ГРИБЫ
Я так люблю ходить чуть свет
по белые грибы.
Завидуя,
глядят вослед дорожные столбы.
Рассвет! — произнести боюсь,
сказать боюсь о нем.
Его б нарезать, как арбуз,
да пить его, ломтем.
Вбрести в кустарники не лень,
в лесные острова,
Штаны замочит до колен
глубокая трава.
Здесь лес вздымается, могуч.
Века, не зная сна,
О ветрености
быстрых туч
здесь думает сосна.
А там — пустая синева... Огромно — далеко...
Коль закружИтся голова,
туда упасть легко.
Порой
так тишина чутка (о хворост не задень) —
Поскрипывают
облака,
щебечет светотень...
А гриб сыскаться не спешит. Ищу и так и сяк.
А он мелькнет
да и сбежит,
как вспугнутый русак.
И что нелегкая несла! Обратно — напрямик.
Зато — у самого села —
нашелся боровик.
Уже прохладно. Скоро пять.
Как щи щекочут нос!
Жена рассержена опять.
А я букет принес,
Ты выговариваешь мне. Меня ругать нельзя.
Как в паутине,
в тишине
и уши и глаза.
Не порицай. Не надо так. Я заплутал в пути.
Ты не бывала в тех местах?
Прошу тебя,
пойди...
Ты счастья просишь для души?
А где оно, решим...
Ему ты правил не пиши,
не прочь ему режим.
Ведь счастье каждый божий день,
как белый гриб,
растет:
Разыскиваешь — черт-те где,
а встретишь —
у ворот!
с. Пречистый бор, 1953.
КРУГОВОРОТ
Пахнут стога,
как чай свежезаваренный.
Теплынь. Июнь.
Душист простор полей.
И тонки кружева
верхушек хвойных
на небе,
Как трещины на старой пиале.
Причудливо
льют свой хрусталь без устали
Пичуги певчие, входя в азарт.
Какая юнь!
И вдруг я чувствую,
Что было так же
сто веков
назад.
Вновь, как пистоны с точечкой в округлости,
Летят с деревьев
семена весны...
Нет в мире ничего
древнее
юности,
Нет ничего
старее новизны.
1961.
ТЕМНЫЕ КОНИ
Кони ночью бродят в овсе.
В темноте их бесформенны тени.
Ни души... И лишь шелестение...
Да луна прольет странный свет
Иногда...
Смирно бродят две лошади в жите
(Звук пофыркивания летуч),
Легким ржаньем — то громче, то тише —
Пересмеиваясь
чуть-чуть.
Их не видно. И лишь (слышат уши)
Шорох тел,
как мешок, неуклюжий.
Ворохнется там или тут...
Кони бродят себе. И жуют.
Что-то тайное чудится в этом:
В черном небе теплым летом,
Силуэт — за силуэтом,
Тонут лошади. Хрупают зерна...
Мирный шорох ночью просторной.
И еще не кричат петухи.
И откуда-то запах реки.
Хорошо как! Запомню все это,
И в ушах унесу, не в глазах:
Ночь. Тепло. Тишина.
Планета,
Где две лошади бродят в овсах.
1962.
РЕКА
Едва над речкой облака засвечены,
Я погружаюсь в ее плоть и стыдь.
Реки глубокость, как объятья женщины,
Какая нега в ее волнах плыть!
Вся ласковая, властная, глубинная,
Река, стихия, за волной волна,
Собой обхватывает, как любимая.
Нагая, ночью, нежности полна.
Раскинутые руки — улетание,
Раздевшаяся женщина — река.
Ее бока, и грудь, вся нагота ее:
Волны любви, где бедер берега.
1984.
БУДОРАНЬЮ
Поднимусь будораныо, уйду туда,
Где в тумане весь луг утопает, где
Проступает в рассвете лесная даль
Тихо-тихо, как негатив в кислоте,
Я пойду без тропы, туда, в синеву,
Как росисты луга, серебристо рябы!
Словно лампочки матовые, в траву
Туго ввернуты дождевики-грибы.
Ах, как дышишь... Как душу простор свежит!
До опушки дойду, ничей, удалой,
Только ветер верхушки ольхи взворошит
Над свободной моей головой.
А поляна — вся спит, в лучистом дыму,
Вся таинственная, словно из мглы.
На нее, заговорщиками, по одному
Незаметно являются сосен стволы.
Разгорается день— где верхов прибой
Над тобой затих, где трава-мурава,
Где лиловый вереск перловой крупой
Обсыпает штаны, задеваешь едва.
Пережду и грозу, никуда не спешу
В гулких шумах, в порывах дождя.
Я с собой на свидание прихожу,
В одиночку в леса уходя.
1981.
ВСЕ ГЛУБЖЕ В ЛЕС
Все глубже в лес: в тьму, в глушь такую
Иду я и смертельно тоскую.
Лишь белка вдруг, с вершины зеленой
Слетевши на обломанный сук,
Застынет, вся, на миг, изумленно:
«Какая ти-ши-на вокруг!»
Сама — вся миг, вопрос, чуть слышно:
Как глухо? как немо? как же так?
И хвост ее, изогнутый пышно,
Той тишины вопросительный знак.
Замрет, растаращит глаза, «как тихо!»
Зверек!.. И легче становится мне.
И нет уже ни беды, ни лиха
На этой, единственной, земле!
1987.
ДОЖДИК СЛАБЕЕТ
