— 3 —
Гинеколог.
Последний тест.
А если б я была беременна?
Знаю точно — не вышла бы из стен психушки — никогда.
Руководство больницы наверняка постаралось бы скрыть еще одну врачебную ошибку. При этом ошибку, равносильную смертной казни. И сколько здесь совершается таких ошибок? С ходу, не разобравшись, прописали бы ремни и аминазин еще нерожденному малышу? Кстати, аминазин разрешен во время беременности? Клевета мента для врача — разрешение убивать.
На все чп в дурдоме прописаны инструкции.
Та медицинская сволочь, которая по клевете участкового прописала мне аминазин, снова сидит в приемной, садистка, и ублажает душу мерзким вымогательством: подпишешь — не подпишешь. Такие всегда на подхвате. Приговорить к мучительной смерти может только сама смерть. Или доктор смерть.
Аборты в стенах психушки — главная тайна карательной медицины.
— 4 —
И вот настал Женский День.
С утра в комнате посетителей было не протолкнуться, больные кутались от разгулявшегося сквозняка. На окне возле моей кровати появились три огненно — алых тюльпана — подарок Але от мужа и сына. На столике дежурной сестры покачивались каллы и гвоздики. Аромат подаренных духов слегка освежил спертый больной воздух психушки.
— Ой, девочки! Видели, как Зинка мороженное глотает? Сестра привезла, и она сразу проглотила десять штук! Не жевала Кто бы видел! Цирк!
Каждый приезд зининой сестры грозил отделению катастрофой. Дежурная смена собралась у кровати заснувшей Зинки, для обсуждения срочных мер:
— Целый торт съела! Навалит нам подарков на праздник!
— Побьют ее девчонки здорово.
А Зинка наконец — то насытилась, натянула на лицо простыню, поверх пристроила крестом вечные кукиши, мумия.
— В интернат бы ее отправить. В отделении таких держать нельзя.
— Да ладно, мы разве лечим!
— Сестру жалко, надеется, ездит…
Самая приятная новость летела по коридору, передавалась из уст в уста:
— Ура! Сегодня будет селедка! Принесли и уже режут!
— Се — ле — доч — ка!
— Вот это — Праздник!
На обед в каждую тарелку улеглось по аппетитному жирному кусочку.
— От гуманитарного фонда! Поправляйтесь, девочки, — благословила угощение завхоз.
Ликование по поводу селедки не удивляло. Соленое в больнице — большая редкость. Каждая щепотка соли — на вес золота. Каши и супы без специй превращены в трудноперевариваемые обязательные микстуры….
Поджигательница облизала пальцы и заявила:
— И это- областная больница?! Селедку дали на праздник! В тюряге кормят точно также, такие же там каши и супы, но только — соленые!
— 5 —
После обеда отделение повели на индийский фильм о крокодилах — людоедах.
Пошли все, даже старушки и физические инвалиды. Но фильм отменили, и толпа под конвоем дежурных сестер отправилась в мужское отделении на дискотеку.
.. Там ждали.
— Настоящие мужчины!
— Девочки! Налетай!
— Мужиков-то! — перешептывалось отделение.
Мужчины были все в белых пижамах, с черными кругами у глаз, худые, заколотые, буйные.
Повеяло скованной силой. Ни улыбки на лицах. Лишь один лысый верзила четко маршируя по диагонали танцпола с четким разворотом головы под девяносто градусов — улыбался, улыбался за всех, улыбался…
Женщины и мужчины стояли друг перед другом. С одной стороны — аномальная нежность, женственность и материнство, с другой — сила сошедшая с ума, страсть сошедшая, разум сошедший.
Вслед за нашим отделением в мужскую палату вползло еще одно, нервное. И мероприятие началось.
Его оживил женский народный хор — две гармони — соло на баяне — соло женщины- гиганта — стихи о некрасивой девочке — наконец врубили диско.
Великодушные мужчины, соскучились по женскому полу и приглашали всех подряд — красивых — некрасивых — молодых — и старых. Пригласили всех наших наташек — ленок — бабулек — даже бабку иноходку затащили в круг — даже скрученную спиралью сухорукую Катю. Всем было безумно весело.
И только гордая блатная малина каждому из психов отвечала: " Не танцуем"
Зозуля скомандовала:
— Раз фильма нет — пошли в отделение!
— Танцуйте, девочки, танцуйте, — умоляла медсестренка. — посмотрите, как весело! Больше праздников не будет!
А дискотека продолжалась. Музыка, хохот, прогулки под ручку, томные комплименты, хлопки по попам, кокетливый визг…
— Домой! Пшли, блядь, обратно! — малина поднялась с мест, и Наташа нехотя оторвалась от праздника.
- 6 —
Бежать!
Вот сейчас пока глаза санитарок и дежурных не могут оторваться от зрелища. Пока никому ни до кого. Исчезнуть. Это легко…
Толпа рванула за медсестренкой. Торопятся в бесконечный коридор. Идите, идите, идите…
Все поспешили вниз, а я поднялась на пролет выше. В окно я видела, как отделение гуськом протопало с парадного. Задумалась. Но планы побега нереальны. Вид жуток — даже если успею тихим уверенным шагом дойти до остановки, проголосовать на дороге, а кто еще остановится — чтобы подсадить дуру в ватнике натянутом поверх больничного халата… Но там — дальше — автобусная остановка — без денег не влезешь — вернут — и наблюдательная мне обеспечена до конца жизни — уколы — уколы — уколы…
Но убежать все — таки можно… запретную дверь в отделении девчонки могут открыть обломком ложки, и если обзавестись белым халатом… Тогда никто не затормозит на территории, а там, за пределами дурдома — все мои четыре стороны света…
— Вот ты где? Что ты здесь делаешь? А ну, пошли! — Наташа, запыхавшись поднялась ко мне.
Ну и что? Она же видит, что я просто смотрю из окна, такая замечательная погода, никто и не думал бежать из прекрасной больнички с такими чудными праздниками.
— Иди!
— 7 —
Снова коридор. Мутная духота ударила в лицо.
— А Феньку опять привязали, подралась из-за огрызка…
— Помирает наша Сластена!
— Леденцов обожралась?
— Наоборот — не поела их сегодня, вот и слегла. Никто к ней не приехал на праздник.
Обычно бабка Сластена с утра до вечера сосала свои тянучки, с чувством рассуждала о политике, и вдруг позеленела, одеяло набрякло от пота, ее колотило она дрожала и дергалась внутри постели.
Сестра поставила ей какой — то укол, и бабка моментально ожила., присела к телевизору.
— На, ба, леденцов, ты же любишь! — девчонки щедро насыпали конфет в протянутые ладони.
К вечеру поток посетителей иссяк, психушка погрузилась в бездну проблем, но еще долго в воздухе витали ароматы свежих новостей, немыслимых яств и желаний.
— Гляжу, я значит, на солнышко, и вижу вдруг, что усы у него черные, как у мужика, и подмигивает мне вот этак, — рассекретничалась после праздничного бала плутоватая бабка Кваст.
Вдруг заметила она вблизи маленькую Лиду с двумя седыми девчоночьими косицами.
— Лида, Лида, иди сюда! — бабка позвала дурочку, подмигивая нам, — Лида, к тебе ведь брат приезжал?
— Приезжал, — согласилась та, открыв рот…
— Он ведь тебе яблок принес?
— Яблоков принес!
— И кефиру принес?
— Кефиру принес!
— Я ведь тебе в тот раз давала?
— В тот раз давала.
— Налей- ка мне стаканчик!
Но Лида засеменила прочь от старухи, перебирая пальцами косички.
— Лида! Лида! У тебя ведь вшей нашли! — крикнула вслед обиженная старуха.
Лида вернулась, в изумлении открыла рот:
— Вшей нашли!
— И как же тебе не стыдно!
Раздался боевой рык Капитанши:
— Кто украл мою массажку?! Только заснула в туалете на кушетке — ее и след простыл. Кто укра-а-ал! Ой, плохо мне! Я жена капитана! Сознавайтесь!
Ее подхватили под руки, привязали в наблюдательной.
Утром ее перевели в Третье отделение. Перед уводом, пошмонали, отобрали чулки.
