Коляй по дороге объезжал поселок, а сам думал: в Ягодном — мыс Любви, в самом центре Усть-Омчуга — сопка Любви, в Сусумане — аллея, в Тауйске — берег Любви, на Талой, говорят, беседка есть с таким названием. Над словом потешаться можно, а серьезно посмотреть — вон, вся Колыма на любви стоит. Ведь не один же человек ездил и это название давал! Сначала люди, может, любовь придумывали, чтобы жить легче было, потом прижились, перетерпели плохое, она и появилась. Так, наверное.

По ночной трассе ехать было странно. Раньше Коляй не задумывался, а теперь обратил внимание: слишком все благоприятно ночью при искусственном свете. Дорога под фарами ровная, как асфальт; нависший снег на скале каменной плотности, словно никогда на тебя окопом не валился; встречные знаки за километр огнем горят, деревья красивыми огоньками переливаются — свет и ясный путь впереди! А оглянись назад, веселый шофер, — тьма…

И все равно зимой трасса лучше, подумал Коляй.

Скоро он мигнул левым подфарником и съехал на джелгалинскую ветку. Рейсы в маленькие горняцкие поселки он любил: встречают тебя там как самого дорогого гостя. Не только потому, что груза долго ждут, — по новому лицу соскучились, по новостям. Человек не может жить без вестей о большой жизни.

Дорога тянулась сначала сквозь деревья, потом пошла петлять между сопок, то приближаясь, то отдаляясь от застывшей речки Джелгалы. Вода в ней вымерзла так, что со дна высоко торчали черные валуны в снеговых шапках набекрень. А ручейки, питавшие речку с обоих берегов, зиму не спали — колеса машины то и дело скользили по ледяным линзам, перекрывшим путь. Против них есть лишь одно средство — крепкий мороз.

Одна из линз заняла весь промежуток между речкой и скалой, где впритык пролегала дорога. До предела сбавив газ, Коляй осторожно вел машину — не дай бог занесет задние колеса в глубокое русло, без бульдозера не выберешься.

Он благополучно миновал линзу, начал выходить из-за скалы и тут увидел впереди бортовую машину с открытым капотом. Фары ее светили тускло. Коляй понял: аккумуляторы сели, значит, давно стоит. Подъехав ближе, он по номеру определил хозяина.

Чумазый Романтик вылез из темноты и, запинаясь, произнес:

— Застрял в-вот, — и выругался.

Коляй окинул глазом белый блин наледи вокруг и понял, почему тот не стал разводить костер. Спросил:

— Сюда как попал?

— Как и ты, отвозил оборудование в аренду… Выдернешь и уедешь?

— Почему это? — удивился Коляй.

— Так ведь… — замялся Романтик, — ребята говорят, как женился — больше себе стал… Свадьбу зажал.

— Без огня не обойтись, — сказал Коляй. — Зажги ветошку какую, только в мотор не суй.

Предостерег Коляй не из пустого страха, береженого бог бережет. Были случаи, когда наклонившийся к мотору шофер поджигал факелом и машину, и себя. Карбюраторная на бензине — не дизельная.

Карбюраторная капризнее, но капризы ее одинаковые, как у соскучившейся заправщицы на бензоколонке. Они кроются или в зажигании, или в подаче топлива, так он Романтику объяснил.

— Проверял я! — настаивал тот.

Коляй водворил свой МАЗ напротив, включил фары в упор и полез под капот. Чтобы Романтик не мешал советами, стал пересказывать новости. Руки от холода быстро задубели, и он скомандовал:

— Огонь давай!

Романтик бросился в кабину, вытащил совсем новый ватник и с треском оторвал рукав. Коляй хотел сказать, что у него под сиденьем лежат старые тряпки, но промолчал. Отогрев ладони, бойчее заработал пальцами и ключом, аккуратно раскладывая перед собой гайки и болтики.

Так прошло около получаса. Мороз все сильнее давал себя знать, проникая холодными языками под рукава и пощипывая через брюки зад. Оставалось еще проверить бензопровод.

— Дернуло на ночь выезжать! — ругался Коляй.

— В Ягодное, в кино хотел успеть, — который раз объяснял Романтик.

Он не ныл, не заискивал, и чувствовалось по нему — будет сидеть здесь до утра, даже если не найдет поломку. Но взглядом встретиться с Коляем он боялся, отворачивался или опускал глаза — признавал свою вину.

Ватник почти догорел, и долго надо было над ним согревать пальцы. Коляй спрыгнул на обочину и попросил:

— Полей бензинчику…

Затрещали волосы, запахло паленым. Коляй держал пылающие руки перед собой, а как только почувствовал жар, сунул их в снег. Романтик не сказал ни слова. «Соображает», — подумал Коляй, потому что ахать сейчас было все равно что давать пятак судье, отменившему смертный приговор.

— Значит, задешевился, говорят, как женился? — спросил Коляй, отцепляя трос.

Романтик в это время пробовал газовать и вслушивался в работу мотора. Он сразу оторвался от рычагов, спрыгнул на землю:

— Ты не думай, что я там… мало ли!

Не ответив, Коляй хлопнул дверцей и включил скорость. Романтик так и остался на дороге с виноватым лицом.

«Значит, говорят, — подумал Коляй, крепче сжимая баранку. — Ну что же!»

Накипевшая ржа оттиралась плохо. Если по-деловому, гайки эти нужно было бросить в кучу металлолома, а не отмачивать в керосине. Но Коляй все сидел на отлакированной шоферскими задами скамейке и упорно орудовал то наждачной шкуркой, то тряпкой, то самым надежным инструментом — ладонью. Гараж опустел, было хорошо слышно, как в дальнем углу переругивались двое новичков. Как правило, кто-нибудь задерживался после смены «подшаманить» в своей машине. Молодежь тем более. Эти, например, завалили самосвал в бадью, когда бетон сливали.

Машины в гараже замерли до утра. С теплом из их моторов сейчас уходили длинные километры… По дороге едешь — хочется тебе машину новую, какие навстречу попадаются; останешься со своей, старенькой, один в гараже — роднее ее нету: ведь столько передряг вместе пережили.

Дежурный слесарь выключил верхние лампы. В гараже стало мрачно и тоскливо, как в каталажке, и машины теперь казались одинаковыми. Хочешь не хочешь, надо идти домой — время вышло.

— Николай, погоди! — громко сказал с галереи завскладом Егоров.

Коляй подождал. Егоров подошел к нему, похлопал по плечу:

— Все работаешь, себя не жалеешь! Ватничек-то пообтерся… Вот тут полушубки получить надо, одной подписи не хватает. Тебе первому, а? Уйду — все меня вспомнишь…

Он сунул, не дав развернуть, бумагу в карман Коляю, прихлопнул сверху рукой и сказал:

— Давай в управление, пока совещание не закончилось!

Коляй раздумывал, идти или нет. Егоров раньше никому не доверял бумаг на получение. В это время мимо проходил Трофимов, он тоже оставался «шаманить». Посмотрел на Егорова, на Коляя и усмехнулся. Коляй решил: пойду из принципа. Если бы он знал, каким боком этот принцип ему обернется!

Контора управления находилась далеко от гаража: надо подняться на пригорок, пройти через лесок и мимо столовой. Коляй шагал и думал, неужели на всех стройках выдачей полушубков ведает высшее начальство?

В дверях управления он неожиданно столкнулся с Петровичем. Тот поздоровался и посмотрел искоса:

— Дело какое или так?

— Так, — сказал Коляй.

Он попал как раз в перерыв. Кучки людей стояли на лестничных площадках, и дым над ними висел клочьями. С одного конца слышалось: «Вместо семи операций на укладке — две! Развариваем каркас, так…» В другом спорили: «Да, транспортный туннель образцовый, хотя забой там обуривали за два часа»; «Ну, Полуянов не слышит! А подводящий тогда что?» Кто-то горячо доказывал сразу нескольким собеседникам: «Главное — противофильтрационное ядро и отсыпка фильтров. Плотин с суглинистым ядром еще не возводилось. А где стимул за качество?»

Коляй слабо разбирался в этих каркасах и ядрах. Ему показывали что куда возить, он возил. В своем деле толк знал. Подал рацпредложение чаще чистить воздушные фильтры для экономии горючего, за что имел благодарность. Возьми бетонщика или сварщика, даже такого, как Пронькин, он тоже в своем деле разбирается, а в шоферском ни бум-бум. На своем месте что-то делаешь — незаметно, вроде ничего вокруг не меняется, все по-Старому.