Про контакты с медиками я помнил смутно, а вот молодым человеком, даже на рынке, меня давно уже никто не называл. Скорее всего, мой визави — профессор, прикидывал я, разглядывая ухоженную внешность хозяина кабинета, и студенты зовут его не иначе как ВВ. Ему это, кстати, идет. И в то же время в лице его есть какая-то непропорциональность, если не сказать ущербность. Сразу она в глаза не бросается, но постепенно начинает удивительным образом раздражать. И вообще, не знаю почему, Витольд нравился мне все меньше и меньше. Ну, было дело, насоветовал министерским крысам, теперь-то чего восторгаться? Такая у меня работа: думать за других.
Витольд Васильевич между тем продолжал нести в мой адрес нечто комплиментарное, но я прервал его на полуслове. Получилось если не грубо, то невежливо, но уж так получилось.
— А где вы преподаете?
— А кто вам сказал, что я преподаю? — удивился он. — Я, мой друг, занимаюсь психоанализом частным образом. Увлекательнейшее, позволю себе заметить, времяпрепровождение, особенно если обладать чувством юмора. Дает обильную пищу для ума, не говоря уже о том, что порой смешит. Это только кажется, что, творя людей, Создатель пользовался штампом — работа Его с человеческой психикой больше смахивает на инд-пошив. Мои клиенты, в основном сильные мира сего, бывает, стоят в очереди на прием, но иногда беру пациентов прямо с улицы, если случай представляется интересным…
Это он про меня, усмехнулся я про себя, но внешне остался невозмутим. Все-таки жаль, что Витольд не профессор, есть в этом звании прелесть, придающая его обладателю шарм академизма. Совсем другое дело, когда шарлатан от психологии стрижет, как баранов, богатеньких. К нему, должно быть, обращаются вышедшие в тираж, уставшие от операций по подтяжкам тетки и заплывшие жиром, страдающие страхом разоблачения казнокрады. Их, в надежде пособить потенции, гонят к ВВ молодые любовницы. А впрочем, почему если не профессор, то обязательно проходимец? Когда же я наконец отучусь мыслить обывательскими схемами?..
Если я и обидел Витольда Васильевича, то он умело это скрывал, а прозвучавший вопрос интерпретировал как прелюдию к обсуждению моих проблем.
— Сомневающимся могу предоставить самые авторитетные рекомендации. Людей я лечу словом, оно, как известно, было первым, а все остальное появилось уже потом. Часто достаточно обсудить с человеком его тревоги, и он идет на поправку, а главное… — подчеркнул сказанное паузой, — мой клиент на сто процентов уверен, что информация не будет использована ему во вред! В наше время это существенно. Но имеется и оборотная сторона медали, как сказано в Библии: во многие знания — многие печали, но таковы уж издержки профессии…
Поднес к жерлу трубки специальную зажигалку с хоботком и пыхнул несколько раз дымом.
— Что ж до вашего состояния, — последовала сдержанная улыбка, — пока мы не проведем несколько сеансов психоанализа, ничего определенного сказать не берусь. В России вообще не принято говорить о психической изношенности населения, в то время как именно это с людьми и происходит. На их долю выпало столько событий, сколько в другое время не досталось бы и десятку поколений. Взять хотя бы безответственного говоруна, которого сменил пьющий самодур, да и те, кто пришли им на смену, талантами не обладают. Разбазарить лихие денежки и упрочить под барабанный бой рай для воров — большого ума не надо. Но это я так, к слову, напрямую меня такие вещи не касаются…
По кабинету растекся горьковатый аромат отменного английского табака.
— Возвращаясь к нашим баранам… — Витольд Васильевич умолк и без какого либо перехода спросил: — Вы когда-нибудь слышали о депривации? Термин означает психическое состояние, вызванное лишением самых необходимых жизненных потребностей, таких, как жилище, образование, медицинское обслуживание…
— И вы считаете?.. — начал было я с ехидным смешочком, но он меня мягко осадил.
— Не спешите возражать, я еще ничего толком не сказал! Вы ведь материально благополучны, не правда ли? Поэтому речь следует вести, так сказать, об антидепривации, подразумевающей отсутствие необходимости что-либо достигать. У человека есть все, но утрачено желание этим всем пользоваться.
Хорошо излагает, собака! Откинувшись на спинку кресла, я положил ногу на ногу. Привык, наверное, пудрить клиентам мозги, хотя почему бы и нет, именно за этим они к нему и приходят. «Многие печали»? Нашел чем бравировать, у кого в нашей стране их нет! А вот «многие слова» расставляет умело и с апломбом, к нему на кривой козе не подъедешь. Депривация или ее противоположность, в моем случае это пальцем в небо. Не угадал ВВ, совсем не угадал, а подсказывать я не буду! Мне и нужно-то немного отдохнуть, вот и все. От мыслей, от людей. Аристарх терпеть не может исповедоваться, вот и я не любитель стирать на улице грязное белье и выворачивать душу наизнанку.
Достал из кармана сигареты и посмотрел на Витольда. Тот утвердительно кивнул и продолжал говорить, но я уже бросил слушать. Зачем? Каждый сам прекрасно знает, что гонит его, не давая остановиться. Горит у него что-то в груди, а дотла не сгорает, вот и несется он по жизни, сверкая пятками, не замечая того, что давно уже бегает по кругу.
Виски в стакане оставалось на палец, я прикончил его одним большим глотком. И только тут понял, что Витольд молчит и, должно быть, уже давно. Поднял на него глаза.
— Ничего, ничего, — улыбнулся тот ободряюще, — я к таким вещам привык! Вы так глубоко задумались, не хотелось мешать.
Мне стало неловко.
— Такое последнее время случается… — начал я извиняющимся тоном, хотя только что решил, что ничего объяснять не буду.
Ему мои объяснения и не были нужны.
— …а ночью преследуют дурные сны! — закончил он за меня. — Дело известное, так часто бывает. Фрейд считал, что сновидение — это осуществление несбывшихся желаний, Бехтерев — что сон есть небывалое сочетание имевших место событий, и я, пожалуй, соглашусь с Владимиром Михайловичем. Крупный ученый, мыслитель, вы знаете, что его убили за диагноз Ленину? Сифилис мозга, и Сталина незадолго до смерти он тоже консультировал… Да! Но соглашусь я с академиком с одной оговоркой: Зигмунд частично прав, во сне человек стремится получить то, чего ему не хватает в реальности, сон как бы дополняет его личность до целого…
— Ну, это вряд ли! — Сигарета догорела, я потушил ее о литое дно пепельницы. — Сегодня ночью мне снилось, что меня убивают, в обыденной жизни я прекрасно обхожусь без собственных похорон.
— Аллегория, мой друг, метафора, символ, — не согласился ВВ. — А то и предсказание! По сути, из символов и иллюзий человеческая жизнь и состоит. А возможно, манифестация вашего одиночества, но этой темы я касаться не вправе. Вы не мой… — усмехнулся, возвращая меня к началу разговора, — клиент и, скорее всего, если я правильно понимаю ситуацию, им не станете.
В проницательности Витольду трудно было отказать, но и комментировать его предположение я не собирался. Одиночество так одиночество, а что курс художественного трепа не намерен проходить, написано аршинными буквами у меня на лбу. И все-таки вопрос, где преподает, его задел! Еще не то что бы стар, упакован под завязку, а чего-то в жизни ему не хватает, вот и самоутверждается за счет других. Но чисто по-человечески ко мне действительно расположен.
Плеснул щедрой рукой себе в стакан новую порцию виски. Почувствовав прилив дружеских чувств, улыбнулся.
— Про другие свои сны не скажу, а привидевшееся этой ночью ничем от яви не отличалось! Умом понимаю, что реальность наложилась на почерпнутое из книг, но это не делает случившееся менее ярким. Именно случившееся, по-иному не назову. Да, переутомился и нервишки пошаливают, с этими напастями справлюсь сам, спросить вас хотел о другом… — Нерешительности не испытывал, но почему-то помедлил. — Вы ведь по образованию врач, существуют ли предвестники близкой смерти? Мне говорили, Гиппократ писал, будто тень ее бежит перед ней…
Не успев закончить фразу, как понял, что опять допустил бестактность. Сказав «по образованию», подверг тем самым сомнению принадлежность Витольда к практической медицине. Делать этого не хотел, и, надеюсь, ВВ это понял, но в глазах его мелькнул холодок.
