– А, ясно, – ровным тоном произнес Дент. – Тонк Фа?

– Да?

– Ты идиот.

– Спасибо.

Вивенна встала и побрела между статуй, изучая их, чтобы не смотреть на Парлина и Золотце. Тонк Фа и Дент держались позади на приличном расстоянии, следя за окрестностями.

Статуи были прекрасны. Они не походили на другие т’телирских виды искусств – яркие картины, пестрые здания, экстравагантную одежду. Д’Денир были массивными изваяниями и отличались солидным возрастом и величием. Конечно, халландренцы постарались уничтожить это впечатление шарфами, шляпами и другими разноцветными деталями, которые вешали на изваяния. К счастью, статуй в этом саду было слишком много, чтобы украшений хватило на всех.

Они словно стояли на страже и почему-то казались прочнее, чем остальной город. Большинство каменных воинов взирали в небо или прямо перед собой. Все отличались друг от друга позами, чертами лица.

«На создание такого количества должны были уйти десятилетия, – подумала Вивенна. – Может, вот так халландренцы приобрели пристрастие к искусству».

Халландрен был противоречивым местом. Воины, воплощающие мир. Идрисцы, которые одновременно защищали и использовали друг друга. Наемники, оказавшиеся одними из лучших людей, что она знала. Яркие цвета, создающие своего рода однообразие.

И над всем этим – биохроматическое дыхание. Его использовали, но люди вроде Золотца считали право отдать дыхание привилегией. Противоречия. Может ли Вивенна позволить себе стать еще одним противоречием? Той, кто переступила через свои убеждения, ради того, чтобы уберечь их?

Дыхание было прекрасно. И дело не только в красоте или умении слышать изменения звука и инстинктивно ощущать точные оттенки цветов. И даже не в способности ощущать жизнь вокруг, звуки ветра и тоны человеческих голосов, с легкостью двигаться вместе с толпой.

Все было взаимосвязано. Она сильнее чувствовала окружающий мир. Даже неодушевленные предметы вроде одежды или упавших ветвей стали ей ближе. Они были мертвы, но казалось, будто они жаждали снова стать живыми.

Она могла им это дать. Они помнили жизнь, и она могла пробудить эти воспоминания. Но если она потеряет себя, то какое благо это принесет ее народу?

«Дент не кажется потерянным, – подумала она. – Он и другие наемники могут отделять то, во что они верят, от того, что им приходится делать».

По ее мнению, именно поэтому у людей было такое отношение к наемникам. Отделяя веру от поступков, человек ступал на опасную тропу.

«Нет, – подумала она. – Никаких пробуждений».

Дыхание останется нетронутым. Если соблазн станет слишком велик, она отдаст весь запас тем, кто его лишен.

А сама станет тусклой.

 «Расскажи мне о горах», – написал Сезеброн.

– О горах? – улыбнулась Сири.

«Пожалуйста», – добавил он.

Король-бог сидел в кресле у кровати. Сири лежала на самом ее краю на боку, опираясь на локоть, чтобы видеть, что Сезеброн пишет. В пышном платье этим вечером было слишком жарко, поэтому она сняла его и осталась в рубашке, накинув сверху простыню. В очаге трещал огонь.

– Я и не знаю, что рассказать, – призналась она. – Ну, то есть горы не так впечатляют, как чудеса Т’Телира. У вас тут столько красок и разнообразия.

«Думаю, что скалы, которые выходят из земли и поднимаются на тысячи футов к небу, можно считать чудом», – написал он.

– Возможно, – согласилась Сири. – Мне нравилось в Идрисе, я не хотела знать ничего другого. Но кому-то вроде тебя там было бы скучно.

«Скучнее, чем сидеть целый день во дворце, никуда не выходить, ни с кем не говорить и позволять себя одевать и холить?»

– Да. Тут не поспоришь.

«Пожалуйста, расскажи о них».

Его почерк улучшался на глазах. Вдобавок, чем больше Сезеброн писал, тем, казалось, лучше понимал. Сири искренне хотела найти ему книги для чтения – она полагала, что он проглотит их так же быстро и станет не менее сведущим, чем ее наставники.

Сири – все, что у него было. Кажется, он ценил то, что получал от нее, но, возможно, только потому, что не знал, насколько она невежественна.

«Мои наставники, – подумала Сири, – обхохотались бы, узнав, как я жалею о том, что пренебрегала их уроками».

– Горы громадны, – начала она. – Здесь, на равнинах, ты не сможешь этого осознать. Только увидев их, понимаешь, насколько люди на самом деле ничтожны. Я имею в виду, что, как бы мы не работали и не строили, мы никогда не сможем соорудить что-либо такой высоты, как горы. Это скалы, как ты и сказал, но не безжизненные. Они зеленые – такие же зеленые, как и ваши джунгли. Но это другая зелень. Я слышала, что некоторые странствующие торговцы жалуются, что горы заслоняют обзор. Но я думаю, что они позволяют увидеть нечто большее. Ты видишь, как земная твердь простирается вверх, к владениям Остре на небесах.

Он помедлил.

«Остре?»

Сири покраснела, и ее волосы тоже.

– Извини. Наверное, не стоит при тебе говорить о других богах.

«Других богах? – написал он. – Вроде тех, что при дворе?»

– Нет, – сказала Сири, – Остре – идрисский бог.

«Понимаю, – написал Сезеброн. – Он очень красив?»

Сири рассмеялась.

– Нет, ты не понимаешь. Он не возвращенный, как ты или Гимн Света. Он… ну, я не знаю. Жрецы не рассказывали тебе о других религиях?

«Других религиях?» – переспросил он.

– Конечно, – кивнула она. – Не все же поклоняются возвращенным. Я и остальные идрисцы почитают Остре, пан-кальцы – например, Синепалый… ну, я не знаю толком, кому они поклоняются, но не тебе.

«Это очень тяжело осмыслить, – ответил Сезеброн. – Но если ваши боги не возвращенные, то кто они?»

– Не они, – поправила Сири, – он. Мы зовем его Остре. Халландренцы тоже верили в него, до того как…

Она чуть не сказала «стали еретиками».

– До того как появился Даритель Мира и халландренцы решили поклоняться возвращенным.

«А кто такой Остре?» – написал Сезеброн.

– Он не человек, – пояснила Сири, – он скорее сила. Знаешь, сущность, которая присматривает за всеми людьми, карает неправых и благословляет достойных.

«А ты встречалась с этим существом?»

Сири рассмеялась:

– Конечно, нет. Остре нельзя увидеть.

Сезеброн смотрел на нее, нахмурившись.

– Понимаю, – кивнула она, – тебе это покажется глупым, но… мы знаем, что он там. Когда я вижу в природе нечто прекрасное, когда смотрю на горы, на то, как дикие цветы растут в более совершенном порядке, чем может посадить человек, – я знаю. Истинная красота. Это напоминает мне об Остре. А еще есть возвращенные, в том числе самый первый – Во. Перед смертью он получил Пять Видений. Откуда-то ведь они к нему пришли?

«Но ты не веруешь в возвращенных?»

– Я еще не определилась, – пожала плечами Сири. – Учение моего народа категорически против этого. Им не нравится то, как халландренцы понимают религию.

Сезеброн несколько секунд молчал.

«Так… тебе не нравятся такие, как я?»

– Что? Конечно, ты мне нравишься! Ты милый!

Нахмурившись, он написал:

«Не думаю, что король-бог должен быть милым».

– Хорошо, – закатила глаза Сири, – ты грозный и могучий. Великолепный и божественный. И милый.

«Уже лучше, – написал он, улыбаясь. – Я бы очень хотел встретиться с этим Остре».

– Как-нибудь я познакомлю тебя с монахами, – сказала Сири. – Они тебе в этом помогут.

«А вот теперь ты надо мной смеешься».

Сири встретила его взгляд улыбкой. В глазах Сезеброна не было обиды. Он не возражал против насмешек. Напротив, казалось даже, что он находил их очень интересными. Особенно ему нравилось пытаться определить, когда она серьезна, а когда – нет.

Он снова опустил взгляд.

«Однако мне больше хочется увидеть горы, чем встретиться с этим богом. Кажется, ты их очень любишь».

– Люблю, – признала Сири.

Она уже давно не думала об Идрисе. Но когда Сезеброн о нем заговорил, Сири вспомнила простор прохладных лугов, по которым когда-то бегала. Кристальную чистоту прохладного воздуха – то, чего, как она подозревала, в Халландрене никогда не найти.