— Может быть, он спрашивал по-настоящему? — спросила Пайпер с сочувствием в голосе.

— Ну да. И вот теперь я просто… думаю, вдруг он был серьезен, а я посмеялась над ним. Как я могла?!

Я ни с кем и никогда не обсуждала этот неловкий момент между нами. Да я даже самой себе боялась признаться, что между нами могла быть не только дружба. Слезы уже жалили мне глаза, и я понимала, что нужно немедленно сменить тему, иначе я разрыдаюсь, как маленькая девочка и не смогу остановится.

Мысленно я все еще видела его, там, на парковке в темноте, как он послал мне воздушный поцелуй. Это ведь было что-то вроде шутки…

Но его последние слова, сказанные мне: Все, что угодно ради тебя…

— А что бы ты ответила, если бы он и правда был серьезен? — спросила Пайпер.

— Не знаю, — призналась я, впиваясь ногтями в ладони. — Я честно не знаю.

Пайпер больше не задавала мне вопросов, а немного погодя мы наткнулись на простой белый крест на краю обрыва. Когда мы подошли ближе, я с удивлением прочитала имя на нем: Ребекка Крейг.

— Она здесь погибла, — ответила Пайпер, когда я спросила её об этом. — Ты не знала?

— Нет. Родители так и не рассказали мне, как это произошло.

— Наверное, они не хотели тебя расстраивать. Это было так ужасно. Она пришла сюда одна посреди ночи. Никто не знает зачем. Это было в январе, повсюду лежал снег. На острове зимой ужасно ветрено. Целых девяносто миль в час. Сложно поверить, но если бы ты его слышала… Он ужасно воет. Моя бабушка любила приговаривать, что это Слуаги, духи не нашедших покой мертвецов, которые путешествуют по острову стаями. Думаю, жизнь на острове заставляет людей становиться суеверными. Говорят, что Слуаги всегда приходят с запада и потому окна, обращенные на запад, всегда должны быть закрыты, чтобы они не смогли проникнуть в дом. Только Бог знает, что заставило Ребекку прийти сюда одну, да еще и ночью. Она знала, что нам было категорически запрещено сюда ходить. Но это было так типично для Ребекки. Она всегда делала только то, что хотела.

— Она упала с обрыва?

— Да, но не это убило её. Она упала на три метра, и приземлился на маленький скальный выступ. Она сломала ногу, когда упала и не смогла выбраться наверх. В том году намело много снега. Никто из нас и понятия не имел, что она здесь. Мы ничего не подозревали до самого утра, пока не обнаружили её исчезновение. Но к тому времени она замерзла насмерть.

— Как ужасно!

На прекрасном лице Пайпер появилось волнение, когда она долго смотрела на воду.

— Ей, наверное, было очень страшно, совсем одной. Она, наверное, не переставая звала на помощь, но её никто не слышал. Знаешь, порой, когда мы дома, и ветер завывает за окном, может показаться, что мы слышим её голос. Несколько раз я правда подумала, что она позвала меня по имени, словно она все еще ждала помощи, которая придет и вернет её домой. — А потом она перевела взгляд на меня и добавила: — Софи, я могу попросить тебя об одолжении?

— Конечно. Говори.

— Не произноси имя Ребекки в доме. Ты же видела, как все отреагировали прошлым вечером. Для всей семьи это до сих пор больная тема. Лилиас никогда её не видела, но порой мне кажется, что дух Ребекки преследует её больше, чем нас. Знаешь, она боится спальни Ребекки и не может в одиночку пройти мимо неё. У мамы случился нервный срыв, а папа теперь всегда держит ворота и не только на замке. Думаю, он боится, что это же случится и с Лилиас. Думаю, и Кэмерон винит Ребекку за случившееся с его рукой. Хотя, наверное, он прав, потому что это именно она устроила пожар. Понятно, что для любого человека это была бы трагедия, но Кэмерон вдобавок музыкант. Он научился играть на фортепиано одной рукой, но это не то же самое. Есть произведения, которые нельзя сыграть одной рукой и их большинство. И за это он не может простить её, и не думаю, что сможет. Так что не расстраивай всех разговорами о Ребекке, договорились?

— Я… я постараюсь, — ответила я. И только эти слова слетели с моих губ, как я пожалела о них. Я не хотела их произносить, ведь мне нужно было узнать больше о Ребекке. Но разве я могла сказать Пайпер, что мне кажется, будто её покойная сестра убила моего друга?

Она просияла.

— Я знала, что могу рассчитывать на тебя.

Мы прогулялись к Нест Поинт, где я сделала несколько фотографий мощеной дорожки, убегающей в море, и маяка, а еще уединенных бухт, простиравшихся больше чем на тридцать метров под нами. Мы не видели никаких дельфинов или гигантских акул, но встретили много гагарок и черных кайр, которых я пофотографировала.

Когда я сделала несколько кадров природы, мы повернули к дому.

Стоило нам только перешагнуть порог, как я услышала прекрасную музыку. Мне еще в жизни не доводилось слышать подобной красоты. Она была нежной и плавной, тихой и печальной, полной невысказанных слов и полузабытых снов.

— Кэмерон, похоже, решил немного тайком попрактиковаться, пока мы гуляем, — сказала Пайпер.

— Это Кэмерон играет? — спросила я, едва веря в это.

Пайпер улыбнулась.

— Я же говорила тебе, что он хорош. Мы можем пойти и послушать, если хочешь, он не заметит, если мы зайдем. Он никогда ничего не замечает, когда играет. Мне кажется, что даже, если загорится дом, он не заметит, пока не доиграет свою пьесу до конца.

Мы вошли в бывший школьный зал. Кэмерон сидел за фортепьяно, его темная голова склонилась над клавишами, а его левая рука летала туда-сюда над ними. Мне безумно захотелось услышать его игру, когда он мог играть двумя руками, но даже сейчас от музыки захватывало дух. У меня возникло такое ощущение, что я могла бы стоять вот так вечно и слушать, как он играет.

Этот зал днем был совершенно другой. Через большие окна проникали солнечные лучи, которые ловили в свой плен пылинки и заставляли узниц танцевать.

Наконец, когда прекрасный отрывок завершился и Кэмерон снял руку с последнего аккорда, Пайпер взорвалась аплодисментами, а я не могла отделаться от ощущения раздражения, что она выдала тем самым наше присутствие. Кэмерон немедленно отдернул руку от рояля и одарил нас холодным взглядом голубых глаз.

— Уже вернулись? — спросил он. — Я думал, вы дольше будете гулять.

— О, продолжай, пожалуйста, — попросила я. — Это было чудесно.

Мне показалось, что выражение его лица немного смягчилось, но его голос был таким же холодным, когда он сказал:

— Рад, что тебе понравилось.

— Сыграешь что-нибудь еще?

Рука Кэмерона дернулась в сторону клавиш, и я было решила, что он уступит моей просьбе, но Пайпер все испортила, сказав:

— Да, Кэмерон, пожалуйста, сыграй еще. Может «Прелестная Серафина»? Она такая красивая и ты её так хорошо играешь.

— Вряд ли. На самом деле, я больше не могу, — сказал Кэмерон. Он поднялся и со стуком закрыл крышку фортепьяно, заставив клавиши грустно звякнуть. Пианино, будто живое существо печально вздохнуло. — Для этого музыкального произведения требуется две руки, и одной его никак не сыграешь.

— Ой! — Пайпер вздрогнула. — Прости, Кэмерон, я не подумала.

— А разве должна была? — спросил Кэмерон, в его голосе сквозил лед. — Ты же ничего не знаешь о музыке.

— Прости, я всего лишь хотела помочь.

— Хотела помочь?! — повторил Кэмерон. Его голос был полон горечи, которую я не поняла. — Я никогда не просил тебя о помощи, Пайпер, мне она не нужна! Почему бы вам обеим не сходить ягод пособирать или еще чем-нибудь заняться?! Какими там еще бессмысленными делами занимаются девчонки? Я думал, что у меня будет час мира и покоя, но какое там. Видимо это слишком, на что я мог надеяться.