Это был такой слабый толчок, что вряд ли кто обратил на него внимание, толчок, который скорее погладил землю, тем толкнул; толчок, который был тише шелеста листвы и нежней журчания ручейка. Это был толчок, который вы едва ли заметили б и уж наверняка бы не запомнили. Алек Лаусон вообще почувствовал его только потому, что сидел в это время в душной аудитории на лекции, нагоняющей сон, стараясь уследить за ускользающей нитью рассуждений об одном устаревшем принципе римско-голландской системы права. Толчок донесся до него, как доносится и прогоняет сон чей-нибудь голос или скрип отворяемой двери, когда человек только-только засыпает.

И Дэвид Лоттер почувствовал его, хотя находился от толчка дальше, чем Лаусон. Он сидел у себя дома, на западной стороне города, куда толчок дошел в виде легкого трепета, от которого мог бы вздрогнуть листок бумаги, не больше, и продолжался всего лишь мгновение. Дэвид только что начал проверять тетради, и этот толчок даже не прервал его занятий.

Он почти проверил все тетради и сложил их в большую стопку справа от себя, когда дверь внезапно открылась и в комнату вбежала Рита, старшая дочь его брата Эйба Лоттера.

— Дядя Дэвид! Мама просит вас прийти, быстрее, как можно быстрее! На руднике случилось несчастье. Мама страшно напугана. Скорей, скорей!

Рита прошла в дом через черный ход, как это обычно делают дети, стремясь избежать встречи со взрослыми и не желая их беспокоить. Дэвид Лоттер постарался успокоить Риту и, натянув на себя свитер, устремился за ней на улицу. Они сели в автомобиль, на котором Рита приехала, и тронулись в путь. Дэвид всю дорогу в замешательстве думал, что же там могло произойти.

Добравшись до дома брата, он застал миссис Лоттер в сильной нервной горячке. Миссис Лоттер была в шляпке — в яркой шляпке с пышным пером — и в пальто, хотя на ногах оставались старые стоптанные туфли, которые она обычно надевала только дома.

Увидев его, она выбежала на улицу. Дэвид успел разглядеть какого-то незнакомого человека на веранде.

— Ох, Дэвид! Дэвид!.. — причитала она. — Ты его брат! Единственный брат! Поэтому я должна была послать за тобой… За кем еще я могу послать?.. Ох, Дэвид, Дэвид! Целая шахта обрушилась на моего Эйба, так они рассказали мне. Но они говорят, что мне незачем идти туда, незачем, хотя он, может быть, тяжело ранен. Ох, Дэвид, кто же тогда должен идти, если не я? Целая шахта обрушилась, и мое сердце говорит…

— С вашего позволения, с вашего позволения, миссис Лоттер… — старался успокоить ее посыльный с шахты, — может быть, не так уж все плохо… — Он обратился к Дэвиду: — Я уже объяснял миссис Лоттер, что это на наших шахтах частое явление. Мы еще не знаем подробностей, не знаем, ранен ли кто-нибудь. Обвал произошел в штольне Эйба Лоттера, и больше ничего не известно.

— Но должна же я пойти на шахту, должна же я быть с моим Эйбом? Кому еще, как не его жене и тебе, Дэвид? Ведь ты его единственный брат. Он, вероятно, ждет нас там…

Прибежала соседка. Вовсю заголосили дети. Еще немного, и у их дверей соберется целая толпа. Дэвид с посыльным из шахты прогнали миссис Лоттер в комнаты, соседка пошла вместе с ней, чтобы помочь собраться в дорогу, так как было очевидно, что та твердо решила идти на шахту.

Посыльный отвел Дэвида в сторону и начал рассказывать ему приглушенным голосом. С первых же слов Дэвиду стало ясно, что миссис Лоттер даже не представляет всей серьезности случившегося. Она преувеличивала катастрофу и в то же время преуменьшала ее последствия. Этим днем в штреке, где работал Лоттер со своей бригадой, произошел обвал горной породы, и Лоттера с его людьми по окончании смены недосчитались. Нельзя было не понять тон, каким это было сказано, не понять того, что могло произойти с Эйбом Лоттером.

— Вы прекрасно понимаете, что происходит при обвале породы. Мы всегда в таких случаях даем знать семьям потерпевших.

Они слышали причитания и охи миссис Лоттер, поэтому решили, что будет лучше, если она пойдет вместе с ними. Дэвид уговорился с соседями, что те присмотрят за детьми.

В эту минуту, все еще в истерике, хотя и в менее кричащей шляпке, появилась миссис Лоттер.

— Я пошла привести вашего отца домой, — говорила она детям. — Я приведу его, и больше он ногой не ступит в эту свою шахту. Клянусь творцом, это будет последний раз.

Они застали там полную тишину и порядок. В таких случаях администрация рудника особенно нажимает на дисциплину и на создание такой атмосферы, что «все идет как обычно», чтобы локализовать происшествие и предотвратить возможную панику. Что ж, администрация по-своему права. Ведь это, по всей видимости, единственный способ остаться хозяином положения. Как всегда, работали подъемные машины, как всегда, сидели за столами в диспетчерской люди и, как во время обычной смены, у входа в шахту толпились шахтеры и ждали прибытия клети, чтобы спуститься вниз. Дэвид понял, что это спасательная команда.

Миссис Лоттер потребовала, чтобы ее допустили к мужу, ибо она знает свои обязанности жены и ее место рядом с ним. Она все еще не понимала того, что произошло. Ей объяснили, что ее муж еще не поднят наверх, то есть он еще не поднялся, но должен вот-вот… может быть, в ближайший час… Услышав это, она вновь разрыдалась и запричитала о своих обязанностях жены и матери, матери детей Эйба, о том, что ей нужно делать ради него и ради них. Ей посоветовали сохранять спокойствие и подождать, пока ее мужа не поднимут наверх. Тогда ей скажут, что случилось, а пока пусть она успокоится — ради своих детей.

— Верно! Верно! Ради детей, детей моего Эйба!.. — бормотала она.

Ее увели в приемный покой «Скорой помощи» и отдали там на попечение посланной из больницы сиделки.

Только сейчас из нескольких разрозненных фраз, оброненных служащими шахты, Дэвид понял, насколько серьезна катастрофа. Тела нескольких убитых негров уже были доставлены наверх. Пять шахтеров остались заживо погребенными в шахте, Эйб Лоттер — единственный белый среди них. Никто не знал, живы они или мертвы, и если живы, то смогут ли их раскопать до того, как они погибнут. Спасательные бригады, уже вовсю работали под землей. Дэвид увидел лист бумаги, только что приколотый на доску объявлений, — список пропавших без вести, убитых и раненых. Эйб Лоттер был первым в этом списке. Отдельной колонкой стояло имя Бена Джонкера, а за ним — множество имен негров.

Может быть, потому что объявление было как объявление — краткое и сухое, Дэвид впервые уяснил себе весь смысл случившегося. Между ним и его братьями никогда не существовало особой привязанности, но в эту минуту он ничего не имел против Эйба и испытывал к нему только невыразимую жалость. На шахте работает масса людей. Почему именно Эйб Лоттер? Ведь он пробыл-то здесь каких-нибудь полгода, почему же он? Почему несчастье должно было свалиться именно на Лоттеров? Еще вчера это был буйный, хвастливый малый — глупый, но живой, и ему светило солнце. А сегодня он лежит раздавленный под грудой камней. И тот цветной, на которого был так зол Эйб, — другой смертный, тщетно борющийся против смертных, — также погребен под той же самой грудой камней. Значит, все бесполезно и бессмысленно. Вот каковы были первые мысли, что мелькнули в голове Дэвида, и он почувствовал себя, как те женщины, что совсем недавно стояли у кровати Джейка Лоттера, его брата, умиравшего от острого воспаления легких. Все оказалось абсолютно ненужным.

Он вспомнил о своем отце и подумал, что он теперь скажет ему? Какую цитату тот приведет в оправдание, когда будет вынужден записать еще одну скорбную дату на титульном листе своей Библии?

Он подумал о своей матери, на которую каждое несчастье в семье ложилось тяжелым бременем и которая несла его с бесконечным терпением. Он вспомнил о маленьких детях Эйба. Потом мысли его снова вернулись к Эйбу Лоттеру: он был так еще молод, что при всех своих недостатках не заслуживал смерти.

Утренние газеты поместили отчет о разразившейся на Митченерской шахте катастрофе под большими заголовками.