«Не надо сирдить жрицов», – написал он. Как и следовало ожидать, его правописание было ужасным.

Жрецы. Она стянула чашку и спрятала в комнате. Если приставить ее к стене и приложить ухо, то можно уловить обрывки разговоров по другую сторону. После ночных подскакиваний и стонов она обычно слышала, как двигаются стулья и закрывается дверь. После этого в соседней комнате воцарялась тишина.

Либо жрецы уходили, убедившись, что она исполнила свои обязанности, либо они сохраняли подозрительность и пытались обмануть ее ложным уходом. Интуиция подсказывала, что верно первое, но Сири все равно старалась на всякий случай говорить с королем-богом шепотом.

«Сири? – написал он. – О чем ты думаиш?»

– Твои жрецы, – прошептала она. – Они меня бесят! Они намеренно делают все, чтобы позлить меня.

«Они харошие люди, – быстро написал Сезеброн. – Они усерна трудятся на благо каралевства».

– Они отрезали тебе язык, – напомнила Сири.

Несколько секунд король-бог сидел неподвижно.

«Это было неабходимо, – написал он. – У меня слишком многа силы».

Она придвинулась. Как обычно, Сезеброн отстранился, убирая руку. В этом не было ничего высокомерного, Сири начала подумывать, что просто к нему очень редко прикасались.

– Сезеброн, – прошептала Сири. – Эти люди не думают о твоем благе. Они не просто отрезали тебе язык, они говорят от твоего имени и делают, что хотят.

«Они не враги мне, – упрямо написал он. – Они харошие люди».

– Да? – спросила Сири. – А почему тогда ты скрываешь от них, что учишься читать?

Он снова помедлил, опустив взгляд.

«В нем слишком много покорности для того, кто правит Халландреном пятьдесят лет, – подумала Сири. – Во многом он похож на ребенка».

«Я не хочу чтобы они знали, – наконец написал он. – Я не хочу их агорчать».

– Ну конечно! – ровно сказала Сири.

Сезеброн помедлил.

«Канешно? – написал он. – Значит ты мне вериш?»

– Нет, – ответила Сири, – это был сарказм, Сезеброн.

Он нахмурился.

«Я не знаю, что такое сорказм».

– С-а-р-к-а-з-м, – повторила Сири по буквам. – Это… – Она задумалась. – Это когда ты говоришь одно, но имеешь в виду противоположное.

Сезеброн нахмурился еще больше, потом быстро стер слова с доски и снова начал писать: «В этом нет смысла. Почему не сказать то что имеиш виду?»

– Потому что… – попыталась объяснить Сири. – Это… да не знаю я. Это способ показаться умнее, высмеивая других.

«Высмеевая других?» – написал он.

«Владыка Цвета!» – подумала Сири, пытаясь сформулировать объяснение. Ей казалось нелепым, что он не ничего знает о насмешках. Но он же всю жизнь прожил как почитаемое божество и монарх.

– Высмеивать – это говорить что-то, чтобы дразнить, – пояснила она. – Если сказать то же самое в гневе, то можно ранить чужие чувства, но все иначе, если сказать доброжелательно или игриво. Иногда намеренно. Сарказм – один из видов высмеивания, мы говорим противоположное, но преувеличиваем.

«А как ты узнаеш что человек доброжилатилен игрив или зол?»

– Не знаю, – призналась Сири. – Думаю, судя по тому, как произносятся слова.

Король-бог казался озадаченным.

«Ты очень нормальная», – написал он.

Сири нахмурилась:

– Э… Спасибо?

«Это был хароший сарказм? – спросил он. – Потому что на самом деле ты довольно страная».

– Я очень стараюсь, – улыбнулась Сири.

Сезеброн поднял голову.

– А вот это снова был сарказм, – пояснила Сири. – Я не «стараюсь» быть странной, просто так получается.

Он снова на нее посмотрел. Как она могла его бояться? Как могла заблуждаться в отношении него? В его глазах не было ни надменности, ни бесстрастности. Это взгляд человека, который очень старался понять мир вокруг. Невинный, искренний взгляд.

Однако он не был дурачком – и это доказывала скорость, с которой Сезеброн научился писать. Правда, он уже понимал устную речь и запомнил все буквы в книге задолго до того, как встретил Сири. Ей оставалось только объяснить правила правописания и связи со звуком, чтобы он преодолел последний этап.

И все равно она поражалась тому, как быстро он освоился. Она улыбнулась Сезеброну, и тот ответил неуверенной улыбкой.

– Почему ты считаешь меня странной? – спросила Сири.

«Ты все делаеш не так как другие, – написал он.– Все постоянно передо мной скланяются. Никто не разговаривает. Даже жрицы. Они иногда давали мне указания, но этого уже не было многа лет».

– А тебя не оскорбляет то, что я не кланяюсь и что говорю с тобой как с другом?

Он стер с доски.

«Оскарбляет? Почему? Ты это делаеш с сарказмом?»

– Нет, – быстро заверила Сири. – Мне правда нравится говорить с тобой.

«Тогда я не понимаю».

– Все остальные тебя боятся, – объяснила Сири. – Из-за твоего могущества.

«Но у меня отабрали язык чтобы я стал безопасным».

– Их пугает не твое дыхание, – сказала Сири. – Пугает твоя власть над армиями и народом. Ты король-бог. Ты можешь приказать убить кого угодно в королевстве.

«Но зачем мне это делать? – написал Сезеброн. – Я не буду убивать харошего человека. Они должны это знать».

Сири раскинулась на роскошной кровати, в очаге позади них потрескивал огонь.

– Теперь я это знаю, – сказала она. – Но больше никто не знает. Они не знают тебя, а только то, насколько ты могуществен. И потому боятся и показывают свое уважение к тебе.

Он помедлил.

«Так получается, ты меня не уважаеш?»

– Конечно, уважаю, – вздохнула она. – Просто у меня плохо получается следовать правилам. Когда кто-то говорит мне, что надо делать, я хочу поступить наоборот.

«Это очинь странно, – написал Сезеброн. – Я думал, что все люди делают то что им говарят».

– Ты скоро поймешь, что большинство этого не делают, – с улыбкой ответила Сири.

«Но тогда возникают праблемы».

– Этому тебя научили жрецы?

Он покачал головой и достал свою книгу – сказки для детей. Он всегда носил ее с собой, и по тому трепету, с каким он прикасался к книге, Сири поняла, насколько ценна для него эта вещь.

«Наверное, это его единственная настоящая собственность, – подумала Сири. – Все остальное у него ежедневно забирают и на следующее утро заменяют».

«Вот книга, – написал он. – Мама читала мне эти расказы, когда я был ребенком. До того как ее увели я их все запомнил. Тут говарится о многих детях которые поступали не так как им говарили. Их часто сьедали чудовища».

– О, правда? – с улыбкой спросила Сири.

«Не бойся, – написал он. – Мама обьяснила что чудовища не настоящие. Но я помню уроки из этих расказов. Быть послушным харошо. Надо харошо обращатся с людьми. Не уходить в джунгли одному. Не лгать. Не вредить другим».

Сири улыбнулась еще шире. Все, что он узнал о жизни, было почерпнуто или из сказок с моралью, или от жрецов, учивших его быть марионеткой. Когда она это осознала, то ей стало нетрудно понять простого, честного человека, каким он стал.

Но что же побудило его пойти наперекор этим принципам и попросить ее учить его? Почему он пожелал хранить эти уроки в тайне от тех, кому всю жизнь учился доверять и повиноваться? Сезеброн не был таким простачком, каким казался.

– Эти сказки, – задумчиво сказала она. – И твое стремление хорошо обращаться с другими. Вот почему ты меня… не взял в те ночи, когда я начала сюда приходить?

«Не взял? Я не панимаю».

Сири покраснела, и ее волосы приобрели такой же оттенок, как и щеки.

– Я имею в виду – почему ты просто сидел в кресле?

«Потому что я не знал что еще делать, – ответил он. – Я знал что у нас должен быть рибенок. Так что я сел и ждал когда это случится. Должно быть мы сделали что-то неправильно, раз рибенка не появилось».

Сири помедлила, потом моргнула. Да не может быть…

– Ты не знаешь, как появляются дети?