Девушка, не переставая, кричала пронзительным истерическим голосом:

— Прекратите! Я сама цветная! Прекратите, скоты проклятые! Говорят же вам, я цветная!

— Необходимо вызвать полицию. Просто необходимо вызвать полицию! — взволнованно повторяла белая дама, теребя за рукав одного из зевак. Но он только стряхнул с себя ее руку. Черные молча следили за этой сценой, глаза у них были настороженные, тревожные. Вдруг какой-то темный предмет ударил Йапи в висок около глаза: девушка размахивала перед ним своей сумочкой.

— Я же цветная! Я цветная! Перестаньте!

Она вцепилась Йапи в плечо.

— Я же цветная! Цветная! — пронзительно кричала она. — Я цветная!

Йапи опустил руки, он совсем выбился из сил. Даниель перестал держать мулата, и тот рухнул на тротуар. Девушка опустилась рядом с ним на колени и, осторожно положив его голову себе на плечо, стала вытирать кровь с его лица. Веки его набухли, глаза закрылись, нос был перебит, губы рассечены. Он был почти без сознания.

Толпа стала рассеиваться. Белая дама все твердила: «Надо же в самом деле вызвать полицию», — но ее никто не слушал. Вожатые и кондуктора со смехом разошлись по вагонам, остался только один — тот, что был в ажиотаже от зрелища. Вытаращив глаза, он с дурацким видом глядел то на Йапи, то на Даниеля. Из всей толпы остался только он да несколько державшихся поодаль черных.

Словно во сне, смотрел Йапи на обезумевшую девушку, стоявшую на коленях, потом перевел взгляд на свои окровавленные, покрытые синяками руки, на перепачканную кровью рубашку. Даниель тяжело дышал. Он тоже был весь измазан кровью. Йапи вдруг охватила дикая злоба, злоба на себя самого: как это он свалял такого дурака, как мог принять цветную шлюху за белую? Ну и кретины безмозглые они оба! Ведь за милю видно, что она цветная. Толстые губы, широченные бедра… Поганая цветная потаскуха! Дать бы ей как следует, изнасиловать тут же на тротуаре!

Внезапно девушка вскочила и, вцепившись ему в плечо, закричала, приблизив рот к его лицу:

— Вы за это поплатитесь, мерзавцы, белые скоты! Я добьюсь, чтобы вас засадили! Мы на вас в суд подадим!

Йапи сбросил ее руку: ишь ты, шлюха цветная, смеет еще прикасаться к нему своими лапами!

Даниель наклонил голову.

— Пошли, — сказал он.

Они медленно двинулись вперед, но девушка бросилась на Йапи и снова закричала:

— Ну нет, не уйдете! Я добьюсь, чтобы вас засадили!

Он обернулся, сильно ударил ее в грудь и, швырнув об стенку, быстро пошел прочь. Даниель уже завернул за угол, и, когда появился Йапи, оба пустились бежать со всех ног. Пробежав два квартала, они юркнули в уличную уборную — там они смыли кровь с рук и попытались оттереть пятна с измаранных рубашек и брюк, но безуспешно. До этого момента они не обменялись ни одним словом, а сейчас оба заговорили разом:

— Теперь опоздали…

— Как мы пойдем в таком виде?..

Они снова принялись оттирать рубашки и джинсы, но от воды пятна только расплывались.

— Пошли, что ли, — сказал Йапи, и в голосе его слышались отчаяние и злоба оттого, что субботний день пошел прахом.

— Зайдем в кафе.

Оно было совсем рядом, излюбленное их местечко, куда они часто водили своих девушек. В кафе вокруг автомата-проигрывателя стояло несколько молодых парней, которых они знали в лицо. Когда они вошли, в проигрывателе вспыхнули красные огоньки, загрохотала музыка — целый каскад звуков: барабаны, рояль, тромбоны, громкие голоса. Приняв самый беззаботный вид, Йапи и Даниель направились было к столику, но в это время один из парней их заметил.

— Эй вы! — крикнул он, выключая музыку. — Что это вы такое делали?

Внезапно наступила тишина; все разом уставились на них. Хозяин вышел из-за стойки, и вид его не предвещал ничего хорошего. Красные, взмокшие, они повернулись и пошли к выходу. На улице они в нерешительности постояли минуту-другую. Прохожие смотрели на них и отпускали замечания на их счет.

— Ну ладно, — сказал Даниель. — Поедем-ка мы лучше домой.

В полном молчании кружным путем они пошли к трамвайной остановке. Йапи уже мысленно видел, как он прокрадывается в дом, стараясь не наткнуться на мать, — все равно ему не избежать сцены, дело ясное. Господи боже мой, даже рубашку постирать нельзя! Мать обязательно будет крутиться рядом и совать во все нос. Да, пропащий день, совершенно пропащий.

Его трамвай подошел первым. Садясь в вагон, он с остервенением крикнул Даниелю:

— Ну попадись она мне только, поганая цветная шлюха! Я ей всю морду расквашу!

Вы можете всю жизнь прожить в Иоганнесбурге или его окрестностях и ни разу не подумать о шахтах, что змеятся в чреве земли у вас под ногами. Вы можете совершенно не думать о них, но это не значит, что они дадут вам забыть о себе. Чтобы забыть их, нужно стать слепым, глухим, лишиться всех органов чувств. Когда с юга начинает дуть ветер, вы чувствуете, вам режет глаза, ощущаете песок, скрипящий у вас на зубах. Это с отвалов, расположенных в миле-двух от города, поднялась рудничная пыль. И хотя сорные травы давно добрались до вершин отвалов и опутали их своими корнями, и хотя семена, случайно занесенные на склоны, давно проросли и покрывают все кругом пышным многоцветным узором, и хотя улицы и дороги города асфальтированы и залиты гудроном — все равно августовские ветры несут по городу мелкую рудничную пыль, которая колет лицо, набивается в рот, напоминая вам о том, что это шахтный город, который еще вчера, как любят выражаться газетные репортеры в припадке болтливости, был обычным приисковым поселком.

Есть и другое, что напоминает вам о шахтах: закутанные в одеяла туземцы, которые иногда партиями пересекают город на своем пути в рудники; команды игроков в регби, что приезжают из шахт в город и увозят с собой ежегодные призы, и то, что город время от времени вздрагивает.

Город и все его здания вздрагивают очень часто.

Говорят, он вздрагивает почти каждый день, а один эксперт по статистике даже уверял, что в среднем — два раза в день. Может быть, эксперт прав. Но если вы выросли и живете здесь со дня рождения, то вы не обращаете на это никакого внимания. Ведь вы замечаете только те толчки, от которых дрожат стены и падают картины.

Раньше много говорили об этих толчках, спорили, вызваны ли они разработками в недрах города или же происходят вследствие неустойчивости земной коры в этом районе. Кажется, ученые специалисты ни до чего не договорились. Правда, один человек, хотя он и не был специалистом, утверждал, что толчки происходят потому, что земля под городом вся насквозь продырявлена и изрыта. Ведь нельзя же в самом деле понаделать кругом подземные ходы, бросить их так и думать, что это сойдет людям даром.

Милях в десяти от рудной жилы вы больше не чувствуете этих толчков; вы еще можете их слышать, но и только. Это еще раз говорит о том, что толчки связаны с подземными работами, с обвалами горных пород и сотрясениями во время подземных взрывов. Земля не станет без причин содрогаться. Однако во всем этом никто не видит причин для беспокойства. Почему-то все считают, что если толчки и идут из шахт, то главным образом из старых, заброшенных выработок, где штреки и штольни обрушиваются на призрачные тени своих творцов, вызывая толчки и сотрясения почвы. Но как бы то ни было, жизнь требует свое. Золото надо добывать. Ведь любая работа связана с опасностями.

Когда земля содрогается чуть не каждый день, вас уже больше не интересует, были ли при этом жертвы. Ведь чаще всего жертв не бывает, в девяносто девяти случаях из ста. И вы начинаете вести себя так, словно их вообще не бывает. Иногда, когда вас будит ночью особенно сильный толчок, вы считаете себя обязанным просмотреть утром газеты от корки до корки в поисках сообщения в траурной рамке. Если его нет, вы успокаиваетесь. Обычно сильные толчки не самые опасные, они всегда неглубокие. И если уж происходит что-нибудь серьезное, то происходит от намного более слабых толчков, таких, которые заставляют вздрагивать землю лишь слегка и доходят наверх как неясный, отдаленный гул, подобный тому гулу, что Эйб Лоттер услышал, не проработав на шахте и полгода.