Позади тихонько засмеялся Ловчий. Пэк надулся, испустил волну света в два раза ярче обычного и отвернулся, недовольно сопя.

Некоторое время плыли молча, и тишину нарушал только глухой плеск воды. Вдруг Ловчий перестал грести, выпрямился, прислушался и напряженно сказал:

— Кто-то приближается. Пэк, приготовься. А вы, смертные, сидите тихо.

Фируза испуганно прижалась к Овечкину, и он обнял ее покрепче. И в эту минуту все страхи его неожиданно исчезли, и впал Михаил Анатольевич в какое-то фаталистическое спокойствие. Сердце его забилось на удивление ровно, и он почувствовал себя готовым со спокойным достоинством принять все, что ему еще осталось в этой жизни. Так было надо — откуда-то он это знал. Он поднял голову и обвел взглядом окрестности, но никаких изменений в окружающем пейзаже не заметил.

А затем… чей-то ужасающий стон заполнил собою пространство, заставил звенеть барабанные перепонки, и скалы содрогнулись, отвечая на него горестным эхом. Казалось, застонал сразу весь этот темный мир, невыносимо резанув по хрупким человеческим нервам и заставив людей сжаться в комочек… и внезапно наступил полный мрак. Ничего не стало видно, кроме Пэка, сиявшего на носу лодки сгустком живого янтарного света.

Едва стон начал затихать, как Ловчий поднес руку ко рту и откликнулся столь же мощным по силе переливом охотничьего рога, отчего опять содрогнулись скалы, и эхо заметалось среди мрачных уступов. Фируза зажала уши руками и пригнула голову к самым коленям. Сам полуоглохший, Овечкин похлопал ее по плечу, пытаясь подбодрить.

Тут новые звуки огласили собою подземное царство — как будто кто-то что-то произнес, но ни слова нельзя было разобрать. Ловчий бросил весло, поднес ко рту обе руки и ответил подобным же образом, на каком-то нечеловеческом языке. А Пэк вдруг воссиял с почти солнечной яркостью, и сияние это приобрело форму многолучевой звезды, вроде той, что Ловчий показывал стражнику у ворот.

Затем повторился жуткий стон, и когда и он, и отголоски его затихли, тьма рассеялась, и все вокруг приобрело прежний вид. Ловчий облегченно вздохнул, а Пэк убавил яркость свечения до обычной и устало растянулся на носу.

— Все в порядке, — сказал призрачный охотник Овечкину. — Хорас уже знает. Только что-то он не торопится нам навстречу… а мне лично тут уже порядком наскучило. Ну, ладно, едем дальше…

Они плыли по бесконечно петляющему между скал проходу еще не один час, и ничего больше с ними не происходило. Фируза даже задремала у Михаила Анатольевича на плече, утомленная однообразием дороги. Овечкин между тем почувствовал, что проголодался. Это показалось ему странным — до еды ли тут? Но голод давал о себе знать все настойчивее, и Михаил Анатольевич потихоньку начал прямо-таки терзаться, забывая о зловещем месте, в котором они находились. Что было не захватить с собой в дорогу хоть палку копченой колбасы, которой столь щедро снабдил их перед уходом Аркадий Степанович?.. Призрак и саламандра сосредоточенно молчали — они, должно быть, вовсе не нуждались в пище. Один только Овечкин терзался и терзался, пока не вспомнил о волшебной фляге Ловчего. Хоть что-то!..

Только он собрался попросить флягу, как вдруг увидел, что Пэк вскинул голову, весь подобрался и засветился ярче. Михаил Анатольевич посмотрел в том же направлении и увидал возле одного из отверстий в скале довольно-таки омерзительное создание — карлика в темной мантии, с золотой короной на голове, с лицом, состоящим из бесчисленных бугров и складок, среди которых чуть заметно поблескивали крохотные змеиные глазки.

Заметив, что его обнаружили, карлик замахал рукой — она у него то удлинялась, то укорачивалась при этом — и прокричал без всяких стонов на чистейшем русском языке:

— Здравствуйте, гости дорогие!

— Здравствуй и ты, — без особой охоты отозвался Ловчий и с силой повел веслом, пытаясь ускорить ход.

— А я за вами, — продолжал скрипучим голосом карлик. — Меня Хорас попросил — сам он занят сейчас — принять вас по-хорошему, накормить, дать отдохнуть, значит, пока он не освободится. Так что милости просим!

— Хорас? А ты кто такой?

Карлик приосанился.

— Я — король скальных жителей.

Ловчий чертыхнулся сквозь зубы, но лодку попридержал.

— А не врешь, что Хорас тебя просил?

— Чего ради? — карлик всплеснул руками.

Охотник чертыхнулся еще раз.

— Знаем мы, чего ради вы здесь врете. Спасибо за приглашение, ваше величество, но, пожалуй, поплывем мы дальше.

— Ни-ни-ни! — заверещал карлик. — Хорас мне голову оторвет, ежели я вас отпущу не солоно хлебавши! Он же ко мне за вами явится, а вас ищи-свищи потом по закоулочкам! Там, кстати, за поворотиком временная дырочка имеется — застрянете, доставай вас оттуда! Не бойтеся, заходите к нам. Угостим по-королевски, — он облизнулся, и при виде его быстрого красного, змеиного языка Михаил Анатольевич разом утратил всякий аппетит. Девушка-то ваша как утомилась — гляньте сами!

Фируза и впрямь крепко спала на плече у Овечкина и не слышала ничего. А сам Михаил Анатольевич от нелепости происходящего — карлики-короли какие-то вместо грозных духов — впал в сновиденное оцепенение и молча взирал на уродца в золотой короне, не испытывая желания ни отвечать, ни участвовать в действии.

Ловчий, как будто заколебавшись, переглянулся с Пэком. Тот едва заметно кивнул.

— Благодарствуем, — громко сказал охотник. — Но заходить не станем. Да и угощение ваше не про наши желудки. Лучше мы подождем Хораса за углом, возле…

Договорить он не успел. Карлик что-то нечленораздельно выкрикнул, и в ту же секунду из всех дыр, со всех уступов посыпались в невероятном количестве еще более мерзкие твари — полузмеи-полулюди, жабы с козлиными мордами, крысы на тонких длинных ногах и прочее, чего разглядывать было уже решительно некогда, поскольку вся эта нечисть ринулась со скал в воду и в мгновение ока окружила лодку. Чьи-то когти немедленно вцепились в борт, лодку сильно качнуло, и Ловчий отчаянно заработал веслом, отбиваясь от нападающих и ругаясь на чем свет стоит.

Овечкин оцепенело прижал к себе Фирузу и широко раскрытыми глазами смотрел на этот кошмар. А карлик в золотой короне визжал у входа в свое логово:

— Девушка — моя! Слышите, вы, — девушку не троньте! Она моя!

Тут Пэк поднялся на задние лапы и неожиданно преобразился в маленького огненного рыцаря, который бешено заработал огненным же мечом, рассыпая вокруг снопы ослепительных искр. Черная вода буквально кипела от обилия кишащих в ней, рвущихся в лодку тварей. Они визжали и рычали, шарахались от огненного меча и тут же пытались подобраться с другой стороны. Весло в руках Ловчего превратилось в блистающее копье и разило без промаха. Тут ожили таинственные и страшные обитатели глубин и, сами того не ведая, пришли на помощь путникам, затаскивая под воду то одну, то другую мерзкую тварь. Но их было много, слишком много. А со скал привлеченные запахом живой человеческой плоти сыпались еще и еще чудища.

Овечкин без единой мысли в голове все смотрел и смотрел, почти не сознавая, что происходит. Он утратил всякое ощущение реальности и только чисто машинально все крепче сжимал в своих объятиях спящую девушку, пока та наконец не проснулась и не застонала тихонько.

— Что это вы делаете такое? — пробормотала она, силясь расправить плечи, и Михаил Анатольевич перевел на нее непонимающий взгляд. И тут она увидела…

— Девушка — моя! — снова проорал карлик, перекрывая общий бедлам. — По праву короля! Шевелитесь!

— Что? — сказала вдруг Фируза, решительно раздвигая окаменелые объятия Михаила Анатольевича. — Еще чего не хватало!

Никто ее не слышал, кроме Овечкина. Но то, что произошло далее, повергло его в окончательный ступор.

Фируза, еще не до конца проснувшись и полагая, видимо, что все это происходит во сне, поднялась на ноги, пошатнулась, ухватилась за плечо Михаила Анатольевича и встала потверже. Светлые кудряшки ее поднялись дыбом вокруг головы, голубые глаза блеснули холодным огнем.