— Покаяться… — прошептала Де Вайле. Губы ее искривила хорошо знакомая ему холодная усмешка. — Перед тобой?..
Она сделала паузу, переводя дыхание, и Доркин склонился ниже, чтобы не пропустить ни слова.
— К дьяволу, — сказала Де Вайле, — я ухожу к дьяволу… а ему моя исповедь не нужна. Ты сказал… я не знаю, что такое любовь. Возможно… Когда-то и я любила… но как мало это значит! Уйди, оставь меня, Баламут. Тебе не понять, и никому из вас не понять. Есть то, что выше вашей любви… но вам никогда до этого не подняться. Глупец, ничтожество… ты даже не знаешь, что ты убил. Уйди, дай умереть спокойно…
Де Вайле задохнулась, и по телу ее пробежала судорога.
— Говори, — потребовал Баламут. — Говори! Ты была в сговоре с Хорасом, не так ли?!
Он и сам не знал, как его осенила подобная догадка. Возможно, что-то такое таилось в страшном сне, который его разбудил…
— Была, — пробормотала колдунья. — Я помогала ему с самого начала. А теперь умираю… Гиб Гэлах увидел правильно — искупительная кровь…
— Зачем ты это сделала?
— Я не хотела ее убивать, но мне было велено… если б она не вернулась в Данелойн, я получила бы то, чего жаждала более всего на свете сокрытое знание… Но проклятый дар ее оказался сильнее… он и впрямь помогает вам, недоумкам, превозмочь наши усилия…
— Кто это мог велеть такое?
— Тебе не все ли равно?.. много крови прольется еще в Данелойне из-за принцессы Май. Он хотел избежать этого… о, Черный Хозяин знает, что делает, и это далеко не конец, нет, не конец…
— Что еще за Черный Хозяин?
Тут последние краски сбежали с лица Де Вайле, тело ее выгнулось дугой, обмякло, глаза закатились.
— Нет! — вскрикнул Баламут, хватая ее за плечи и встряхивая. — Нет, ты скажешь все, проклятая ведьма!..
Но сказать она уже ничего не могла.
ГЛАВА 25
Некоторое время Баламут стоял на коленях, стиснув зубы и не отрывая тяжелого взгляда от неподвижного тела на полу. Затем медленно поднялся и, обратившись к Овечкину, буркнул:
— Пойдем вынесем ее отсюда, друг. Дабы не отравляла нас далее своим присутствием…
Принцесса заплакала.
Растерянный Михаил Анатольевич безропотно помог королевскому шуту вынести закутанное в плащ тело Де Вайле из дому в лес. Шли они в полном молчании, и в лесу Доркин вырыл неглубокую могилу, торопясь избавиться от предательницы, и они наспех забросали ее землей.
— Сгинешь вместе с этим миром, когда Овечкин выберется отсюда, и так тебе и надо — чтобы и следа не осталось! — угрюмо произнес Доркин в качестве надгробной речи, разравнивая землю ногой. — Представить только связаться с этой тварью Хорасом, своими руками навлечь столько бед! Никогда бы не подумал…
Он запнулся, вспомнив последнее предсказание колдуньи насчет принцессы. Овечкин подумал о том же, и они коротко переглянулись. «Много крови прольется еще из-за нее в Данелойне…»
— Хотел бы я знать, о каком Черном Хозяине она говорила. Похоже, не о Хорасе, — безрадостно пробормотал Баламут. — Может, наврала со злости? Ладно, пошли.
И они отправились обратно в дом, чувствуя немалую тяжесть на сердце, ибо оба помнили о том, что перед лицом смерти не принято лгать.
* * *
В крепости их встретил безутешный чатури, очнувшийся наконец от своего пьяного забытья. Узнав о том, что произошло, он принялся рвать перья у себя на голове, причитая:
— Я же знал, знал! Боги изъявили намерение говорить со мною, и они открыли мне всю правду, а я!.. Еще двести лет не прикоснусь к вину, будь оно проклято!
— Я тебя предупреждал, — безжалостно сказал Баламут. — Скажи спасибо, что я все-таки успел вовремя и принцесса уцелела, не то не жить бы и тебе.
— Никогда более! — покаянно проскрипел чатури. — Пятьсот лет не буду пить!
— И правильно! — сказал Баламут. — Расскажи-ка лучше, что именно открыли тебе твои боги. Что за Черный Хозяин объявился вдруг в Данелойне?
— Расскажу… Только не очень-то я помню. Открыли они многое, но я… Ладно. Два незримых властителя не от мира сего существуют у вас в Данелойне — Черный и Белый. Один — из темного мира, другой, разумеется, из светлого. И объявились они не вдруг, а были всегда, от сотворения вашего мира. Они не враждуют между собой, так, худо-бедно делят власть. Рождение же принцессы Маэлиналь с ее магическим даром нарушило существующее равновесие сил. И не только потому, что она внушает исключительно благородные чувства даже негодяям и подлецам, делая из них чуть ли не святых…
— Не паясничай! — перебил его Доркин, стискивая зубы.
— Ах, простите. Короче говоря, как всякий светлый дар, эта ее способность пришлась весьма не по душе и не по зубам Черному Хозяину. Чтобы не тратить силы, решил он убрать принцессу из Данелойна — пускай, мол, нарушает равновесие где-нибудь в другом месте. Ибо если она останется в вашем мире, ему придется строить множество козней, и не жить ей спокойно никогда… ее будут похищать, из-за нее будут убивать. Я должен огорчить тебя, Доркин. Из вас четверых, кого король Фенвик отправил на поиски принцессы, в живых остался ты один. Гиб Гэлах умер, Де Вайле — сам знаешь, и Соловья Лена тоже нет больше… принц Ковин, оскорбленный тем, что тот приехал предлагать ему принцессу Альтиу вместо прекрасной Маэлиналь, приказал убить вашего лучшего поэта ночью, из-за угла… И это только начало страстей, которые будут разыгрываться из-за принцессы. И для вас, и для нее было бы спокойней, если бы… если…
Чатури вдруг запнулся.
— Вот тут я подзабыл, — смущенно признался он. — Боги сказали, что только одно может спасти ее и дать ей возможность быть счастливой… но я не помню, что именно.
— Скотина! — в сердцах сказал Баламут. — Ладно, рассказывай дальше. Но постарайся вспомнить потом!..
— Дальше… Но это, собственно, и все. Они предупредили о том, что Де Вайле попытается убить принцессу, чтобы не допустить ее возвращения в Данелойн. Черный Хозяин, которому колдунья на самом деле верно служила половину своей жизни, обещал ей открыть за это некое тайное знание, дающее необыкновенную силу и власть над законами природы. Вот она и хотела…
— А боги не сказали тебе, где можно найти этого Черного Хозяина?
— Нет. А если бы и сказали — неужели ты думаешь, Баламут, что его можно убить или изгнать из Данелойна?
— Можно было бы попробовать…
— Увы, мой друг, лучше и не пробовать. Он — часть вашего мира, так же, как и Белый Хозяин, и без них обоих, как и без кого-то одного из них, Данелойн просто прекратит свое существование.
После этих слов Баламут Доркин впал в мрачную задумчивость. А Овечкин, молча сидевший у очага на протяжении всего рассказа, тихо сказал:
— Странно мне что-то… Ведь если дар принцессы пробуждает в мужчинах только благородные чувства, с нею и из-за нее не должно происходить ничего подобного. И принц Ковин…
Не договорив, он покачал головой и спросил у чатури:
— Как же вы забыли самое главное? Что может спасти принцессу Май?
— Ну, забыл, — вещая птица строптиво вздернула головку. — Сам не рад! Убейте меня теперь!
Тут вошла Фируза, и все повернулись к ней.
— Как она… как ее высочество? — с болью в голосе спросил Баламут.
— Кажется, заснула, — отвечала девушка, озабоченно качая головой. Ужас-то какой! Старая ведьма совсем расстроила ее своими пророчествами. Как будто без того не хватало…
Она осеклась, а Баламут топнул ногой.
— Не знаю, что и делать! Хоть не возвращайся в Данелойн!..
— Почему это? — спросил Босоногий колдун, внезапно появляясь посреди комнаты.
Чатури с пронзительным криком метнулся в угол, а остальные вздрогнули от неожиданности.
— Ну, — сияя, сказал Аркадий Степанович, — вот и я! Все готовы в путь? Или вы тут так обжились, что и домой не хотите?
— Ох, колдун! Если б ты знал!
И Баламут, крепко обняв старца, быстро рассказал ему, что случилось за последние часы.
