В Стамбуле в отеле, где я часто останавливаюсь, живет старый попугай. Он говорит на всех языках, изображает звонок мобильного телефона, но больше всего он любит мяукать, потому что в Стамбуле много котов, и он разучил мяуканье разных котов и подражает им.

Коты бесятся, особенно в марте, они ищут, где же та самая кошечка, которая их подзывает. А это старый, облезлый попугай, он сидит в клетке и говорит: «Мяу. Мяу».

Когда я выезжаю со своей выездной школой, то мы придумываем много слов, чтобы избежать банальностей. Например, когда дамы должны отправиться в туалет, я говорю:

– Не писанные красавицы превратятся в красавиц писанных.

Им очень весело, и они этому действительно очень рады. Когда мне надо сходить в маленький уголок, я говорю обычно следующее:

– Сейчас я пойду обнять моего очень старого друга, с которым я вас сегодня, дамы, знакомить не собираюсь.

Дамам это очень нравится. На одной из остановок в Литве, где мы были с моей группой, был мини-зоопарк, в котором жил ослик. Он был очень кусачий. Он покусал очень многих студенток, в том числе маленькую студентку Люсю. И когда она услышала это от меня, она сказала:

– Не ходите туда, он кусается.

Она перепутала значение.

Когда меня принимали в комсомол, я не знал ответы ни на один вопрос и за меня поручились три человека в театре «Современник», где я работал. Это были: Константин Райкин, Настя Вертинская и Стас Садальский. Он был тогда комсорг. Меня привели в райком ВЛКСМ и сказали:

– Товарищ Васильев, вы ведь у нас пролетариат?

– Типичный.

Почему они так решили? Потому что я работал бутафором.

– У нас к вам вопрос. Сколько орденов на знамени ВЛКСМ?

Я сказал:

– Четыре, – потому что не знал, что ответить.

– Нет, шесть, но вы хорошо подготовились, не волнуйтесь, сейчас мы пройдем в комиссию.

Эта дама с пучком-халой – там были спрятаны нейлоновые чулки, в такой красивой юбке-карандаш, привела меня к двери и ускользнула туда. Трое важных мужчин, наверное, комсомольских работников, спросили меня:

– Товарищ Васильев, сколько орденов на знамени ВЛКСМ?

– Шесть.

– Очень хорошо подготовились, – и выдали мне комсомольский билет.

Когда я его открыл, они с перепугу записали дату вступления – год моего рождения. Получилось, что комсомольцем я был еще в чреве моей матери. У меня огромный стаж.

В советское время мода постоянно подвергалась гонениям. Запрещали все, то мини, то макси, то брюки. Это считалось абсолютно недостойным образа советской женщины. И вот мини, которое в Лондоне пришло в 1961 году, в нашей стране появилось очень поздно, после 1967 года. Женщин в мини долгое время не пускали в присутственные места, на телевидение, на работу, в школу. Это считалось порочащим. В начале 70-х годов в моду вошли брюки клеш. Это совсем поразило долдонов из Советского Союза, они вообще не могли поверить, как это так получается – баба в штанах. К таким брюкам всегда полагался жакет, довольно длинный, приталенный, на пуговках. Одна моя приятельница пришла в Останкино на телевидение в брюках клеш и в жакете. Милиционер сказал:

– В таком виде не пущу. У нас запрет товарища Лапина, в брюках в «Останкино» никак нельзя.

Тогда она зашла в туалет, сняла брюки и осталась в коротеньком жакете, мини уже разрешили. Он посмотрел на нее и сказал:

– Вот это другое дело.

В конце 60-х годов в моду вошли парики. Очень многие женщины отдавали кучу денег, от 90 до 130 рублей при зарплате в 100 за этот нейлоновый корейский паричок. Считалось, что если у вас парик, то вы похожи на знаменитую звезду. А тогда кинозвезды советской эпохи тоже были в париках. Татьяна Доронина носила парик, и Светлана Светличная, и многие другие звезды фотографировались в них. Это считалось очень престижным. В Париже жила очень известная русская поэтесса серебряного века – Ирина Одоевцева. Она тоже в те годы стала носить парик и больше его не снимала до старости лет. Парик стал для нее любимым кошельком. Все свои бумажные деньги она хранила в парике. Снимет его, сложит туда франки, а сверху наденет парик. Вот вам и тайничок.

Моя мама была одной из первых советских Снегурочек. Она играла елки в Большом Кремлевском дворце. Дедом Морозом был пожилой актер много старше ее. Атак как елок игралось по несколько штук в день, то Дед Мороз к вечерней программе сильно уставал и немножко поддавал коньячку для смелости, а уже совсем к вечеру был окончательно пьян. Лишь борода скрывала его нетрезвое состояние. И вот что произошло. Дети – школьники, октябрята – радовались этой елке как великому счастью. Они прыгали вокруг елки и кричали:

– Дедушка Мороз!

А пьяный дедушка сидел на пеньке и говорил:

– Дедушка, дедушка… заболел ваш дедушка.

Я с детских лет интересовался модой. Всегда старался одеться, насколько это было возможно. Мой папа часто ездил за границу, привозил мне много вещей. Я очень хотел быть в тренде. У меня было много модных подруг. Одна из них Лена Ульянова, дочь знаменитого актера Михаила Ульянова, была тоже отчаянной модницей. И вот как-то вечером мы отправились на Ленинградский вокзал провожать кого-то на поезд. После того как мы проводили друзей и стали выходить из вокзала, к нам подошли два милиционера и сказали:

– Ваши документы!

Нам было по 16 лет, и у нас уже были паспорта. Лена была в замшевой зеленой шубе с ламовым воротником, сапоги-казаки на шпильках, это считалось гипермодно. Я в афганской дубленке, вышитой шелком, джинсы клеш, длинные волосы. Я был маленького роста и очень щупленький в ту пору. И нас почему-то повели в отделение милиции. Хотя вроде документы все есть, прописка московская.

– Что вы здесь делаете?

– Проводили друга, идем в метро.

– Сейчас будем разбираться.

Отправили нас в какую-то комнату, мы сидим. Они смотрят на красавицу Лену Ульянову и говорят:

– Парень, ты можешь домой идти, а девушка с нами остается на ночь.

Как я вскипел:

– Это моя сестра! Я без нее не пойду.

– А у вас фамилии разные, она тебе не сестра.

– У нас только разные отцы, а мать одна.

Я отстоял честь этой молодой прекрасной девушки.

Когда я был маленьким, моя мама была актрисой в Центральном детском театре в Москве, на Театральной площади, рядом с Большим театром. Она играла героические роли. Однажды на худсовете театра обсуждался спектакль, если я не ошибаюсь, «Терем-теремок», где все актеры играли разных зверюшек. Кто играл крота, кто белочку, кто зайчика, кто лисичку, кто козочку, кто козла. Режиссер театра, разбирая роли актеров, сказал:

– Вот у актрисы Натальи Сальниковой роль козы выходит драматичнее и сочнее.

А ее дублерша артистка Нелли Терновская вспылила и сказала:

– Зато у меня молоко лучше.

Я был на гастролях в Канаде, и нас повезли на Ниагарский водопад. Мало того, что впечатлений много, еще и потрясающая история. Экскурсовод сказал, что начал свою карьеру – водить туристов по Ниагаре – как раз в то время, когда у нас в стране было время новых русских. И он говорит: «Как-то однажды приезжает группа реальных пацанов из России, в ярких пиджаках, лица интеллектом не обезображены, жизнь удалась, денег много, настроения еще больше. Они ходят, все время сами задают вопросы и сами же на них отвечают. Я даже не понял, для чего я им нужен, видимо, для престижа меня взяли. Я ходил с ними три дня, уже просто пожалел, денег не надо, голова квадратная. Остается последняя экскурсия на Ниагару, а там нужно водить три часа. Я взял и пошутил: «Ребят, давайте щелкнемся сейчас и домой, потому что если через 15 минут не уедем, попадем в пробку, а здесь смысла торчать нет, потому что водопад все равно через полчаса перекрывают». Они говорят: «Как перекрывают?» А я развиваю шутку: «Вы думали, что здесь вода бесплатно падает? Ночью туристов нет, кто за это все будет платить? Это вы не дома». Они говорят: «Ты смотри, капиталисты на всем бабло делают. Пацаны, если такая тема, давайте щелкнемся и домой, что в пробке-то томиться?» Они щелкнулись на фоне водопада, сели в машину и поехали». Экскурсовод говорит, что первые 15 минут обратного пути они просто молчали конкретно, даже слышен был хруст, мозги скрипели, и вдруг минут через двадцать, видимо, самый умный прорезался: «Пацаны, это ж какой там вентиль?»