— Как это — нет? — изумилась Света. До этого момента ей казалось что не все еще потеряно. А вот теперь — полный крах и провал. Почти катастрофа!

— Очень просто. Без разрешения главного хозяина я не могу управлять такими вещами как меценатство. Тем более что в этом году у нас все благотворительные отчисления уже распланированы, — развел руками Арнольд, — так что ничем помочь не могу.

— Ах не можешь, — вскипела Света, — как был простым клерком так считал что можно дружить с секретаршами, а взлетел повыше — и ага — конец дружбе?

— Это не конец дружбе, не придумывай того, чего нет — просто я не могу делать то, за что потом могу схлопотать по башне.

— Ну тогда готовься к войне! Ты не помешаешь Лехе стать суперзвездой.

— Светик! — удивился ее словам Арнольд, — что за змея тебя укусила и ты вдруг бросилась на защиту этого мальчика? Он же посредственен и таланта у него — как в капле горчицы на ноже.

— Ты хочешь сказать, что он бездарен? — взвыла Света, — да как у тебя язык повернулся сказать такую гадость! Я никак от тебя такого не ожидала!

— Это я никак не мог себе представить, что ты поведешь себя таким образом, — ответил ей Арнольд и, не моргнув, добавил, — с завтрашнего дня ты уволена… Света вылетела из кабинета и бросилась к столу — собирать свои немногочисленные вещи. Катя с ужасом смотрела на ее манипуляции:

— Что ты делаешь? — спросила она Свету.

— Я ухожу. А точнее меня выкидывает из магазина твой любовник.

— О господи, что ты ему ляпнула? — в ужасе сказала Катя.

— Объявила ему войну, за то что он отказался помочь деньгами в раскрутке Лехи! — гордо провозгласила Света сваливая в сумку свои чашку, ложку и кипятильник, которым никогда не пользовалась.

— Из–за чего?

— Он утверждает, — отвлеклась от своих вещей Света, — что у него нет полномочий заниматься распределением меценатской помощи, пока новый хозяин не одобрит. Мол вся благотворительность до конца года распланирована!

— Но ведь она правда распланирована, — урезонила ее Катя, — ты же сама набивала приказ дяди Стасика…

— Ничего слышать не хочу, — взорвалась Света., — я найду способ добыть эти деньги. Даже если придется Арнольда подсидеть. Я найду нового хозяина!!! Света схватила пакет с вещами, подошла к вешалке, стянула свой плащ, пнула вешалку от чего та рухнула на пол:

— Еще увидимся, Катюша…

И удалилась. Катя опустилась на стул и задумалась — что же именно так изменило Свету. Что?

Булюкин прошел через пропускной пункт тюремной больницы и оказался в длинном сером коридоре, по бокам которого шли двери, каждая из которых открывалась вовнутрь. Из чрева подвесного 'армстронга' выглядывали плоские светильники тускло освещавшие коридор. Мрачное убранство целиком передавало отрицательную энергию помещения и выдавало полную несвободу его обитателей.

Все это время Вика оставалась здесь — адвокат постарался чтобы ее не вернули в тюрьму назад. Войдя в палату он в очередной раз ужаснулся как отразились эти месяцы на девушке. Волосы ее были похожи на ломкую солому. Под глазами светились синяки. Ногти, на которых когда–то был лучший маникюр в школе, были изгрызены и слоились. На одном из пальцев ноготь сходил уже вторую неделю, что доставляло Вике жуткие страдания. Булюкин присел на стул у постели и сказал:

— Ваша подруга вышла…

— Да, — смотря остекленевшими глазами в одну точку сказала Вика, — я осталась одна.

— Вы по прежнему намерены молчать?

— Да, — повторила Вика, — я не дам показаний против свекрови. Я никогда не увижу сына и все узнают что он незаконнорожденный бастард.

— Виктория, — разозлился Булюкин, — сейчас 21‑й век. Половина младенцев незаконнорожденными на свет производятся — и ничего.

— Это половина. А я когда залетела? Вы помните сколько мне было лет?

— Я помню, — Булюкин понял что в этот раз он снова ничего от нее не добьется, так как Вика уперлась в свой бред как умалишенная. И это не прибавляло оптимизма. Но он не мог понять ПОЧЕМУ эта сильная девушка не хотела бороться…

Просто Булюкин кое–чего не знал. В глазах Вики до сих пор стоял визит ее свекрови…

Это случилось несколько дней назад. Елизавета появилась в палате в темном плаще и мешком фруктов. Пока в палате была медсестра Елизавета вела себя с Викой как с дочерью:

— Дорогая моя, поешь, твой адвокат скоро докажет что это была самооборона…

Но как только медсестра вышла свекровь будто подменили:

— Если ты проболтаешься о том, как мы подменили твой возраст и что у меня есть мотив, я сначала убью твоего сына, а потом увезу его гроб далеко–далеко. Так что ты ни нас, ни своего ублюдка не увидишь!

В ее взгляде отчетливо читалось — она не шутит и выполнит свою угрозу.

Но прочитать этого эпизод в глазах Вики Булюкину было не дано. И он его не прочтет…

— Навестите моего сына, посмотрите как он, — сказала Вика, — придите и расскажите. Я буду ждать.

Возвращаясь назад по мрачному коридору к пропускному пункту Булюкин размышлял на тему возможного суда, которого теперь не избежать, как и того, что приговор будет кошмарным… Елизавета и Александр стояли в палате и смотрели на Дениса. За прошедшее время ему стало гораздо хуже. Кожа стала землистого цвета, дышал он только через специальные трубки. Несколько трубок были проложены по отекавшему все сильней и сильней дыхательному пути, а еще две — были просунуты через отверстия, которые сделали ниже отека. Ребенок угасал на глазах.

— Вот и происходит то, что я так ждала, — сказала Елизавета, смотря на ребенка, — еще немного и его смерть смоет наш позор.

— Мама, — полушепотом сказал Александр, — ты вообще понимаешь что ты говоришь?

— Я прекрасно понимаю что я говорю. И повторю это столько раз сколько посчитаю нужным. На твоих глазах в историю уходит главный промах твоей жизни. Ты не рад?

— Нет! Я переспал с Викой по любви. И ребенка я тоже люблю, несмотря ни на что.

— По любви, — изумилась Елизавета, — а чего ж ты эту 'по любви' ни разу в тюрьме не навестил?

— А кто мне каждый день трындел что мне там нечего делать и тому подобное?

— Ой, — махнула она, — тоже мне — у тебя своих что ли мыслей нет? Все мои? Залез под юбку и рад.

— Мама, тебя не понять совершенно! — обиделся Александр.

— А тут и понимать нечего, — закончила разговор Елизавета. Сын умолк. Мама осталась довольна.

Они бы так и стояли в палате, если вдруг Александр не закашлялся резко и громко. Елизавета испугалась и вывела сына из палаты — они отправились к приемной.

Денис открыл глаза. В пустой палате появился адвокат Булюкин. Мальчик взял со столика лист, на котором он писал, так как говорить не мог.

— Кто вы? — написал он.

— Я адвокат твоей мамы, — сказал Булюкин и осмотрелся. Было видно что мальчик доживает свое последнее время — вокруг было множество трубок. Аппарат искусственного дыхания, осциллограф чертил на экране сердцебиение ребенка.

— Как она? — написал ребенок.

— Хорошо, — сказал Булюкин, — она скучает.

— Когда она приедет? — спросил ребенок.

— Я думаю что скоро, — улыбнулся адвокат, — вот выйдешь из больницы…

Булюкин не закончил фразу. Он увидел, как глаза мальчика поплыли и он медленно задрыгался. Аппарат дыхания встал и громко и протяжно засигналил. Булюкин понял, что воздух не поступает. Он видел как вбежали врачи и начали крутиться вокруг, пробуриться ниже нового отека, чтобы кислород поступал, но все тщетно. Осциллограф рисовал прямую линию уже 10 минут. Врач зарегистрировал время смерти…

Адвокат вышел в коридор. Его распирало изнутри от неописуемой боли и он не мог объяснить почему. Ведь сын Вики по сути был ему никем, ребенком женщины которая убила его жену. Но Булюкину было тяжело, ведь он представлял как скажет об этом Вике и какая будет реакция. Теперь у нее нет мотивов к борьбе… Хотя… Ведь теперь ей некого позорить! Теперь она спокойно расскажет всю правду и сможет выйти на свободу.