— Они ведь так и не станцевали, — сказала Пайпер, резко закрывая крышку шкатулки. — Ну, разве викторианцы не странные?
— Что вы делаете?
Мы обернулись и увидели в дверном проеме Лилиас, с ужасом смотревшую на нас.
— Просто показываю Софи кукол, — ответила Пайпер.
— Ты же не собираешься их выпускать, да? — спросила Лилиас с округлившимися от страха глазами.
— Лилиас, они останутся лежать, где лежали, в шкафу, — успокоила её Пайпер. — Не переживай. Смотри, а ключик все еще здесь, в музыкальной шкатулке.
— Папа хочет, чтобы ты помогла с обедом, — сказала Лилиас, все еще нервно поглядывая на кукольный шкаф.
— Хорошо, сейчас спущусь, — ответила Пайпер.
После её ухода, я проводила Лилиас в её комнату.
— Можно мне войти? — спросила я. Лилиас кивнула, я вошла и сказала: — Прости, что расстроила тебя вчера. Я, правда, очень хочу подружиться с тобой — мы же кузины все-таки.
— Кэмерон говорит, что мы не кузены, — сказала Лилиас. — Он говорит, что мы вообще друг другу не родственники, и тебе не следовало приезжать.
Я почувствовала, как мои щеки запылали.
— О, но твой папа и моя мама — сводные брат с сестрой. Так что мы почти сестры, разве не так? — Я села, скрестив ноги, на полу, чтобы оказаться примерно на одном уровне с ней и сказала: — Знаешь, а я согласна с тобой, думаю, что Ледышки-Шарлотты жуткие куклы.
Лилиас посмотрела на меня, но ничего не сказала.
— Хватит только этих разрисованных мертвых лиц, чтобы напугать кого угодно, — продолжила я. — И мне не нравится, что они такие белые. А тебе что не нравится в них?
Лилиас какое-то время молчала, а потом посмотрела мне прямо в глаза и сказала с вызовом:
— Мне не нравится, что они двигаются по ночам.
Сама того не желая, я удивленно приподняла брови.
— Знаю, ты мне не веришь, — сказала Лилиас. — Никто не верит. Но они шевелятся ночью. Я слышу их, как они царапают стекло, пытаясь выбраться.
— Зачем? — спросила я. — Чего они хотят?
Лилиас сложила руки у себя на груди и уставилась на меня.
— Они хотят меня убить. И тебя они хотят убить. И Ребекка говорит, что она выпустит их.
Глава Шестая
— О, дочь дорогая, — воскликнула мать, —
Плед же на плечи набрось,
Что толку на зиму пенять,
Ужасно холодная ночь.
Пайпер собиралась после обеда пойти с отцом на пляж — по-видимому, он хотел дописать её портрет, пока свет был подходящим — так что я воспользовалась возможностью, чтобы побродить по дому и изучить его получше, пока они занимаются своими делами. Я вновь отправилась в класс, где висела старая черно-белая фотография. Мне не давала покоя девочка с завязанными глазами. Когда я смотрела на неё, всякий раз мне становилось не по себе.
Наконец, я оторвалась от изучения фотографии и решила пройтись между партами. Когда я подняла крышку одной из парт, то нашла там стопку тетрадей внутри. Я просмотрела их, надеясь найти что-нибудь относящиеся к Ребекке. И не была разочарована. Почти в самом низу стопки тетрадей, подписанных Пайпер, я нашла тетрадь, принадлежавшую Ребекке.
Сначала я подумала, что это её прописи, но полистав, поняла, что это скорее тетрадь, в которой пишешь то, что тебе велят, когда наказывают. Первые четыре страницы были исписаны одними и теми же фразами: Нельзя лгать. Нельзя лгать. Нельзя лгать.
Вся тетрадь была исписана предложениями. Причем даты вверху страниц стояли разные. Ребекка писала снова и снова, что:
Нельзя кусать свою сестру.
Нельзя быть вероломной.
Нельзя говорить гадости.
Нельзя мучить кошек.
Нельзя в пылу ломать вещи.
Нельзя отрывать бабочкам крылья.
Нельзя распространять недобрые слухи.
Нельзя играть с мертвыми мышами.
Ужасный список не кончался. Я убрала эту страшную тетрадь обратно и вернулась в свою комнату, пытаясь найти во всем этом смысл. У меня в комнате опять стояла жара и духота и я вновь пожалела, что окно в комнате не открывается. Но я все равно подошла к нему и уселась на подоконник, чтобы полюбоваться видом. Сгоревшее дерево очень портило открывающуюся картину, которая могла бы быть прекрасной, не будь его. Дерево было просто ужасным, и я не понимала, почему дядя Джеймс не срубит его. Я увидела Лилиас, которая прыгала там, в саду вокруг дерева, не останавливаясь. У меня даже голова закружилась, когда я смотрела на неё.
Наконец, я решила выйти на улицу и заговорить с ней снова, но, когда я встала и вышла из спальни, она стояла на самом верху лестницы.
— А как… как ты оказалась там так быстро? — спросила я, не веря собственным глазам.
Она бросила на меня взгляд полный подозрений.
— Ты о чем?
— Ты же была на улице? Возле сгоревшего дерева?
И вот когда я произнесла свой вопрос вслух, я поняла, что это была не Лилиас. Она бы ни за что не успела так быстро вернуться в дом и подняться наверх.
— Я сегодня не выходила на улицу, — сказала Лилиас. — Наверное, это она.
У меня неожиданно пересохло во рту:
— Кто?
Лилиас хмуро посмотрела на меня.
— Сама знаешь кто, — ответила она и протопала к себе в комнату.
Секунду я постояла и посмотрела ей вслед, а потом спустилась в сад. Там не было никакой девочки. И тут до меня дошло, что, когда я смотрела в окно, лица девочки я не видела. Лилиас сейчас была того же возраста, что и Ребекка, когда умерла, и у них обеих были длинные волосы. Я вспомнила о девочке в кафе на столе, которая появилась, когда свет вырубился, и которая тут же исчезла, стоило только свету зажечься. А может это была Ребекка? Вдруг, я видела её тогда, и сейчас в саду?
Я медленно подошла к сгоревшему дереву, предвестнику беды, которое роняло длинные тени на лужайку. Когда я подошла еще ближе, то увидела разрушенный домик на дереве. Месиво из сожженных черных досок и выгоревших веревок все еще зажатых между двумя толстыми ветками.
Кэмерон играет на пианино только левой рукой, может из-за того, что он был в домике, когда начался пожар.
Я бросила последний взгляд на сад, с какой-то странной надеждой увидеть какую-нибудь соседскую девчушку с длинными волосами, которую я видела из окна. Но в глубине души я прекрасно понимала, что никого не увижу, этот дом был единственным в округе. Лилиас сидела внутри, но я точно кого-то видела и боюсь, что я знала, кого именно.
Как и накануне, вечером мы точно так же расселись за столом, спустившись к ужину. Дядя Джеймс вышел из своей мастерской, источая аромат масляных красок. Похоже он был доволен тем, как поработал. К моей немалой радости, Пайпер заказала на ужин пиццу, а это означало, что никаких костей Лилиас не найдет, а значит не будет и кричать. Ужин протекал вроде бы нормально, пока дядя Джеймс не сказал:
— Лилиас, а чем ты сегодня весь день занималась? Я тебя почти не видел.
— Играла.
— Играла? Обычно ты жалуешься, что приходится играть одной.
— Но я играла не одна.
— С кем же ты тогда играла?
— С Ребеккой.
Наступила неожиданная тишина. Все умолкли за столом и уставились на Лилиас.
Дядя Джеймс сделал глубокий вдох.
— Лилиас, — сказал он, — мы уже говорили об этом. Я не потерплю лжи. То у нас куклы бегают по дому, теперь же ты играешь с Ребеккой. Пора остановиться!
— Но я не лгу!
— Тебе прекрасно известно, что твоя сестра умерла. Она умерла еще до твоего рождения. Поэтому ты никак не могла сегодня играть с ней.
— Софи её тоже видела! — сказала к моему ужасу Лилиас. — Она сказала, что видела её возле мертвого дерева. Ты же видела, да?