— А почему ты не на «мерседесе» ездишь?
— Ну, во-первых, мы живем на Востоке, а здесь уже сложился какой-то стереотип относительно черных «Волг». Во-вторых, это как бы отношение к стране, гражданином которой я являюсь. Да, я бы мог ездить на «мерседесе» или БМВ, но я предпочитаю нашу, отечественную марку. Ну и, в-третьих, — тут Вакулов сделал небольшую театральную паузу, он ими славился еще по выступлениям на комсомольских собраниях в институте, — это — спецзаказ. Мотор у нее раза в два мощней, чем у «мерса», из «Калашникова» ее не взять, плюс она оборудована системой защиты «Кавказ».
— Ничего себе, — Николаев окинул взглядом салон «Волги», — а так никогда не скажешь. И сколько на ней можно выжать?
— Не знаю, надо спросить у Гриши, — Алексей похлопал по плечу огромного, чуть ли не упиравшегося головой в крышу водителя. — Сколько ты можешь выдать?
— Сколько надо, столько и сделаем, — не отрывая взгляда от дороги, ответил тот.
— Вот какой у меня народ. Любо-дорого с таким коллективом работать. Посмотри, — Вакулов показал на несколько только что отреставрированных церквушек с вызолоченными куполами, — какую красоту отгрохали.
— Ну-ну, — отвернулся Николаев, — соборов понастроили, а народ голый. Столько средств всадили в эти храмы, что на эти деньги можно было десяток жилых домов, сиротских приютов и школ построить. Интересно, как этим церковникам не стыдно брать деньги у «новых русских» и украшать крыши своих церквей золотом, когда в стране, по вине их богатеньких прихожан, с каждым днём растет количество беспризорных и голодных детей. Их уже чуть ли не миллион. Если я не ошибаюсь, когда-то в какой-то стране один из патриархов, когда для его народа наступили голодные времена, приказал отдать все золотые сосуды из храмов и снять позолоту, чтобы накормить страждущих. А эти все гребут и гребут под себя. Самое интересное, церковникам отдают даже те храмы, которые им же самим пришлось закрыть до революции, потому что не было прихода. Знаешь, сколько всяких храмов в Москве было закрыто, потому что церковь не имела возможности их содержать? А сейчас сколько денег идет на все это?
— Ты же сам перед Олимпиадой восьмидесятого года говорил, что нельзя взрывать храмы и нужно их сохранять.
— Да, говорил. Разрушать легко, а для реставрации и восстановления нужны огромные деньги. И делать это надо не в такое тяжелое для страны время. Это преступление. Тем более Бог должен быть внутри человека, а не только во храме. А эти выходят за ворота собора и забывают даже о десяти заповедях.
— Ну почему же ты не выступишь со статьей и не расскажешь обо всем этом?
— Как же, дадут мне. Посмотри, во время церковных праздников одни президенты, губернаторы и их телохранители в церквях стоят. Да еще и телевизионщики. Позор!
— Хватит ныть. Ты же всегда у нас сторонился политики и только трепаться языком мог. А для того чтобы кому-нибудь доказать свою правоту, надо уметь за это и побороться. В случае нужды и в морду дать.
— Да, за что боролись, на то и напоролись. Я единственное, что из новейшей истории этого государства понял, что любая борьба порождает лишь ответное насилие.
— Да как же ты дальше здесь будешь — жить? Надо тебе отдохнуть, съездить куда-нибудь. На Канары, например.
— Ладно, все. Отстань от меня, со своими подколками.
Машины, не снижая скорости, проскочили пост ГАИ на границе города и сразу же за окружной свернули в лес, на узенькую асфальтированную дорогу, вдоль которой через каждые сто метров висел знак «Въезд воспрещен». Проехав километра три, они остановились возле огромных железных ворот, «мерседес» развернулся, посигналил и уехал. Из небольшой двери вышли два охранника — у одного из них через плечо висел десантный автомат — и заглянули внутрь «Волги». Ворота отъехали в сторону и тут же за машиной закрылись.
— У вас пропускной режим, как на границе, — усмехнулся Сергей.
— Еще бы, здесь раньше санаторий или какой-то учебный центр при ЦК КПСС находился. Здесь и гостиница, и спортивный зал, и склады, и взлетная полоса для небольших самолетов, и даже тир. Знаешь, сколько мои шефы за аренду всего этого заплатили? Восемьсот тысяч.
— Рублей?
— Дурачок, долларов.
— И куда? В швейцарский банк, на счета КПСС?
— Ну-ну, — погрозил пальцем Вакулов. — По-моему, ты начинаешь задавать некорректные вопросы. Да, кстати, как ты относишься к миллионерам?
Николаев с удивлением посмотрел на Алексея и спросил:
— С чего это тебя заинтересовало?
— Ну как же, ты теперь работаешь на заграницу, а там каждый получает в месяц несколько «лимонов» в переводе на наши.
— Я считаю, что нет большей мерзости, чем быть миллионером в нищей стране. Это ярче, чем что-либо характеризует человека как последнего негодяя. Мне не нравится, когда старики и старухи, которые угробили всю свою жизнь на благо нашего неблагодарного государства, роются по помойкам.
«Волга» подъехала к желтому двухэтажному зданию с большим балконом по фасаду и остановилась.
— Вот мы и дома, — Алексей первым распахнул дверцу и вышел. Следом за ним, оглядываясь по сторонам, вылез из машины Сергей, затем всю дорогу молчавший Володя. Он открыл багажник, вытащил из него чемодан с компьютером и спросил:
— Алексей Рудольфович, куда это? В двадцать седьмой?
— Да, собери его там. А мы с товарищем сценаристом пойдем пока выпьем кофе. — Алексей повернулся к Николаеву. — Итак, ты вступил на суверенную территорию Его Величества Кино. Это, можно сказать, маленькая модель великого Голливуда. Поэтому сразу предупреждаю: оставь удивление всяк сюда входящий. Для нас не существует ничего невозможного.
— По-моему, у Данте на воротах ада было написано: «Входящие, оставьте упованье».
— Ну и параллели ты проводишь. Как ты с такими мыслями работать будешь?
Они вошли в огромный вестибюль. Похоже, это была какая-то старая, добротно отремонтированная помещичья усадьба. Естественно, от первоначальной лепнины и росписей не осталось и следа, но стены и потолки украшали старинные хрустальные бра и люстры. Пройдя по длинному коридору, они спустились по винтовой лестнице в подвал.
— Здесь у нас пока пусто, основная группа еще не подъехала, но, я думаю, это для тебя даже лучше, никто не будет мешать. Вот бильярдная, спортивные тренажеры, это сауна, тут массажный кабинет, а это, — Алексей распахнул последнюю дверь, — бар. Он обслуживает только белых людей и гостей нашей фирмы. Выпивка бесплатная.
За стойкой бара, уставившись в бокалы, сидели несколько весьма недвусмысленно одетых, а вернее — раздетых, девиц. Они, как по команде, обернулись.
— Если хочешь, можешь выбрать себе для вдохновения любую из этих муз. Они все у нас проверенные, никаких там старых и новомодных болезней нет. Фирма гарантирует.
Алексей с Сергеем сели за столик в дальнем углу бара. Бармен тут же поставил перед ними два бокала с коньяком, затем принес кофе.
— Эти, — кивнув на молодых женщин, спросил Николаев, — из той серии, что набирают по объявлениям «работа для девушек без комплексов»?
— Нет, это наши переводчицы и обслуживающий персонал гостиницы, но они не откажут тебе, если пригласишь их на чашечку кофе в свой номер. — Вакулов поднял бокал. — За счастливое начало и окончание нашей работы.
Они чокнулись.
— Ну, ты можешь еще посидеть, — сказал Алексей, залпом выпив кофе, — а мне надо идти работать. Твоя комната двадцать седьмая, на втором этаже. Если тебя кто-нибудь остановит, скажешь: «Тридцать три».
— Это пароль?
— Дурачок, — Вакулов встал и взъерошил волосы на голове у Сергея. — У писателя-детективиста одно на уме. Это количество любовниц или зубов у моего шефа. Ну, я к тебе сегодня еще зайду. Не засиживайся, у тебя осталось не так много времени.
Дописав абзац, Николаев протянул руку к пачке сигарет. Она была пуста. Он похлопал себя по карманам, затем заглянул в сумку. Сигареты кончились. Сергей вышел из комнаты и спустился в бар. Дверь его была закрыта. Послонявшись по пустому коридору, он вышел на улицу. Два дюжих швейцара, сидевших в холле, оторвались на мгновение от своих газет, проводили его взглядом и вновь углубились в изучение передовиц.