? — спросил Лебзяк помощника.
— Надо полагать, они. Идут на глубинный лов, осетра и белугу брать.
Капитан потянул за шнур, и морской простор огласился мощным ревом сирены. На судах флотилии рыбаки замахали шляпами.
— Узнали старушку, — довольно улыбнулся в усы капитан.
— Моряк моряка видит издалека, — отозвался помощник.
Жуков, сладко спавший в каюте, услышал сквозь сон рев сирены, открыл глаза и вскочил. В иллюминатор струился яркий солнечный свет. Слышно было, как за бортовой обшивкой булькала вода. Сосед Жукова лежал в постели, но не спал, читал книгу.
— Что, мы уже в пути? — спросил Жуков.
— Два часа, как в открытом море, — ответил сосед. — Подходим к Бронзовой Косе.
— Батюшки мои! Как же это я заспался? — он достал из чемодана полотенце, мыльницу, зубной порошок, щеточку и торопливо вышел из каюты.
В Мариуполь Жуков прибыл ночным поездом. Он мог бы утром выехать в район автобусом, но решил проделать этот путь морем.
«Кстати, повидаю друзей бронзокосцев, а от Косы до районного центра рукой подать», — и Жуков отправился в порт. У причала стоял дряхлый пароходик со знакомой надписью на бортах и спасательных кругах — «Тамань». Жуков поднялся по трапу на палубу, спросил матроса, проверявшего билеты:
— Скажи, голубчик, на «Тамани» хозяином все тот же капитан Лебзяк?
— Так точно.
— А можно сейчас повидать его?
— Капитан как раз отдыхает.
— Хорошо, пускай отдыхает. Повидаемся утром…
Жуков ушел в каюту и, завалившись в постель, мгновенно погрузился в глубокий сон. Он спал так крепко, что не слыхал, как отчалили от пристани. И вот теперь, наскоро умывшись, он, прихрамывая, вышел на палубу. Яркое солнце ударило в глаза, Жуков зажмурился, прикрыл ладонями лицо. Затем повернулся спиной к солнцу, открыл глаза и улыбнулся.
— Море…
Он стоял зачарованный, любуясь легким и плавным полетом чаек, шаловливыми волнами, бежавшими навстречу пароходу; дышал полной грудью и не мог надышаться.
— Море… — повторил он, снимая с головы белую фуражку.
Ветер взъерошил его серебристо-русые волосы, и светлая прядь упала на крутой лоб. Возбужденное лицо и широко открытые голубые глаза светились радостью.
Жуков направился к капитанскому мостику. Он был в хромовых сапогах, темно-синем галифе и светло-серой полувоенного покроя гимнастерке, перехваченной широким кожаным поясом. Лебзяк сразу узнал его по прихрамывающей походке, сошел с мостика и, улыбаясь, протянул навстречу обе руки:
— Андрей Андреевич!..
— Здравствуй, Сергей Васильевич, — Жуков крепко сжал его руки.
— Вот не знал, что на борту «Тамани» такой гость!
— Да я заполночь прибыл на «Тамань». Ты уже отдыхал.
— Надо было разбудить! Экий недогадливый народ! — подосадовал капитан.
— Я попросил матроса не тревожить тебя.
— Напрасно. Мы ведь не видались так давно, — вновь оживился Лебзяк.
— Да, ровно десять лет, — Жуков задумчиво окинул взглядом обрывистый берег, поросший буйной молодой травой.
— Где же ты пропадал все эти годы?
— В Якутии. Партийное поручение выполнял.
— А сейчас, значит, отдыхать в родные края?
— Хватит, два месяца отдыхал, лечился. Я теперь работаю в обкоме партии. Еду вот в Белужье на районную партконференцию. Хотел было остаться в Якутии, да здоровье не позволило. Суровый там климат. Попросил перевести на юг, здесь чувствую себя лучше…
— А контузия все еще дает себя знать?
— С ней, видно, уже не расстанусь. — Он усмехнулся и продолжал: — Хотели было меня в отставку… на пенсию. Но не тут-то было. Руками и ногами, можно сказать, отбивался, а настоял-таки на своем. В наших пороховницах пока еще хватит пороху.
— Да а-а… — улыбнулся капитан. — Старую ленинскую гвардию не так-то легко на пенсию посадить.
Разговаривая с Лебзяком, Жуков время от времени бросал взгляд на носовую часть, где, опершись руками о поручни, стоял высокий молодой человек в новеньком коверкотовом костюме. На ногах его блестели старательно начищенные желтые полуботинки. Парень оторвался от поручней, выпрямился и небрежным движением руки сдвинул на затылок коричневую шляпу. Солнце ярко освещало его немного широкоскулое лицо, прямой с горбинкой нос, темные блестящие глаза, спадающие на лоб смоляные кольца волос, разлет бровей, как крылья ласточки. И жест и внешность молодого человека кого-то напомнили Жукову. Он перебрал в памяти всех своих знакомых.
Вдруг его осенила мысль. «Никак, Павел это?.. Белгородцев?»
— А вот и Бронзовая Коса, — прервал его мысли капитан.
— Просто трудно узнать. Будто не тот хутор! — от удивления Жуков даже пальцами прищелкнул. — Настоящий городок.
— За время твоего отсутствия большие перемены произошли на Косе.
— А то что за цистерна на бугре? — Жуков выбросил вперед руку.
— Там запасная посадочная площадка для самолета. Когда в баках самолета-разведчика бензин на исходе, а до аэродрома тянуть далеко, летчик садится на запасную площадку, наполняет баки горючим и — снова в воздух.
— Далеко шагнула техника на рыбном промысле! — глаза Жукова радостно блестели. — Моторы на воде, моторы в воздухе… не то, что прежде.
— Да, намного техника облегчила труд. А как рыбаки богато жить стали! Бронзокосский колхоз «Заветы Ильича» миллионные доходы получает!
— Вот как! — обрадовался Жуков. — Кто же руководит колхозом? Все Анка?
— Нет, Васильев.
— Григорий?
— Да.
— А что делает Анка?
— Председательствует в сельсовете.
— А Кострюков?
— Заместитель директора по политчасти моторо-рыболовецкой станции. Теперь на Косе есть МРС, к услугам рыбаков — целая флотилия.
— Вот это дело! — радовался Жуков. — Хватит на веслах да под парусом ходить. Каторжная ведь была работа. А когда же они колхоз «Бронзовая Коса» переименовали в «Заветы Ильича»?
— Давно. Вскоре после твоего отъезда.
Пароход приближался к косе.
— Ну, я пойду, пора швартоваться… — Лебзяк ушел.
Жуков тоже спустился в каюту за чемоданом. Когда он вышел на палубу, пассажиры теснились у правого борта, которым «Тамань» пришвартовывалась к причалу. Впереди всех стоял молодой человек в коверкотовом костюме, держа в одной руке шляпу, а в другой — небольшой саквояж. Он первым сошел с парохода и первым ступил на песчаный берег. Его с интересом рассматривали толпившиеся на пристани женщины и ребятишки.
— Да это никак Пашка Белгородцев? — высказал кто-то догадку.
— Пашка?… А ведь и впрямь он… Вот черт водяной… Да какой же нарядный да красивый! — защебетали рыбачки.
— И зачем его лихая година принесла?
— На погибель Анки…
— Неужели сынок атаманский объявился? — мрачно пробасил круглолицый парень, что пристально вглядывался в приезжего молодого человека блестевшими из-под белесых мохнатых бровей глазами. — Похож на Пашку, ей-богу, похож…
— А ты, Бирюк, спытай его, — подталкивала парня локтем в бок какая-то любопытная молодуха. — Ну же, спытай.
— Чего пытать, коли он и есть… Видать, богатым стал… с деньгой… — и Бирюк, оседая на левую ногу, преградил молодому человеку дорогу. — Пашка?
— Я… А что?
— Ну здорово.
Павел косо посмотрел на Бирюка.
— Не признаешь?
— Нет… — отрицательно качнул тот головой.
— Сына Петра Егорова позабыл?
— Харитошка?.. — прищурился Павел.
— Он самый.
— Где тебя сразу признать? Ишь, здоровила какой! Сколько ж это годов тебе теперь будет?
— Двадцать третий пошел.
— Ну вот, видишь, времени-то немало утекло, — и протянул Бирюку руку. — Здорово!
Жуков простился с капитаном и сошел на берег. Увидев стоявшего к нему спиной Павла, замедлил шаги, остановился.
— Ты что же — в гости сюда или как? — допытывался Бирюк.