Озеро лежало далеко позади, а где-то впереди ждала Дорога Перемирия. До рассвета оставалось немало часов, но вместо изнеможения, которое вроде бы давно уже должно было свалить его с ног, Оливер испытывал воодушевление. Несмотря на ужас, по-прежнему охватывавший его при мысли о Сокольничем; несмотря на необычность этого мира, а также осознание смертельной опасности, каждый шаг прочь от места, где он проник сквозь Завесу, казался шагом к свободе. Не имея возможности вернуться к отцу и невесте, чтобы оправдать их ожидания, Оливер Баскомб чувствовал себя свободным — впервые с тех пор, как повзрослел.

И ему удалось не утратить чувства юмора.

Некоторое время они шли почти молча. Теперь, когда непосредственная угроза миновала, Оливер не знал, как разговаривать с Фростом. О чем говорят с человеком, состоящим из снега и льда?

Это было почти смешно и в то же время — очень грустно. Всю свою жизнь он мечтал, чтобы мифы и легенды оказались реальностью, ему хотелось встретиться с кентавром или услышать пение сирен. Как в книжках, что читала ему мама, — тех, которые он и теперь частенько брал с ее книжных полок. В детстве он воображал себя Одиссеем, отправляющимся на поиски приключений. Его тайное желание стать актером возникло из тех же побуждений. Актерская игра для него была способом стать таким, каким ему хотелось — но никогда не удавалось — в обычной жизни. На сцене он превращался в благородного героя, храброго, незаменимого. Прогибаясь под давлением отца, который требовал «быть ответственным» и настаивал на карьере адвоката, он почти загасил в себе искру творчества. Сцена казалась единственной надеждой на спасение этой искорки.

А сейчас он брел по дремучему лесу бок о бок с самим Джеком Фростом — и совершенно не знал, что сказать. По мере того, как страх улетучивался, его сменяло безудержное любопытство. Глядя на Фроста, Оливер не мог не испытывать изумления. Зимний человек полностью выздоровел, только лед на месте раны был темнее, чем остальное тело. Остроконечные, похожие на сосульки волосы при ходьбе покачивались и позвякивали, а каждый шаг оставлял на усыпанной хвоей земле немного инея.

Однако потом, когда мышцы заныли от усталости, Оливер стал чаще поглядывать кругом. Даже в неверном лунном свете он видел, что лес не похож ни на один из тех, что ему доводилось видеть. Девственный. Первозданный. Высокие и древние деревья были настолько разнообразны, что Оливер не сомневался — среди них есть виды, неизвестные в том мире, откуда он пришел.

Путь не всегда оказывался легким. Порой лес взбирался на холмы, а пару раз им встретились такие глубокие овраги, что их пришлось обходить. Оливер был уверен, что Фрост без труда преодолел бы их напрямик, хотя и не знал, может ли тот превращаться в снежный вихрь, не вызывая бури. Он понимал, что задерживает зимнего человека. Но тот ничего не говорил ему, продолжая упорно идти вперед, прямо на восток.

Они вышли на поляну. На противоположной стороне виднелись густые заросли высоких кустов, выделявшихся отдельной рощицей на фоне остального леса. Оливер ускорил шаг. Он уже почти ступил в кустарник, когда Фрост шепотом позвал его. Звук коснулся слуха Оливера, как прохладный ветерок.

Оливер остановился и взглянул на Фроста.

Зимний человек пальцем поманил своего спутника за собой.

— Обойдем, — прошептал он.

Удивившись, Оливер показал на заросли:

— Да это ведь обычные кусты.

Фрост вскинул ледяные брови.

— Здесь не бывает ничего «обычного». Ты далеко от дома, Оливер, и находишься в мире, о жителях и порядках которого знаешь поразительно мало. Боюсь, я плохой проводник, но все же лучший, на какого ты можешь надеяться. И если тебе хочется уцелеть…

— Хорошо, хорошо, я понял, — пристыженно сказал Оливер.

Он подошел к Фросту, и они двинулись через поляну в северном направлении, обходя заросли по большой дуге. И только когда они вновь углубились в лес, Оливер решился заговорить.

— И ты мне ничего не расскажешь?

— О чем я должен тебе рассказать? — спросил Фрост.

— Мы обошли то место. Хочу узнать почему.

Зимний человек, шедший в нескольких шагах впереди, обернулся через плечо. Из его глаз сочился туман.

— Ты видел кусты?

— Конечно. Их бы только слепой не увидел.

— Но это были не кусты. Это были бетикханы.

— Бети… кто?

Фрост тихо рассмеялся и снова стал смотреть вперед.

— Свирепые духи природы. До создания Завесы они обитали в той части земли, которую вы зовете Индией. Бетикханы вполне безопасны, пока их не потревожишь. Но уж если потревожить… они могут стать очень зловредными.

Оливер пригнулся, чтобы пройти под низко нависшей веткой, зацепился носком ботинка за торчащий корень и чудом удержал равновесие. Он с удивлением услышал собственный смех:

— Зловредные кусты?!

Единственным предупреждением ему стал звон сосулек на голове у Фроста. Зимний человек резко повернулся, оскалил острые, как иголки, зубы, обдав Оливера своим леденящим дыханием. Голубоватый туман собирался кристалликами у его глаз и падал на землю маленькими снежинками. Оливер в страхе застыл на месте, словно Фрост заморозил его. Дыхание перехватило, холодный воздух обжег губы.

Ярость в глазах зимнего человека наполнила его страхом и стыдом.

— В нашем положении нет ничего смешного, — проскрипел Фрост. — В этом мире тебя постоянно будут окружать вещи, которые могут показаться безобидными у тебя дома. Твоя самонадеянность может стоить жизни нам обоим.

Не дожидаясь ответа, он развернулся и пошел вперед. Несколько секунд Оливер просто стоял и смотрел ему вслед, пытаясь восстановить дыхание. А потом бросился догонять. На миг ему показалось, что Фрост затерялся среди деревьев, но потом он заметил отблеск лунного света на поверхности льда.

Что-то зашуршало в траве. Напряженный до предела, Оливер наклонился, чтобы поглядеть, и увидел в зарослях плюща длинную, худую лисицу. Глаза зверя блестели, мех в лунном свете отливал рыжиной. Несколько секунд они пристально глядели в глаза друг другу, но Оливер понимал, что Фрост наверняка ушел далеко вперед, и, с трудом оторвав свой взгляд, кинулся догонять. Оглянувшись на бегу, он заметил, что лисица уже исчезла.

— Ладно, — тихо произнес он, поравнявшись с Фростом. — Я все понял. Насколько я вообще могу понять такие вещи. Я… как бы это сказать… оторвался от своих корней. Потерялся. Понимаешь? По-настоящему заблудился. Всю свою жизнь я абсолютно точно знал, что случится со мной завтра. А сейчас не имею никакого представления, что случится со мной через пять минут. Я знаю точно только то, что не хочу умирать. И что я должен вернуться домой.

Едва сказав последнюю фразу, он тут же пожалел о ней. Неужели он действительно «должен»? Но иного ответа быть не могло. Чем бы ни обернулась теперь его жизнь, он не мог покинуть Джулианну просто так, без объяснений; не мог бросить и свою сестру. Нельзя причинить им такую обиду. Оливер не знал точно, для чего он должен возвратиться домой, но эти двое слишком много значили для него, чтобы оставить их навсегда.

До самой смерти, подумал он. И тут же положил эту мысль в тот самый сундучок в своем сознании, где хранились прочие неприятные мысли, пришедшие ему в голову с того момента, как невозможное изменило его жизнь.

— Итак, объясни мне все, — сказал он, пытаясь догнать Фроста и заглянуть ему в глаза. — Ты слишком мало рассказал мне об этом мире. О Завесе. Пока у нас нет ничего, кроме времени. Так поговори же со мной. Пожалуйста.

Некоторое время шли молча. Просьба Оливера словно повисла в воздухе. «Поговори со мной», — сказал он зимнему человеку…

Они подошли к возвышавшейся посреди леса каменистой гряде, похожей на хребет какого-то громадного зверя. С ее гребня неплохо было бы осмотреть окрестности и поискать тропу меж деревьев. Но Фрост методично продолжал идти на восток по подветренной стороне возвышенности, и Оливеру ничего не оставалось, кроме как следовать за ним.