Однажды учитель отпустил ребят с поля раньше обычного. Оставалось несколько корзин с хлопком, учитель думал с помощью шофера быстро погрузить их в машину и догнать учеников. Уже вечерело, когда подошла машина. Шофер оказался не из трудолюбивых. Он вышел из машины и, отойдя в сторонку, закурил сигарету. Учитель, не зная, что предпринять, оглянулся по сторонам. К нему неторопливо подошел лучший ученик. Корзины, что и говорить, были тяжелые. Тужась под их тяжестью, они кое-как погрузили их в машину. Возвращались с поля, когда было уже совсем темно. Мальчик шел рядом, стараясь не отставать от учителя.

— Тебе нравится такая жизнь? — спросил учитель.

— Нравится, — ответил парень, словно отвечая заученный урок.

— Не устаешь на работе?

— Нет.

— И тебе действительно нравится здесь?

— Жизнь как жизнь. Не совсем нормальная, правда… Мне кажется, что в отношениях учителей с учениками не должно быть такой свободы. Ученикам рано держаться на равной ноге с учителем.

Этот паренек считал, что между людьми должен быть справедливый барьер, который нельзя нарушать. Ему казалось, что эта граница нарушена и только он, единственный, понимает это и хочет сохранить ее.

— Почему ты сторонишься ребят? — спросил учитель.

— Я близок с ними, насколько это возможно.

— По-моему, ты несколько высокомерен.

— Такой уж у меня характер.

— Характер можно изменить.

— Характер изменить трудно. Особенно если в этом нет нужды.

— Преимущества нашей нынешней жизни в том, что она связывает, сближает, как-то роднит нас. Как учителей, так и учеников. Напрасно ты не хочешь понять это.

— Кому что нравится, — сказал мальчик и умолк, всем своим видом показывая, что не намерен продолжать спор. «Тебе не нравится эта жизнь. Потому что это равенство, эта свобода в отношениях с учителями доступны для всех. Именно поэтому они тебе не по душе. Ты не хочешь быть равным с другими!»

Однажды вечером все ученики и педагоги собрались в одном из классов. Не хватило стульев, и некоторые устроились прямо на полу. Один из ребят играл на таре, черненькая, похожая на цыганку девушка озорно подыгрывала ему на бубне. Один за другим ребята входили в круг и кружились в медленном танце. Молодой учитель сидел рядом с таристом и глядел в неосвещенный угол комнаты, где стоял тот парень в кругу нескольких своих товарищей. Лиц их не было видно. Они не принимали участия в танце, лишь изредка хлопали особенно удачливому танцору. Парень стоял, опершись рукой о косяк двери, всем своим видом показывая непричастность и полное равнодушие к происходящему. Он глядел так, словно все происходящее в этой комнате — дешевое зрелище, а он только сторонний наблюдатель. Учитель физкультуры подошел к этой группе, приглашая ребят на танец. Они отнекивались. Учитель взял двух учеников под руки и вывел их на середину комнаты. Парень, не меняя позы, с плохо скрытым презрением глядел на своих товарищей.

Когда кончился танец, и ребята вернулись на прежнее место, учитель физкультуры вновь направился в их угол. На этот раз он пригласил этого лучшего ученика. Несмотря на все просьбы, парень отказался выйти на середину комнаты. Ребята загалдели:

— Пусть станцует!

— Он отлично танцует!

— Нет, он не может. Еще никто не видел, как он танцует, — заспорили ребята.

Смеясь, учитель физкультуры чуть ли не силой выволок его на середину комнаты. Он встал в центре круга и посмотрел на молодого учителя.

— Танцуй! — сказал кто-то из ребят.

— Я не умею.

— Танцуй!

— Я не умею.

Комната разделилась на два враждующих лагеря — а парень остался одиноким по-прежнему.

— Как же, боится уронить свое профессорское достоинство! — не выдержав, сказал молодой учитель.

— Я не профессор.

— Ну значит, будешь им.

— Да, буду! — сказал ученик, властно оглядев всех, и вышел из комнаты.

Откровенный вызов, прозвучавший в его ответе, задел всех присутствующих. Своим ответом он словно говорил: «Да, я выше вас всех. Я не могу участвовать в ваших дешевых представлениях. Да, я буду профессором. Ты не смог им стать, ты уже никогда им не станешь, а я стану!». Его дерзость не оскорбила учителя. Сила убежденности мальчика в своей необыкновенности потрясла его.

Вскоре ребята вернулись в школу. Первый урок молодой учитель проводил в своем классе. Когда он вошел в класс, ученики все как один поднялись из-за парт. Учитель удовлетворенно оглядел ребят. Крепкие, загоревшие, они словно не вмещались в эту комнату. Он чувствовал, что ребята очень соскучились по школе. Но когда он остановил взгляд на передней парте, ему показалось, что между ним и классом выросло препятствие в виде глыбы льда.

Шли дни, но лед в отношениях учителя с лучшим учеником так и не таял. Стремление учить, воспитывать, отдавать все лучшее своим ученикам не заглохло в учителе. Только это стремление не относилось к этому ученику. Учитель был непреклонен в своей неприязни к нему. «Эгоизм, — рассуждал про себя учитель, — это раковая опухоль. Безжалостная болезнь, охватывающая не только тебя, но и все вокруг. Эти девятнадцать человек, каждый день заполняющие класс, чувствуют себя ниже одного человека. Его презрительное превосходство подавляет их достоинство, сковывает инициативу. Надо сделать так, чтоб они почувствовали свою силу, поверили в себя. Тогда в классе не будет места превосходству кого бы то ни было».

Учитель всеми силами старался подтянуть отстающих учеников. Он часто вызывал их к доске, занимался с ними после уроков. Лучший же ученик внешне оставался неизменным. Можно было даже подумать, что он доволен этим удивительным соперничеством с учителем. Но в последнее время чувствовалось, что в глубине души он стал бояться и сторониться учителя. Наступила самая ответственная пора, приближались выпускные экзамены. Первый экзамен был письменный. То, что лучший ученик писал блестящие сочинения, было известно всем. Он мыслил широко и содержательно. Но иногда, торопясь записать мысль, пропускал буквы или даже проглатывал целые фразы.

Пришла весна, поселок оделся в зелень, в школе впервые за долгое время раскрылись окна. Классы наполнились светом и теплом. До экзаменов оставалось совсем мало времени. В учительской обсуждали кандидатуры будущих медалистов. Все в один голос называли имя лучшего ученика. И только молодой учитель высказался неопределенно:

— Все покажут экзамены…

Решительнее всех высказался старик-завуч.

— Золотая медаль не дается одному ученику. Это прежде всего итог труда всех учеников и нас, учителей.

— Совершенно верно, — подтвердил учитель.

— Я не знаю, что у вас приключилось там, на уборке хлопка, я понимаю, он высокомерен, тщеславен, заносчив, но медали достоин.

Теперь в спор включился учитель математики.

— Знаешь, давай говорить откровенно. Ты и сам ведь несколько заносчив. Все-таки не забывай, что он еще мальчик. Столько людей хотят знать твое решение, а ты возомнил о себе бог знает что. — Почувствовав, что переборщил, математик постарался смягчить свои слова: — Мальчик-то сирота. Дядя воспитывает его. Надо ему помочь. Ну, ответил тебе не так, ничего страшного. Да он, наверное, и сам теперь переживает.

Другие учителя, видно, и не собирались возражать математику.

Но молодой учитель стоял на своем:

— Вера в свои силы, глубокая убежденность, что тебя ждет яркая, полная свершений жизнь, гордость, рожденная этой убежденностью и верой, — естественны и прекрасны. Но иное дело, когда человек переоценивает свои силы и способности. Гордость в нем неотделима от высокомерия. Вместо того чтобы увидеть и уничтожить это высокомерие, мы награждаем его золотой медалью и отправляем во взрослую жизнь… Он уйдет, но куда, по какой дороге?.. Высокомерие сделает его слепым, отдалит от товарищей, друзей. Не даст возможности увидеть, оценить силу, способности других. Весь мир покажется ему всего лишь фоном, оттеняющим его персону. Он будет чувствовать себя выше всех людей — знакомых и незнакомых. Так пройдут годы. И наступит миг, когда он уверует в то, что достиг тех высот, которые недоступны ни одному смертному, не подозревая даже о своем падении. И это не будет простой ошибкой — это будет трагедией. Большой трагедией… Может, и я был таким, может, и я был заносчивым, высокомерным. И может, прав был этот ученик, когда говорил: «Ты не смог стать профессором, а я стану». Может, прав математик, который сказал: «Ты и сам несколько заносчив». Но я снова повторяю: прежде чем дать ему золотую медаль, мы должны понять, куда, какими путями пойдет он по жизни.