Два старика, ближе всех стоявшие к барной стойке, первыми схватили тарелки. Через пару секунд они уже запихнули в себя всю пищу и суматошно жевали посреди развернувшегося конца света. Через полминуты их вышвырнули из Бутербродной, кто кулаками, а кто и ботинками пройдясь по отвратительным старческим физиономиям.
Пусть валяются на улице, упиваясь набитым брюхом, а мы будем ждать президентских блюд в сотни раз лучше этих, которых все равно больше нет.
Посетители разошлись по своим местам и погрузились в ожидание.
А страсти тем временем только накалялись. Подтверждая опасения мадам Кашалот, в дыру на месте выбитого окна вдувало морозный воздух и посетители без верхней одежды, а в верхней одежде они не помещались перед столиками, начали замерзать.
Сначала мерзли немногие, только оказавшиеся у самого окна. Минут через десять мерзнуть стали стоявшие рядом с первыми, у которых уже зуб на зуб не попадал. А еще через десять минут мерзли все в зале: кто-то только начинал мерзнуть, у кого-то зуб на зуб не попадал, а некоторые, самая малочисленная группа, стоящая у окна, с минуты на минуту готовились отдать концы.
Ситуация осложнялась еще и тем, что обещанная еда, после которой можно было надеть, наконец, оставленные в гардеробе куртки и смыться домой, так и не была приготовлена, потому что Марио успел отойти на сущие метры и даже не догадывался, что творилось в оставленном заведении.
Время от времени в зал выходила миссис Сплюснутая предупредить, что приготовление блюд задерживается, но буквально через пару минут все вынесут. Ответом ей служила отменная брань доведенных до бешенства посетителей.
Появились первые жертвы. Несложно догадаться, кто ими оказался. Разумеется, компания за столиком у окна. Семейство, празднующее день рождения младшей дочери. Пара родителей, три красавицы-дочки и слепая бабушка на костылях. Жертвы обстоятельств омертвели, рухнув под столик почти одновременно.
[15]
Когда произошла трагедия, Марио продвинулся всего на несколько метров.
[16]
Вернемся на несколько часов назад.
Когда в Бутербродную вошли плотники, месье Жлобель спал в кровати матери, мадам Марисоль. Хозяин Бутербродной оказался там, потому что неделю назад мадам Марисоль сломала ногу, взбегая к себе на шестой этаж. Каких-то пять ступенек оставалось до двери и такой сюрприз.
Хруст кости слышит весь подъезд.
Но мадам Марисоль не валится с ног, даже если одна сломана. Мадам, как ни в чем не бывало, преодолевает оставшиеся пять ступенек и как вкопанная останавливается у двери. Нужно открыть замок, для чего женщина роется сначала в сумке, а потом во всех карманах. Но безуспешно. Она понимает, что забыла ключи на почтовом ящике, перебирая пришедшую корреспонденцию.
Мадам Марисоль спускается на первый этаж, хватает ключи и поднимается обратно. Ключ в замке, пара поворотов налево, один быстрый направо и еще семнадцать на предельной скорости снова налево, детище месье Жлобеля.
Первые симптомы травмы мадам Марисоль замечает спустя шесть дней. К тому времени нога становится коричневой, распухает, а так как это открытый, а не закрытый перелом, торчащий из ноги обломок кости цепляет любые колготки, какие мадам Марисоль ни надевает.
Первым делом она звонит сыну. Месье Жлобель бросает дела в Бутербродной, тем более, делать ему совершенно нечего, и выезжает к матери. Он не сразу понимает, что торчит у нее из ноги и почему та такого оттенка.
С пару часов Жлобель крутится вокруг ноги, подходя к ней то с одной стороны, то с другой, то перешагивая через другую ногу мадам Марисоль, а то и в прыжке перепрыгивая мадам целиком.
Ближе к ночи сына посещает мысль обратиться к специалистам, и тут же, буквально по телефону, он вызывает врачей.
Дальнейшее не нуждается в подробностях, отметим только самое главное.
Мадам Марисоль госпитализируют, врачи ставят диагноз: гангрена. Решают тут же ампутировать ногу, но вмешивается месье Жлобель.
Он не может оставить мать одну, он хочет непременно сидеть рядом и наблюдать за врачами. Но одно обстоятельство этому мешает: у Жлобеля слипаются глаза, ему нужно поспать.
— Оперировать будете утром, — говорит он врачам и выбегает из приемного покоя.
Месье Жлобель решает спать в кровати матери, потому что она ближе к больнице, чем его кровать в Бутербродной. Рационалист до мозга костей.
Он спит очень долго, не меньше двенадцати часов. Пропускает первый автобус, открытие метро и открытие Бутербродной. Месье Жлобель поднимается с кровати одновременно с падением под столик замерзшей семьи, ждущей заказ в его заведении.
Жлобель идет в ванную комнату, умывается, чистит зубы, быстро перекусывает тем, что находит в холодильнике, какой-то жуткой хренотенью для нищих старух, и отправляется в больницу.
Прекрасная солнечная погода и не слишком холодно. Месье Жлобелю хочется пройтись до больницы пешком.
Когда он появляется в приемном покое, медсестры мечутся из угла в угол, доктора нервничают с испариной на лбу.
— Наконец-то, — выпаливает один из них, увидев Жлобеля в коридоре. — За ночь гангрена расползлась по всей ноге, придется ампутировать целиком.
Месье Жлобель пожимает плечами.
— Действуйте, как считаете нужным, — говорит он. — Полноги или целая — какая разница.
Медсестры перекладывают мадам Марисоль в коляску и, выхватывая ручки друг у друга, увозят в операционную.
— Одну минуту, — вмешивается Жлобель. — Мне нужно еще кое-что уточнить, без меня не начинайте, — и пулей вылетает на улицу.
Ловит такси, называет адрес матери, через пять минут он на месте. Поднимается на шестой этаж. Вот он уже внутри, в руках сантиметр, который Жлобель поднимает над головой и измеряет длину антресолей между прихожей и кухней.
Мужчина записывает результат в блокнот и выбегает из квартиры. Внизу его ждет та же машина с тем же водителем.
— Обратно, — рявкает он и таксист послушно возвращает машину к больнице.
Жлобель врывается в операционную с раскрытым блокнотом.
— Мы только вас и ждем, — приветствует его главный врач.
— Вот, — Жлобель протягивает доктору блокнот. — Это должно остаться от моей матери после ампутации.
Врачи и медсестры окружают их, пытаясь увидеть, что написано в блокноте.
— Это в сантиметрах или в граммах? — интересуется главный врач.
У Жлобеля киснет мина.
— Обойдемся без ваших шуток.
Главный врач берет у месье сантиметр и измеряет длину женщины от макушки до низа живота.
— Как раз, — кричит он и подбегает к Жлобелю с намерением обнять его. — С точностью до миллиметра. Жлобель, вы гений, именно здесь и нужно резать.
— Но как быть со второй ногой? — спрашивает медсестра.
Главный врач в ожидании смотрит на месье Жлобеля.
— Режьте и вторую, — неряшливо бросает Жлобель. — Пусть это вас не беспокоит.
Доктора тут же пускают в дело инструменты и со скоростью пильщиков лишают мадам Марисоль обеих ног.
— Готово, — кричит главный врач, на выдохе сбрасывая халат. — Получилось превосходно.
Главный врач ищет глазами месье Жлобеля, но тот вышел из операционной в туалет.
— Все совпало, — воодушевленно говорит доктор, показывая медсестрам, чтоб увозили мадам.
— Так точно все просчитать, — восторженно орет он, оставшись один в операционной, — Гениально, как пеньюар Афродиты.
И падает замертво от переизбытка чувств.
[17]
А теперь снова перенесемся в Бутербродную.
Когда мадам Марисоль, все еще под наркозом, но уже без ног, вывезли из операционной, посетители в зале совсем распоясались и без стеснения требовали требуху в винном соусе. Тем временем Марио покрыл на коротких ножках порядочное расстояние, хотя и совершенный пустяк по сравнению со всем путем.
Посетители бесновались, предчувствовали, что скоро подохнут, все до единого, от мала до велика, кто раньше кто позже, заломив руки, вывернув шеи, выпучив глаза, скрючив ноги, на спине или на брюхе, улыбаясь, недоумевая, обливаясь потом, слюной, соплями или слезами, как-нибудь или кое-как, без разбору, через пять минут, минуту или пару секунд, если так ничего и не произойдет, рухнут и примерзнут к полу, женщинами и уже на них мужчинами, мужчинами и уже на них женщинами, детьми на женщинах, мужчинами поверх детей вперемешку с женщинами, частично под детьми с притащенными сюда же кошками, небольшими собачками, своими или чужими, бездомными, выпрошенными или украденными у друзей или соседей, чтобы кто-нибудь составил им компанию.