Обойдя почти всю территорию лечебницы, успев изрядно замёрзнуть, мы всё же добрались до огромных ворот штаба. Мороз сегодня зверствовал. Ни носа, ни пальцев не чувствовал.
Рядом с воротами стояли две чёрные пушки времён князя Долгорукого и Очаковских янычар. Мы зашли внутрь старинного здания. Слава Богу, тепло!
Внешний орнамент старины вызывал уважение, а внутри - последнее слово евроремонта. Обидное несоответствие.
Поднявшись на второй этаж и пройдя длинный опрятный коридор, нам не составило труда отыскать кабинет главврача. Тихонько мы прошли мимо секретарши, что была занята печатанием документов и, негромко постучав в высокие двери с узорами из дерева, втроём зашли внутрь.
С горечью в словах, со слезами на глазах, что так и не давали просыхать моему лицу, я поведал о беременной Юле, о ждущей меня маме, обо всех тягостях и про 800 долларов, что запросил Ярослав Владимирович. Причём последнее, как раз таки, и заинтересовало генерала. Он так вскипел, так разъярился! Я и представить себе не мог, что тот невысокий, седовласый Денни де Вито способен на такое.
Он вызвал секретаршу и велел сию секунду доставить майора Стовбургена к нему. В конце своей речи он добавил:
- Немедленно!!!
Это было слышно и на первом этаже штаба, ну а мне он, уже привычным голосом, велел успокоиться и обещал, что всё будет нормально. Я уже не стал расспрашивать, что значит нормально, но уж надеюсь, что это понятие у нас одинаково.
Видели бы вы эту картину! С испуганными глазами пришёл (а может даже и прибежал) мой лечащий врач. С испугом посмотрел по сторонам, будто ожидал увидеть за дверью притаившуюся турель с увесистым пулемётом. Но, увидел лишь меня - обыкновенного загнанного металлиста, вершащего правосудие и огрызающегося из тёмного угла.
- Ярослав Владимирович, отведи-ка этого юнца, - это он про меня, - к главврачу вашего отделения! Да скажи ему, чтоб Лавренёва положили, куда он скажет. Ясно?
- Так точно!
- Ну а потом - дуй ко мне! Я кое-что тебе расскажу!
И вот, распрощавшись с медбратьями, иду я по заснеженной аллейке вместе с удручённым Стовбургеном. Смотрю, как переливается снег у ног, думаю о неловкости ситуации. Наверно, майор тоже об этом подумал, поэтому решил мне сказать:
- Ты ж понимаешь, что ты теперь мой враг ╧1?
Я внимательно без всяких эмоций посмотрел в его большие глаза, кивнув в ответ.
- Теперь ты живым не выйдешь! - не унимался тот. - Обещаю!!! Я буду твоим лечащим врачом! Ты у меня по 7 уколов в день будешь получать! Недоедать, недосыпать и уже через неделю тебя заберут, как Дульского!
- Что??? Так вы...
- Я? Ну что ты?!! Это его склонность к суициду! Ты ничего не докажешь! А цена твоей комиссации теперь возросла - и эта цена останется в стенах нашего отделения вместе с тобой!
- Да вы самый настоящий псих!!! - вскипел я.
- Нет, Лавренёв. Просто я тебе намекнул, что в кабинете у Анатолия Ивановича ты должен молчать в тряпку! Ясно?
Я кивнул, сам не зная почему. Дальше мы шли и молчали, каждый со своими мыслями.
У Анатолия Ивановича разгорелась дискуссия. Я просил смены моего лечащего врача, на что главврач непонятливо хлопал глазами, удивляясь, чем меня так не устраивал Ярослав Владимирович. Подобно долгоиграющей пластинке я повторил всё сказанное в кабинете генерала. Полковник удивлялся и злился, улыбался и печально вздыхал. В общем, по-человечески жалел меня и сопереживал моей нелёгкой истории, а Стовбурген съедал мою спину кровожадным взглядом и всё думал: "Что за день сегодня?"
- Ну ладно, Дима! Коль так, то будет тебе другой лечащий врач! Пожалуй, отдам я тебя в надёжные руки Любовь Осиповны. Но с одним условием.
- С каким?
- Дело в том, что ты своей попыткой умереть всех на уши поднял! И в связи с этим у меня встречное предложение: мы тебя и так комиссуем, уколы выписывать не будем, а ты взамен полежишь спокойно месяц, без суицидных замашек. Лады?
- Согласен. Я буду тихоней! - впервые за последнее время я позволил себе улыбнуться.
Далее, санитар мне открыл дверь и снова знакомая картина: длинный коридор с деревянным скрипучим полом, справа четыре палаты, а слева - комната санитаров и кабинет медсестры, где нам выдавали после каждого принятия пищи таблетки.
Первой меня заметила Маринка. Она вскрикнула и буквально запрыгнула на меня, повиснув на шее.
- Как я рада! Димочка! Ты даже не представляешь!
- Привет, Мариша. Тебя ещё не выписали?
- Через пару дней выпишут.
- Домой?
- Да ну нафиг. Какое домой? Я служить иду, к любимому.
- Ха, значит, эту дурь из твоей головы никто ещё не выбил?!!
- Ну, ты ж меня знаешь!
- Пацанка! Дай я тебя поцелую!
Тут и Демчук вышел, и Женька Ткаченко. Наобнимались мы, нарадовались. Будто не в сумасшедший дом попал, а в родной двор.
- Прикинь, меня Стовбурген обещал убить! - признался я, наивно улыбнувшись.
- Вот гад! Да пошёл он! - махнул рукой Демчук.
- И ты ему веришь? - спросила Марина.
- Нет, но всё же...
- Да забудь ты! Это он припугнуть хотел!
- Он не шутит! - вздохнул я, вспомнив его ожесточённое выражение лица.
Телефон, кстати, я решил не сдавать. Аккуратными движениями я спрятал его в пиджачке вовремя подошедшего Жени Ткаченко, и санитары вовсе ничего не заметили.
Так я попал второй раз в психбольницу. И уже, казалось, суровые тучи нелёгкой новой жизни начинали рассеиваться. Казалось бы, и комиссация не за горами, но что-то невесело, я находился в ожидании чего-то плохого. Хотя, куда ещё хуже? Юля изменила, не дождалась; мама бегает, ищет меня по всей Украине; дядя Толя наверно злится, ведь я не оправдал его надежд быть прилежным солдатом. Он-то отслужил много лет в армии и вряд ли поймёт меня и эти поступки, что плетутся за мной ожившим вьюнком.
Так или иначе, но своего я почти добился. Неужто я в скором времени увижу свой родимый дом?
Благо, что прокурор понимающий попался, а то уж и вовсе можно было позабыть про Лавренёва Дмитрия, как свободного гражданина.
Всё чаще я задумывался о том разговоре с Ангелом Хранителем. И зачем я только рассердил его? Уж лучше он бы вернулся! Но, к сожалению, после глупых поступков, что совершил однажды, не всё можно исправить одним лишь желанием.
А тем временем, декабрь плавно перетекал во вторую декаду. Я всё думал-гадал, попаду ли домой до наступления моего любимого праздника - Нового года? Согласитесь, встречать Новый год в дурке - перспектива не из приятных. А тут ещё этот Стовбурген...
Поселили меня на мою же койку, в первую палату. Я не видел уже Рыжего Сашку, наверное, уже выписали. Никто не в курсе. Зато познакомился с весёлым одесситом Валентином Ляпчу и матёрым десантником Витей Удаловым.
Первую ночь второй декады я провёл у Марины, рассказывая ей о том, что произошло со мной за эти два дня. Так же узнал, что завтра её выписывают.
- Дим, да не переживай! Будете вы вместе с Юлей.
- А я уже сомневаюсь! Она мне изменила! Тварь такая!
- Ой, Дима, а сам-то? Ты ведь тоже изменял!
- Но... я ведь...
- Что ты ведь? После твоего поведения уж лучше просто забыть про её мимолетную измену.
- Так она ведь ждала ребёнка...
- И что?
- Ну, там же процесс.
- Дим, успокойся! Твоя паранойя съест тебя! И, уверена, Юля изменила тебе телом, а не душой.
- Что за бред? Измена, она и в Африке измена!
- А ещё философ! - хмыкнула она. - Твой характер собственника не дает тебе возможности подумать о её чувствах к тебе. Думаешь, она радовалась, когда занималась с другим сексом?
- Фу. Давай лучше сменим тему?
- Давай. Только запомни: физическая измена отличается от измены душевной! Подумай на досуге.
- Женщины! Вы мне мозг выносите своими фразочками и поступками!
- Сам ты "фразочка"! За консультацию мог бы и спасибо сказать!
- Какое "спасибо"? Мужчина изменяет из любопытства к другим женщинам, а женщина изменяет из-за отсутствия любопытства к ней своего мужчины. Верность - дело совести, измена - дело времени!
