– Не оглядывайся и ничего не говори.

Он первый ползет, как крот, бурчит что-то. Я за ним, а сама укатываюсь от смеха, народ может меня не узнать, очки, платочек. Но стоит мне произнести «Здрасти» – или какое-то слово, то по голосу начинают искать, где она тут.

Я ползу, у меня хохот, и последнюю секунду надо было чуть-чуть приподняться и бежать по линии забора, а там ров и прочее. И вот я приподнялась, и вдруг кто-то заорал:

– Вот она!

Вы не представляете, что со мной было – лавина за мной рванула. Я прыгнула через какой-то ров, как лань, растянулась, а ров с водой. Этот мужик меня вытащил, и я сиганула. Короче, там была дырка в заборе, я в заборную дырку, попала на стадион, быстро в гримерку, лицо мокрое, меня всю колотит, я ощутила страх, ведь эта неуправляемая толпа могла просто меня растоптать.

А так у меня с поклонниками очень доброжелательные отношения, я могу идти по улице, мне скажут:

– Здравствуйте.

Я говорю:

– Здравствуйте.

Поздоровались и разбежались, вот лучше всего такие взаимоотношения. И я понимаю и уважение, и любовь к себе, и так же я отношусь к поклонникам.

Я вспоминаю, как прилетела в Сочи, там сразу аэропорт и рядом рынок. Я приходила на этот рынок, и все бабы сразу выкладывали все, что у них есть. Я говорила:

– Миленькие, мне сейчас вот это не надо, я послезавтра буду улетать, я к вам зайду.

И вот когда я улетаю, захожу, они уже ждут и говорят:

– Чего будете брать? Вот сыр, помидоры, а медок наш горный? А яблоки наши? А арбуз не хочешь наш взять?

И как начинают все вынимать, что у них есть. Хочешь не хочешь, начинаешь набирать. И тут какая-нибудь бабушка бежит и говорит:

– На тебе розы.

– Да не надо мне розы, я их домой не довезу.

– Нет, на тебе розы.

И они мне коробочку с цветами дарят. Я говорю:

– Хорошо, подарили, значит, я куплю сейчас букет.

Какой-то букет покупаю, для чего – не понимаю, но покупаю. Я никого не обижу, по ряду пройду и у каждой хоть что-то, маленькое, но куплю обязательно.

Идут верблюды – папа с сыном. И вдруг верблюжонок говорит:

– Слышишь, папа, кто мы такие на самом деле?

– Мы корабли степей, мы бороздим просторы огромных степей, мы самые главные. Понял, сынок?

– Понял, пап. Скажи тогда, зачем нам такие длинные ноги, да причем тонкие?

– Ну как же, сынок? Мы корабли степей, бороздим все эти просторы пустыни, мы хорошо шагаем, нам все видно. Ты понимаешь, сынок?

– Понимаю.

– Гордись этим.

– Горжусь! Папа, скажи, для чего нам такие губы?

– Ну как же, сынок? Мы корабли степей, мы на этих ногах шагаем, далеко видим эту колючку и ее жуем, жуем, она пережевывается и дает возможность нам сохранить силу.

– Папа, а зачем нам два горба?

– Ну как, сынок, мы корабли степей, мы бороздим просторы пустыни, мы на этих ножищах все видим, колючку жуем и вот это откладываем себе в два горба про запас. Когда у всех беда, у нас все есть. Мы самые важные. Ты понял, сынок, значение наше?

– Понял, папа. Тогда ответь мне, папа, еще на один вопрос. Что мы делаем с этими прибамбасами в тамбовском зоопарке?

Когда мы с Сашей только познакомились, он решил пустить мне пыль в глаза и повез меня на Мальдивы. А там есть такая традиция, что молодожены сажают деревья, ставят специальную табличку на память, и когда они приезжают, то смотрят, как растет дерево их любви. Мы купили пальму, вырыли ямку, посадили, и я решила, что каждый день эту пальму буду поливать. И вот иду я на следующий день с лейкой, думаю, сейчас буду поливать пальму; ищу под одним кустом – нет, ищу под другим – нет. Она же маленькая еще. В общем, мы чуть ли не в полицию обращались, чтобы нашли эту пальму. Увы, мы ее не нашли. Когда мы прилетели в Москву, то в аэропорту я увидела мужчину, у которого из сумки торчала пальма. Я сердцем почувствовала, что это именно та, моя пальма, которую я поливала, взрыхляла и отдавала ей всю энергию при посадке. Я подошла к мужчине и сказала:

– Извините, пожалуйста, ведь это моя пальма!

Он посмотрел на меня странно и ответил:

– Нет, это моя пальма.

– Мужчина, отдайте, это моя пальма, – и потянула его сумку к себе.

– Нет, это моя пальма.

Мы перетягивали эту сумку туда-сюда. Сумка не выдержала и порвалась. Пальма упала, но я успела ее схватить и сказала мужчине:

– Вот видите, это моя пальма, она пришла ко мне в руки.

Мужчине ничего не оставалось, как развести руками и отдать эту пальму мне. Теперь она живет в моем доме. Не отдавайте свое никому. Боритесь до последнего.

Дело было в Иордании. Мы с моим любимым мужем Сашей сходили в Петру. Кто там был, знает, какая там ужасная жара и длинная дорога до всех достопримечательностей. Естественно, мы проголодались. Видим – на горе стоит отель. Думаем, ну, хорошо, попробуем зайти. Обычно в отелях не кормят людей, которые пришли с улицы. Саша говорит:

– Сиди молчи. Я пошел.

– Хорошо, как скажешь.

Саша зашел в отель, что-то им сказал, и я вижу, как выстраивается куча официантов во главе с управляющим, они уже с ведерком с бутылкой шампанского, чуть ли не аплодисменты. Я уже ждала, что красную дорожку постелют, но сама была в легком шоке. Оказалось, что Саша сказал, что приехала русская сестра Анжелины Джолли – Моника Джолли. Она очень голодна. Когда об этом услышал управляющий, то решил для знаменитой сестры из России сделать великолепный прием.

У нас был восхитительный обед на веранде, с волшебным видом на природу. В конце, когда мне дали книгу для почетных гостей, я написала слова благодарности и подписала по привычке «Эвелина Бледанс». Саша толкнул меня в бок, я нарисовала цветочки на этом месте и подписала просто:

– Джолли.

В общем, этот отель счастлив, потому что в нем была Моника Джолли из России.

У меня нет своих свиней, но я с младшим сыночком Семочкой хожу кормить соседских. Мы нагружаем целую тележку пищевыми отходами и торжественно едем кормить всех животных. Все животные нормальные, но есть одна свинья, очень злая. Говорят, она кусается. Мы всегда к ней очень осторожно относились. Мы выливаем, высыпаем продукты всем животным, и вдруг я смотрю, как эта большая свинья настороженно подняла уши, хрюкнула, хрюкнула еще раз и пошла на нас. Я загораживаю Семена, встаю в стойку бойца, закрываю глаза, понимаю, что сейчас я с ней буду драться. Ее драка не интересовала, она очень четко куда-то шла. Шла она к моей ноге. Я понимаю, что у меня красивые ноги, но я не думала, что они нравятся свиньям. Она впилась своим пятаком мне в бедро и начала там делать какие-то движения пятачком. Потом я вспомнила, что там было яблоко, она очень довольно его как-то там погрызла, посмотрела на меня уже с некой любовью. Это был знак того, как надо воспитывать свиней. Потом мы с Семочкой каждый раз приносили ей еду с общего стола, а свинье, начальнику, – отдельное, натертое до блеска яблоко. Мы давали ей это яблоко, она его ела уже с руки, и каждый раз наше сближение происходило все активнее. Свинья уже бежала навстречу, махала хвостиком и давала себя погладить. Уже такое было доверие, что я иногда садилась на нее, как на лошадку, брала ее за уши и говорила:

– Ну, давай, милая, поехали.

Она в ответ мне нежно хрюкала и несла меня по полянке. Но несла она бережно, дабы я не упала.