— О, Кэмерон, не ходи туда. Я не хочу, чтобы ты это видел… пожалуйста, прошу тебя, не ходи!

Но он уже шагнул к двери, и, несмотря на то, что она пыталась преградить ему дорогу, он грубо оттолкнул сестру и вошел в комнату.

Я поспешила за ним и ахнула.

Сломанные клавиши, порванные струны, отполированная древесина разбита в щепки.

Кто-то очень хорошо постарался, чтобы уничтожить пианино Кэмерона.

Многие клавиши валялись на полу. Разрезанные струны, скрутившись в спирали, сиротливо торчали из обломков инструмента. Злоумышленники так же залили пианино водой, которая продолжала капать на сцену, и это было единственным звуком в комнате.

— Нет, — сказал Кэмерон так тихо, что не стой я рядом с ним не услышала бы.

Он опустил руку на спинку ближайшего к нему стула и сжал ладонь так сильно, что костяшки его пальцев побелели.

Пайпер позади нас начала тихо плакать, а Темный Том в коридоре продолжал заходиться криком:

— Убийство! Убийство! Убийство!

На шум прибежал дядя Джеймс, который похоже расстроился почти так же, как и Кэмерон.

— Как такое могло случиться? — спрашивал он снова и снова. — Кто-нибудь что-нибудь слышал?

Но никто из нас ничего не слышал.

Дядя Джеймс вызвал полицию, а мы проверили весь дом, но ничего больше не было испорчено или украдено. Похоже, того кто это сделал, интересовало только пианино Кэмерона и больше ничего.

— Оно незаменимо, — пробормотал себе под нос Кэмерон. — Незаменимо.

Его правая рука, как и всегда, по-прежнему была спрятана в кармане, но я видела, что левая дрожала.

— Можешь сказать, у кого зуб на тебя? — спросил один из полицейских у Кэмерона, когда они приехали.

Он посмотрел прямо на Пайпер и решительно сказал:

— Бретт Тейлор.

Пайпер мгновенно залилась слезами и сказала:

— Он был здесь. Вчера, он был здесь! Мы катались на мопеде, но потом он привез меня домой и уехал. Он уехал… это не мог быть он, просто не мог! Бретт никогда не сделал бы такое! Я знаю, что он бы не стал!

После того, что Пайпер рассказала мне прошлой ночью, я была удивлена, её признанием, но в то же время была рада, что она это сделала.

— Виноват ли Бретт в том, что случилось с пианино или нет, это одно, но как ты посмела улизнуть из дома ночью? — требовательно спросил дядя Джеймс. — Пайпер, открывать ворота после наступления темноты строго запрещено! И тебе это известно!

Пайпер лепетала извинения, в то время как её попугай продолжал кричать об убийстве, и все это время Кэмерон просто стоял и смотрел на неё, взглядом чистой ненависти. Это было даже больно видеть. Я никогда не видела, что бы кто-нибудь так смотрел на кого-то. Он смотрел на нее так, словно хотел убить.

Когда полиция, наконец, уехала с обещанием допросить Бретта, дядя Джеймс вызвал специалиста из города, чтобы тот взглянул на пианино. Мы сидели в тишине и ждали его приезда, боясь смотреть друг на друга и на инструмент. Это было больше похоже на ожидание прихода врача к умирающему пациенту, нежели на ожидание человека, который придет взглянуть на поломанный инструмент.

Но стоило ему только увидеть пианино, как он вздохнул и покачал головой.

— Боюсь, ничем не могу вас порадовать, — сказал он. — Инструмент совершенно не подлежит ремонту.

Не сказав никому ни слова, Кэмерон вышел из зала, оставив позади себя оглушающую тишину, которая, казалось, переполнилась всеми невысказанными словами, которые ни один из нас не решился высказать вслух.

Немного погодя нам позвонили из полиции, чтобы сообщить дяде Джеймсу, что они допросили Бретта, но он поклялся, что ничего не делал с пианино, а поскольку доказательств обратному нет, они ничего больше не могут сделать.

Когда настройщик ушел, Пайпер ушла успокаивать Темного Тома, который все еще орал как резаный в коридоре про убийство. От звука его голоса мои нервы натянулись практически до предела, поэтому я решила выйти на улицу, подальше от него.

Ветер по-прежнему дул с моря как ненормальный, и стоило мне выйти из дому, как он испортил мне прическу. Я спустилась в сад и обнаружила там Лилиас, игравшую с её страусом под сожженным деревом. Я не видела её все утро и решила, что она просто пытается держаться подальше.

— Кэмерон будет в порядке? — спросила она, глядя на меня огромными глазами.

— Надеюсь, — сказала я. — Может быть… ваш папа сможет купить ему другое пианино?

Лилиас покачала головой.

— Денег нет, — прошептала она.

Я опустилась рядом с ней и какое-то время мы сидели молча, слушая завывание ветра и глядя на дом перед нами.

— Ненавижу тех кукол! — вдруг разразилась признанием Лилиас.

Я опустила глаза и взглянула на её злое выражение лица.

— Лилиас, но это же не куклы испортили пианино. Даже, если они могут двигаться, они слишком маленькие, чтобы причинить ему столько ущерба.

— Может быть, они и не ломали его, но это все равно их вина, — сказала Лилиас. — Я знаю. Они всегда нашептывают людям всякие гадости. — Я почувствовала, как её маленькое тело содрогнулось рядом со мной, а потом она прошептала: — Убедительно. Они такие убедительные. Они все нашептывают и нашептывают до тех пор, пока ты больше не будешь понимать, что правильно, а что нет. Я не знаю, как они это делают, но как-то они убеждают, что это хорошая идея сделать пакость. Они видят все, видят твои самые сокровенные мысли. Вот почему я больше с ними не разговариваю. Я разговариваю с Ханной. — Она прижала страуса к груди. — Она хочет, чтобы я была хорошей. Она моя настоящая подруга. — Она посмотрела на меня и спросила: — Ты слышишь это?

— Я не слышу ничего, кроме ветра и моря.

Лилиас кивнула.

— Да, только ветер и море. Птицы не подлетают близко к дому, но они здесь повсюду на скалах, до самого Нест Поинта. У нас в саду никогда не водилось кроликов, белок, даже бабочек. Я рада, что бабочки больше не прилетают сюда, — сказала она, дергая травинку рядом с ней.

Теперь, когда она упомянула об этом, сад мне показался странно тихим. Неслышно было ни одной птичьей трели, шороха маленьких животных, копошащихся в кустах, никаких блестящих глаз, смотрящих на вас с верхних веток деревьев.

— Ну, Шелликот, похоже, и так счастлива в доме, — сказала я, пытаясь найти логичное возражение её словам.

— Она никогда не поднимается наверх, — сказала Лилиас. — Никогда. Она спокойно ведет себя внизу, но, если кто-нибудь пытается взять её с собой наверх, она сходит с ума. Кэмерон пытался забрать её наверх, когда внизу постелили новые ковры. Она ему чуть все лицо не расцарапала. И она так выла. Я никогда не слышала, чтобы кошки так орали. Кэмерон сказал, что кошку будто подменили. Он сказал, должно быть её что-то напугало. Но я знаю, что это были Ледышки-Шарлотты. Они никогда не говорят с мальчиками — только с девочками — поэтому Кэмерон их и не слышит. Он просто считает их страшными куклами.

— А что Темный Том? — спросила я. — Его брали наверх?

Лилиас задумалась на долю секунды, а потом пожала плечами.

— Темный Том есть Темный Том, — сказала она. — В любом случае, раньше я очень грустила из-за бабочек. Ледышки-Шарлотты отрывали им крылья и разбрасывали их по всему дому. Как-то раз я откинула одеяло, чтобы лечь спать, а моя простынь была вся покрыта их крыльями.

— Что? — я вытаращилась на неё.

— Да, простынь, — сказала я. — Я рассказала об этом Кэмерону, но он мне не поверил, что это куклы. Он подумал, что это сделала Пайпер, и он очень сильно разозлился на неё. — Её голос приобрел почти мечтательный оттенок. — Они были все разных цветов. Красивые. Очень.