Литмир - Электронная Библиотека

— Подожди, мы вернемся в Москву, а дети? Где же дети?

— Дети прекрасным образом останутся на даче.

— Нет, что ты, я свою Ритку у чужих людей не оставлю!

— Чудесно, возьмешь свою Ритку с собой. Светлана останется с Павлом. Тамарочка, пойми, это все ерунда, главное, чтобы он уверился, будто ты собираешься провести там все лето.

— Ниночка, мамочка, но как же я стану лгать? Я не могу, не умею!

— При чем тут лгать? Никто тебя не просит лгать. Ты думала остаться, но обстоятельства переменились. Что такого? Случается на каждом шагу.

— Ах, Ниночка, ради тебя я на все готова. — Тетя Тамара плачет и промокает глаза беленьким кружевным платочком. — Но только я обязательно проговорюсь!.. Разве ты меня не знаешь? Кто-нибудь спросит…

— Никто ни о чем не спросит. Не думай об этом, и все. В конце концов, имею я право один раз в жизни съездить куда-то с собственным мужем? Пойми, я бы тебя не утруждала, но я не могу этого допустить: чтобы он ушел и начал какую-то новую жизнь! Да, я только теперь осознала: молодой, преуспевающий, влюбленный, глаза сияют, а я? Пришей кобыле хвост! Старая жена, полный инвалид…

— Нет, Ниночка, нет! Зачем ты, мамочка, так говоришь? Он тебя любит! Он тебя безумно любил! Всегда был такой внимательный…

— Тамарочка, дорогая, что пользы себя обманывать? Я уже во всем разуверилась. Нужно смотреть правде в глаза. Когда вокруг одна подлость и бессердечие… Не думай, пожалуйста, я прекрасно понимаю твое состояние. Молодая интересная женщина в этой чертовой глуши, среди дикарей и преступников. Боже, как все в жизни сложно!.. И главное, беспросветно…

Мы едем на дачу. Мама сидит в кабине, а мы с папой, тетей Тамарой и Ритой — в кузове, под брезентом. По брезенту тихонечко стучит дождик, то стихает, то опять накрапывает. Грузовик сворачивает с шоссе, мы едем через лес. Ух, какая гроза тут была в прошлом году! А теперь только маленький дождик. С обеих сторон над нами нависают ветви, иногда они задевают за верх кабины, шуршат по брезенту. А вот пруд. Только никто сейчас в нем не купается. Грузовик взбирается на пригорок. Дождь припускает сильнее, машина останавливается, шофер выглядывает из кабины.

— Вишь, слякоть какая, застрянем!

— В писательском поселке заасфальтировано, — успокаивает папа, — а там каких-нибудь двести-триста метров.

Мы все-таки застреваем недалеко от нашей дачи.

— Нинусенька, я провожу Тамару и девочек, — говорит папа, — и вернусь.

— Нет, я с вами, — решает мама. — Что же я буду тут сидеть? Неизвестно, сколько это продлится.

Мы шагаем вдоль заборов.

— Павел, Павел! — зовет мама. — Куда ты бежишь? Ты же знаешь, я боюсь, когда скользко.

Папа берет ее под руку, но она все равно упирается от страха.

— Нинусенька, я тебя держу.

— Осторожней, ради бога, осторожней…

Мы доползаем наконец до забора Авровых, но нужно еще перебраться по мостику через канавку. Мама никак не отваживается ступить на мокрые доски.

— Подожди, Павел, подожди. Не торопись. Глина — это самое страшное, это хуже, чем лед.

— Хорошо, Нинусенька, но не ночевать же под дождем! Я должен вернуться и помочь шоферу.

Мы все трясемся от холода. Мама делает робкий шажок и опять замирает.

— Нинусенька, передвигайся все-таки сколько-нибудь. Нельзя топтаться на одном месте!

Мама виснет на папе и бочком, бочком семенит к калитке. Альма принимается лаять за забором.

Альма! Собака моя дорогая!.. Ну, что же они там? Скорее, скорее открывайте!

Ольга Николаевна выскакивает на крыльцо: «Приехали! Приехали…» — отпирает калитку.

— Ольга Николаевна, милая, здравствуйте, — говорит мама, — да, слава богу, дотащились. Грузовик, конечно, застрял. Со всеми вещами. Разрешите, я за вас уцеплюсь…

Альма, Альма моя…

— Не смей трогать эту гадость! Ты что, не видишь? Она вся мокрая, как черт, и грязная!

Вся мокрая и грязная… Вся такая теплая, счастливая, так прыгает, так радуется! Милая, милая моя собака!.. Я очень-очень без тебя соскучилась… Ты даже не знаешь, как я без тебя соскучилась…

— Ольга Николаевна, вы не будете возражать, если мы тут стол поставим? — спрашивает мама.

— Почему же я должна возражать? — удивляется Ольга Николаевна (она возится возле печки). — Ставьте себе на здоровье куда хотите.

— А то знаете, как-то обидно, такая погода, и сидеть в духоте. После дождя воздух такой изумительный!

Папа вытаскивает с террасы стол, тетя Тамара ему помогает.

— Сюда, Павел, ближе, ближе, — распоряжается мама. — Чтобы тень доставала.

Мы садимся завтракать, пьем чай с хлебом.

— Завтра уже будет питание по курсовкам, — объясняет мама тете Тамаре. — Две курсовки на троих — более чем достаточно. Едоки вы не ахти какие.

Прилетает оса и кружит над столом. Мы с Ритой боимся ее. Папа подкарауливает осу, с размаху бьет ладонью, она падает на землю, он давит ее ногой.

— Да, кстати, — говорит мама, — все забываю спросить: носит Рита эту шубу?

— Какую, Ниночка?

— Ну ту, что я тебе отдала — помнишь, коричневую, короткий такой мех. Неужели ты не помнишь?

— Ой, что ты! — смеется тетя Тамара. — Ой, даже говорить не хочется… Один раз только и надела! Первого сентября, как в школу пошла. Пускай, думаю, наденет что-нибудь понаряднее. У нас ведь в сентябре уже холодно. Так представь себе — ой, неудобно даже рассказывать за столом!..

— Что такое? Почему неудобно? — не понимает мама.

— Да она на переменке в уборную пошла. Представляешь? В этой шубе! И провалилась… Не привыкла, маленькая еще…

— Боже, какой ужас…

— Да! — Тетя Тамара смеется и всхлипывает и закрывает лицо платочком. — Еле вытащили.

— Господи, какой кошмар!.. Счастье, что не утонула…

— Аналогичный случай был у нас в части. — Папа покачивает ногой. — Из «Красной звезды» приперся корреспондент и провалился, идиот, в походный клозет. Ударил колено и, как выяснилось впоследствии, заработал туберкулез кости. Я его теперь иногда встречаю — ходит, болван, на костылях.

— Не понимаю, чему тут злорадствовать, — говорит мама.

— Злорадствовать нечему, — соглашается папа. — Но почему-то достойных людей на фронте убивало, а всякая мразь проваливалась в отхожее место.

— Не говорите, Павел Александрович! — Тетя Тамара промокает глаза платочком. — Не говорите!.. Начальная школа, маленькие дети и такая огромная дыра! Как это можно? Повезло еще, что летом чистили. Но все равно, шубку, конечно, пришлось выкинуть. И шубку, и платье, и ботики!

— И чулки тоже, — напоминает Рита.

— Н-да… — вздыхает папа. — Прекрасный конец для шубки из натурального обезьяньего меха. Я специально ездил за ней в Швейцарию.

— Что ж, вот и вышла наука, — говорит мама. — Нужно быть ненормальным, чтобы семилетней девчонке покупать такие ценные вещи!

— Бог с ней, с этой шубой! — утешается тетя Тамара. — Все равно она никуда не годилась: тонюсенькая, совершенно не для наших погод.

— Главное, что все обошлось, — соглашается мама. — Подождите, не напихивайтесь хлебом, сейчас каша будет готова.

— Постарайся, Нинусенька, побыстрей, — просит папа, — я хочу успеть на десятичасовой поезд.

— Какой поезд? — не понимает мама. — Зачем тебе поезд?

— Десятичасовой поезд в Москву. Я тебе говорил, что должен ехать в Москву.

— То есть как в Москву? Мы только что приехали!

— Нинусенька, я тебя предупреждал, что должен сегодня сдать статью в «Труд».

— Какой «Труд», какая статья? Я полагала, ты останешься с детьми, хотя бы на несколько дней… А после Тамара сменила бы тебя…

— Я — с детьми?! Извини меня, а вы где же будете?

— Мы бы съездили в город, купили кое-что. Тамарочка хочет походить по театрам…

Из нашей кухоньки доносится запах подгоревшей каши. Тетя Тамара вскакивает спасать ее.

— Нинусенька, во-первых, у меня масса дел перед отъездом, а во-вторых, неужели ты полагаешь, что я стану нянчить детей?

99
{"b":"545343","o":1}