— Яблочный, апельсиновый, томатный, — четко поставленным голосом пропела девушка.

— Нам, пожалуй, два апельсиновых, — сделал заказ Петрович, посмотрев на меня. — Так?

— Так, — согласился я безропотно.

— И грамм по двадцать хорошего коньячку, — добавил Петрович, когда длинноногое создание удалилось, чтобы выполнить заказ.

— Можно, — опять согласился я.

Петрович встал со своего кресла, прошел к шкафу-стене. Потянул за одну из ручек. Открыл бар. При этом широкая кумовская спина, примерно пятьдесят четвертого размера, полностью заслоняла обзор. Когда он повернулся, то в одной руке была бутылка, а в другой — две рюмочки, казавшиеся крохотными в толстых пальцах.

— «Арарат» десятилетней выдержки, — похвалился Петрович, — прямо с выставки.

Коньяк и в самом деле был ароматный, мягкий и вместе с тем крепкий. Опрокинув в себя рюмочку, Петрович продолжил:

— Что касается этих самых воровских постановок, то это, можно сказать, спектакль для одного человека, для жертвы. Тут Монголу и Япончику в ту пору равных не было. Импровизировать они были мастаки. Чего стоит, например, выколачивание денег у столичного антиквара Миркина.

Грузовик долго петлял по московским закоулкам, пока не оказался на МКАД, на одном из лесных участков. Этот маршрут водитель и его попутчик выбрали не случайно. Им очень не хотелось встречаться со стражами порядка. В кузове в простеньком дощатом гробу вместо покойника находился живой, но напуганный до смерти человек.

Однако странной похоронной команде не повезло. Словно из-под земли на обочине появился милиционер. Его полосатый жезл настойчиво приказал остановиться.

— Проверка документов. — Старший лейтенант говорил громко, как человек привыкший командовать.

— У нас все в порядке. — Водитель подал ему какие-то бумаги. — Вот, путевой лист и свидетельство о смерти. Безродного покойничка из морга везем на захоронение…

— Проверим, — блюститель порядка ловко перемахнул через борт.

Сквозь щели наспех сколоченного гроба, а точнее, ящика жертва явно могла разглядеть милицейскую форму проверяющего. Тут бы голос подать и, глядишь, внезапный спаситель вызволит из столь страшного заточения. Но рот раскрывался лишь в беззвучных конвульсиях. В самый, казалось, критический момент у жертвы пропал дар речи.

— Открывай! — скомандовал милиционер.

— Негоже покойничка тревожить, заколочен уже.

— Расколачивай. Проверим, что за покойник. — Недоверчивый старлей, видимо, заподозрил что-то неладное и сам взялся за валявшийся в кузове топор.

Доски импровизированного гроба заскрипели. Щель увеличилась. Но тут прогремел выстрел. Милиционер рухнул на гроб и сполз на дно кузова.

— Зачем мента замочил? Охренел совсем? — раздался чей-то истошный вопль.

— Другого выхода не было.

— Мента грохнул. Теперь и этого кончать надо.

— Заводи и гони к реке. Обоих — в ящик. Камней побольше и концы в воду…

— Не надо — в воду. — У жертвы наконец-то прорезался голос. — Отдам все! Только не убивайте.

— А не врешь? — Доски снова заскрипели. Крышка открылась.

На свет появился пухленький мужчина с ключом в трясущейся руке.

— Вот — от тайника… — И он тут же выложил, где и что лежит.

— Молодец, Корейка! — «Убитый» мент сел на полу кузова. Это был переодетый Япончик. Он дружелюбно похлопал по плечу побледневшего Вольдемара Миркина, заведующего антикварным магазином.

— Мог бы и раньше расколоться, а то пришлось целый спектакль разыгрывать, — расхохотался «убийца» мента, Монгол. Он уже держал в руках заветный ключик. — Кто Корейку-то шмонал?

— Я, — подал голос третий «артист», он же водитель грузовика, настоящий шофер сремстройбазы, Буздин по кличке «Золотой».

— И как ты объяснишь это? — Монгол поигрывал ключиком.

— Век свободы не видать! Все обшмонал, ничего не было…

После воровской постановки бандиты разделились. Монгол и Золотой повезли антиквара на явочную квартиру по Болотниковской улице. Япончик, Балда, Сиська махнули «бомбить» миркинские апартаменты.

В шикарном четырехкомнатном жилище, напоминавшем скорее музей, чем квартиру, как и обещал хозяин, никого не было. Вытряхнув тайник с драгоценностями и деньгами, воры принялись паковать ценные вещи. Красивых безделиц было много. А, как известно, созерцание прекрасного увлекает и расслабляет. Как раз в такой момент их и застиг картавый голос, который донесся из казавшейся пустой кухни:

— Караул, грабят!

В шоке все замерли. Потом, бросив награбленное, ринулись к двери. Однако она имела несколько хитроумных замков, которые они сами и закрыли, дабы случайный человек часом не заглянул и не помешал работе. Открыть их в суматохе оказалось делом не простым. Тут-то воров и настигла команда:

— Всех постреляю! Лицом к стене!

Троица замерла: ноги привычно шире плеч, руки вперед и вверх. Ожидание страшной развязки сковало мышцы. Пауза затягивалась. Первым пришел в себя Япончик. Он обернулся и недоумевающе осмотрел пустоту за собой. Никого не было. Что за чертовщина?

— Кончай, стенку бодать, — бросил он подельникам. — Скоро в штаны наложите…

Квартира была пуста. Лишь в кухне под потолком раскачивался в клетке красивый большой попугай. Он смешно надувал перья, напуская на себя важность. Потом, склонив голову набок, уставившись одним глазом на вошедших грабителей, резко пророкотал:

— Кар-раул, грабят!

— Во, гад! Как напугал. — Сиська запустил в клетку свою лапу, с остервенением схватил птицу и свернул ей шею.

Но взятая у антиквара добыча не удовлетворила Монгола. Он рассчитывал на большее. Пахана выручил сметливый помощник. Япончик вместе с ценностями прихватил еще на всякий случай паспорт и военный билет Миркина: авось у антиквара в сберкассе деньги лежат. Он не ошибся.

Миркин в состоянии глубокой прострации лежал на грязном диване в комнате, ставшей на время его тюремной камерой. Он уже простился с ценностями и молил Господа лишь о том, чтобы выбраться из этой истории живым.

Дверь распахнулась. Вошли Монгол и Япончик. Первый держал в руках его паспорт.

— Обмануть хотел, Корейка? — Монгол был в гневе. — Ключик дал, а денег положить забыл.

— Как забыл? Там же столько лежало…

— Мало лежало. Мало!

Япончик подскочил к антиквару, тряхнул его за грудки, больно боднул в лицо:

— Кого провести хочешь?

— Такие корейки, как ты, деньги из воздуха делают! — Еще одна оплеуха досталась теперь уже от Монгола. — Связывайся с кем хочешь, но чтобы двадцать тысяч было…

Воровская правилка закончилась тем, что Миркин позвонил сестре в Харьков:

— Роза, милочка, это Вольдемар. У меня большие неприятности. Нужно помочь деньгами. Посыльный приедет с моим паспортом и распиской. Отдай ему двадцать тысяч…

Напомню, что это было в конце 60-х. Тогда на двадцать тысяч можно было купить несколько кооперативных квартир или четыре «Волги». Для обывателя, который получал в месяц чуть больше ста рублей, такая сумма могла обеспечить безбедное существование до конца жизни. Монгол в Харьков отправился сам.

Однако сестренка в своей жадности перещеголяла братца. Получив от Монгола расписку на двадцать тысяч рублей, она отдала только семнадцать.

— Скажете Вольдемарчику, что больше собрать не смогла.

— Это ты ему сама скажешь. — Из обстоятельного посыльного Монгол моментально превратился в того, кем был на самом деле. — Скидывай свое рыжье. Оно как раз перекроет недостающий должок. Или помочь?

Он кивнул. Стоявший рядом Косой сорвал с руки опешившей Розочки изящные золотые часы. Колечко и серьги она отдала сама, чтобы не лишиться вместе с ними ушей.

Банда Монгола состояла из наркоманов, мелких воришек-домушников. Основное ядро — примерно двадцать человек, среди них Косой, или Владимир Куприянов. В свои сорок два года он имел образование четыре класса и в два раза больше судимостей, сроки по которым, если сложить их вместе, тянут аж за семьдесят лет. Спасибо амнистиям, досрочным освобождениям. Другая не менее колоритная фигура — Сиська. Это по воровской кликухе. По паспорту — Лев Генкин, тридцати шести лет. По милицейской картотеке — особо опасный рецидивист, каковым его признали после пятой судимости.