— А дальше? — улыбнулась она.
— Тебе разве хочется? — спросил он — Я всегда чувствую… — не договорил и снова уселся.
Она поняла, что допустила ошибку. У него была дьявольская интуиция и звериное чутье. А что вообще в нем было человеческого? Ревность! Зайди он к ней и найди в объятьях любовника, перед ней был бы сейчас совсем другой Адольф!
Юнити стало скучно. В такой толпе нужно или быть в центре, или уйти куда-нибудь и увести нескольких друзей… хотя бы в ближний «Чайный домик». На Рождество хочется уюта в душе.
Юнити поделилась идеей с Магдой Геббельс, и та тотчас выразила готовность предупредить Гессов, Герду Борман, Лея, Керстена. И исчезнуть всем, часа на два. Геббельс сам явится. Можно не сомневаться, что придет и Адольф. Неожиданно Юнити почувствовала, как Магда сжала ее руку. Юнити поискала глазами, куда та глядит. Магда глядела туда же, куда и Гитлер.
У самых дверей стоял только что приехавший Роберт Лей, хмурый, прижав пальцы к виску. Рядом с ним робко глядела в зал совсем юная девушка, в принужденной улыбке чуть приподняв верхнюю пухлую губку. Ее левая рука лежала на согнутой руке Роберта, правая, в бриллиантовом браслете, висела вдоль бедра.
На эту пару все обратили внимание. Во-первых, Лей давно не водил на приемы любовниц; во-вторых, сама девушка была так юна и свежа, что казалась попавшею сюда из «другой сказки».
Первыми к ним подоспели фон Риббентропы. Всегда медлительная, лениво-высокомерная Аннели фон Риббентроп проявляла необыкновенную расторопность, когда дело касалось сплетен и слухов. Она и тут все узнала первой: Лей привез в Бергхоф не любовницу, а будущую жену — фрау Ингу Лей. Но сам он и не подумал представить ее фюреру или Гессу, а, оставив с Риббентропами, ушел в буфет.
Ингу тут же взял под покровительство и Геринг, который помнил ее по Лейпцигу. Он познакомил ее с Эммой, а та — с Геббельсами. Все это время Гитлер буквально не сводил с нее глаз и несколько раз тихо воскликнул: «Какая девушка!», «Ах, какая девушка!»
Гесс, знавший о намерении Лея жениться «самым нелепым образом», был поражен, хотя сам и подал другу эту идею. Рудольф подумал сейчас не о Грете, а об Альбрехте Хаусхофере, и увидел его таким, каким тот сидел рядом с ним за чтением «Суллы».
Юнити тоже была поражена и озадачена. Магда предупредила ее, что они с Эльзой, Гердой Борман и Керстеном готовятся потихоньку перебраться в тихий «Чайный домик» — в конце аллеи, ведущей на холм; мужчины уже предупреждены и присоединятся, как только закончат свой политический «пин-понг».
— Не позвать ли и девочку, — рассуждала Магда, — ведь совсем дитя. К тому же если она невеста… — Магда вдруг зло усмехнулась, близко склонившись к уху Юнити. — Видишь, как все просто решается — с одной венчаться, с другой — подпись на бланке гауляйтера. А мой Поль не догадался!
Юнити нашла Лея на заснеженной веранде, в расстегнутом мундире и, конечно, с бутылкой. Когда она видела его таким, ей хотелось наговорить ему гадостей. Но она сдержала себя.
— Прежде чем ты вернешься в зал и представишь девочку Адольфу как свою жену, выслушай меня, пожалуйста. Только не глотай коньяк, хотя бы пока я говорю.
— Хорошо. — Лей поставил бутылку в снег. — Судя по тому, что ты раздета, монолог не будет длинным.
— Не будет, — кивнула Юнити. — Ваши с Гретой отношения перешли в такую степень сложности, что мой слабый ум отступил. Но я догадываюсь, что ты делаешь это для нее. Тогда тебе безразлично — кто, не правда ли?
— Нет, не безразлично, — резко перебил Лей. — Во-первых, Инга молода и мало что понимает. Ей будет проще сыграть нужную мне роль. Во-вторых… она меня любит.
— Боже мой, Роберт! — поразилась Юнити. — Ты же все сказал сам — она вдвойне уязвимей…
— Кого, тебя? — Он холодно засмеялся. — Старая песня! С новыми словами? Теперь я кандидат тебе в мужья и красная тряпка для Адольфа? Ты смешна. Все! Ступай в зал, а то подхватишь воспаление легких.
— Я смешна. Но я хоть что-то еще делаю.
Он молча застегнул мундир и сам ушел в стеклянные двери. Юнити подняла бутылку, сделала несколько глотков. Ее бросило в жар — от его грубости, от своего бессилия. Дико и страшно было стоять так, посреди ледяной террасы, с бутылкой в руке и глядеть в замутненную светом ночь.
…Грета уехала, Эльза ушла в свой мир… А что ей делать?
Юнити не вернулась в зал, а, накинув шубку, пошла вверх по заснеженной аллее к «Чайному домику», глядящему на расцвеченную огнями виллу одним теплым желтым глазком. Только что, перед нею, туда вошли Магда, Эльза, Герда Борман и сам Борман, сразу же занявшийся растопкой камина.
Как Мартин не любил подобных беспорядков! Что бы стоило дамам предупредить — было бы уже и тепло, и светло, и красиво. Тем более что следует ожидать скорого появления фюрера, который, конечно, не пропустит эту «тайную вечерю».
Гитлер уже сказал ему и Гессу, что устал от «толкотни», что от улыбки у него «сводит челюсть» и что дамы «отлично придумали». Пусть Геринг на два часа возьмет на себя роль хозяина, Эмма — хозяйки; им помогут Риббентропы.
Камин быстро разгорелся. Дамы сняли шубы, адъютанты принесли ящики с вином, фруктами и живые цветы.
Гитлер пришел с Гессом и Керстеном. Он громко смеялся (само по себе уже редкое явление) и выглядел возбужденным. Быстро окинув взглядом маленький зал, он как будто не нашел в нем кого-то и не сумел скрыть разочарованья. Когда через несколько минут послышались шаги и приоткрылась дверь, он заметно напрягся, глаза снова блеснули… Но это заглянул Геббельс.
Извинившись, Йозеф попросил Магду выйти к нему в соседнюю комнату. Оказалось, что молодые адъютанты, бегая с ящиками к павильону, раскатали в одном месте крутую дорожку, и Йозеф, добираясь сюда в одиночестве, поскользнулся и упал, сильно ударившись спиной.
Геббельс ненавидел такие приключения. Мучительно стыдясь своей физической неловкости, он всегда и от всех скрывал их. Кроме Магды.
…Когда он молчал и у него что-нибудь болело, он был похож на мокрую птицу, сердитую и жалкую, и Магда принимала его таким без тени раздражения. Возмущал он ее, когда, прицепив павлиний хвост, принимался выводить свои «трели». А в последний год он подобное наловчился проделывать и с ней…
Она хотела позвать к нему Керстена, но Йозеф попросил только раздобыть ему какого-нибудь обезболивающего и молчать. В это время появились Лей с Ингой. У Роберта всегда имелись при себе всевозможные препараты, которые сам он потреблял горстями. Лей ничего слушать не стал, а, отправив дам в гостиную, сам прошел к Геббельсу. Довольно скоро оба присоединились к обществу. Возможно, в другое время подозрительный Гитлер и поинтересовался бы, что там за заминка. Но сейчас «какая девушка!» — только и стояло в его глазах, блестевших, как в разгар какой-нибудь воодушевляющей речи, да и то в прежние годы. Глаз он не сводил с Инги, сидевшей с дамами, и все его слова обращены были к ней одной. А говорил фюрер не смолкая.
Живопись, музыка и философия; архитектура с экскурсами в историю, собственные мечты о будущей гармонии немецких городов, его самые любимые планы и проекты, которые присутствующие знали наизусть… Слова изливались из него, как тугие струи фонтана. Было время — между 1932 и 1934 годами, когда такие же «песнопения» возносились в честь другой женщины — леди Юнити, Валькирии.
Тогда она решила, что нашла своего воина-героя, и готовилась ему служить. А сейчас равнодушно взирала на разгорячившегося Адольфа, удивляясь лишь тому, что могла так обманываться и разглядеть нечто «мифологическое» в обычном мужчине, вожделеющем по свеженькой девочке.
«Но эта девочка все же не такая дурочка, как я, — подумала Юнити, заметив, как Инга несколько раз бросила на Роберта быстрый вопросительный взгляд. — Хотя… и она, кажется, думает, что нашла себе „героя“».
Посреди разглагольствований фюрера Лей встал и вышел покурить. Его проводили, как всегда, завистливо-недоуменными взглядами. Юнити последовала за ним.
