Но Виттора, свет ее удачи и ее жизни, все еще был здесь. Он мерцал очень слабо, но пока не покинул ее.

Она затаила дыхание и попыталась отвести взгляд, но не смогла. Теперь здесь было четверо детей, два мальчика и две девочки, все с невыразительными чертами лица, блеклые и тусклые. Они приблизились почти бесшумно и остановились, уставившись на нее пустыми глазницами.

А между ними начала расти другая фигура. Тот, кого она уже видела раньше. Завернутый в мерзкое серое одеяние, тощий, с острыми чертами лица и ужасными лимонно-желтыми глазами. Ухмыляющийся так широко, что виднелись все его мелкие, острые зубы.

Песочный человек.

Он простер к ней объятия и улыбнулся. А потом стал касаться детей, одного за другим, и они тут же рассыпались один за другим, оставляя лишь кучки песка. Ничего, кроме песка.

— Я вижу тебя, — сказал он, постучав длинным пальцем под своим тошнотворно желтым глазом. — Оливер скоро придет. Вот тогда мы поиграем.

Он исчез, но она долго еще не могла оторвать взгляд от того места, где он стоял, и от маленьких кучек песка, которые только что были детьми. В темноте ей по-прежнему чудились его лимонные глаза.

А высоко над ней тускло светился Виттора, и его мягкий шепот шелестел, как легкий бриз над океаном.

Несколько секунд Оливер не выпускал трубку из руки. Голос Джулианны все еще звенел в ушах, слова об убийстве отца острой болью пронзили грудь. Сквозь стеклянную дверь красной телефонной будки он смотрел на Фроста, не веря своим глазам. Его мозг словно бы отключился от зрения. Лондон. Реальный мир. Раннее утро — может быть, всего неделя до Рождества, — люди повсюду. Зрелище казалось таким неестественным, что Оливер почувствовал себя запертым, пойманным в телефонной будке. Хотя, возможно, это и было его тайным желанием. Спрятаться здесь.

Но прятаться было негде.

И этот ясный, прозрачный утренний воздух пронзил крик, столь громкий, что он легко проник сквозь стены телефонной будки. Чувства вернулись к Оливеру, кожу ожгло осознание происходящего, и он все увидел.

Прямо к ним ковыляла Кицунэ, зажимая окровавленной рукой рану на животе. За ней тянулся шлейф кровавых пятен. Следом шел Голубая Сойка с неподвижным эбеновым телом Гонг-Гонга в руках. Дракон казался вырезанной из черного дерева статуэткой.

Женщина с детской коляской показалась из-за угла и чуть не врезалась в Кицунэ — в тот самый момент, когда та выходила, шатаясь, из ворот парка Баттерси. Коляска чуть не сбила ее с ног. Плащ Кицунэ задел одеяльце, прикрывавшее ножки младенца. На одеяльце расплылось яркое пятно. Женщина тут же нагнулась к коляске, схватила одеяльце, отбросила в сторону и что-то сердито закричала вслед Кицунэ и Голубой Сойке.

Другие прохожие тоже начали обращать на них внимание. Двое электриков, чинивших уличный фонарь в двадцати ярдах впереди по тротуару, заторопились к вопящей женщине. Сейчас она укажет им на Кицунэ…

Джек Фрост стоял посреди лондонского квартала, как ледовая скульптура. Он был цел, но глаза его наполнились разочарованием и гневом, а рот ощерился, обнажая неровные ледяные зубы.

Этого не должно было случиться. Приграничным нельзя показываться тут в таком виде. Мир больше не верит в легенды. Чем бы все это ни кончилось, итог будет ужасен. Он не сможет добраться до профессора Кёнига, не говоря уже о том, что не сумеет ничего разузнать о судьбе Колетт. Если они попадут в полицию, Охотники за мифами не заставят себя ждать. И от него останется только кровавая куча на бетонном полу.

— Нет, — прошептал он, выходя из оцепенения.

Оливер с такой силой распахнул дверь будки, что задрожали стекла. Кицунэ была уже рядом. Ее лицо искажала боль, но Оливер повернулся к Фросту:

— Можешь закрыть ее раны?

Зимний человек нахмурился, но кивнул, звякнув волосами-сосульками. Небо начало темнеть, солнце затянули грозовые тучи. Это могло быть и выражением гнева Фроста, и проявлением мощи Черного Дракона Бурь.

— Она излечится сама, — сказал Фрост. — Всего через несколько минут.

— Ой! Что ты делаешь, мать твою? — заорал один из электриков.

— Айда, Кит, — потянул его в сторону другой. — Телевизионщики снимают какую-то хрень. Не лезь!

Оливер не обращал внимания ни на их комментарии, ни на перешептывающихся людей, которые заметили шествие Приграничных из парка и столпились вокруг, как любопытная стая птиц. Мамаша с коляской, не подобрав окровавленного одеяльца, решила было ретироваться… но передумала, остановилась и достала из сумочки мобильник.

— Будь оно проклято! — прорычал Оливер, качая головой, и ткнул пальцем в лицо Фросту. — У нас нет ни минуты. Кровь нужно остановить немедленно.

Гнев тут же сошел с лица зимнего человека. Он шагнул к Кицунэ и притянул в свои морозные объятия. От боли она застонала и зашипела сквозь зубы. Зимний человек просунул руку ей под плащ, и она позволила ему прикоснуться к ране. Лед проник сквозь ткань черной туники, и кровь тут же застыла. Кицунэ опять зашипела, но по ее лицу было видно, что боль отступила.

— Уже онемело, — выдавила Кицунэ. — Благодарю.

К ним подошел Голубая Сойка, неся Гонг-Гонга с таким видом, словно дракон был чем-то совершенно обыкновенным. Толпа кричала. У ворот парка собралось уже десять или двенадцать человек, еще несколько присоединилось к электрикам. Две пожилые женщины встали у коляски рядом с мамашей. Послышались сердитые гудки автомобилей: водители останавливались, желая поглазеть на удивительное действо у входа в Баттерси.

— Гляди! Чего они делают, мать твою! Чего тут, блин, творится? — вопил краснорожий электрик.

— Кит, уймись! — урезонивал его приятель.

Но Кита было не остановить. Он направился к ним. Никто другой из собравшихся поглазеть на странное шоу на такое не решился. Может, Кит просто не мог поверить своим глазам? Думал, что Фрост — какая-то иллюзия или аттракцион? Не то чтобы электрик не испугался. Вероятно, на свой лад он испугался даже больше, чем остальные… настолько, что выбрал единственный способ побороть страх — взглянуть ему в лицо.

— Оливер… — начал Фрост.

— Нет! — рявкнул Оливер, заставляя зимнего человека посмотреть ему в глаза. — Мы сейчас в моем мире. Ничего из этого не должно было случиться. Мы не можем допустить такое, ни один из нас. Ты должен уйти. Прямо сейчас. Исчезни.

Зимний человек едва заметно кивнул, а потом действительно исчез. Порыв холодного ветра налетел на Оливера, заставив задрожать. Землю под ногами припорошили снежинки.

— Мать вашу! Видали? — заорал кто-то.

В мысли Оливера врывались женские голоса. Он слышал, как женщины переговариваются друг с другом; одна из них вскрикнула, удивленно и встревоженно. Некоторые улыбались, полагая, что видят какой-то трюк или шоу. Оливер подумал: а не подыграть ли им? Пусть считают, что это представление уличных актеров или что-то в этом роде. Но мысль мелькнула и ушла. Слишком уж много было крови.

Оливер подал Кицунэ руку, чтобы та оперлась на нее, и она, хотя и с гримасой боли на лице, пошла рядом с ним. По лицу Голубой Сойки было видно, что все происходящее забавляет его, и он даже получает наслаждение от всего этого хаоса. Он не делал ни малейших попыток спрятать Гонг-Гонга от любопытных глаз. Втроем они зашагали прочь от толпы, собравшейся у телефонной будки. На светофоре зажегся зеленый, но машины не трогались с места. Раздавались гудки. Трое пришельцев перешли улицу — так быстро, насколько могла идти Кицунэ.

— Стойте! Куда пошли? Да тут кровищи полно! — заорал им вслед электрик.

Он двинулся за ними через улицу. Несколько человек отделились от толпы, похоже, собираясь последовать его примеру. «Только этого не хватало», — подумал Оливер. И резко бросил через плечо:

— Отвали, Кит!

Мужик, похоже, оторопел, услыхав собственное имя из уст незнакомца, и остановился. Оливер воспользовался этим, чтобы увести Кицунэ и Голубую Сойку подальше от людей. Они двинулись на север, и вскоре невдалеке показался мост через Темзу.