- Вот это да! А откуда ты всё это знаешь?

- Да он же тут ветеран 10-го отделения! - вмешался в разговор Ярослав Рижук, что также лежал в первой палате и не сводил взгляда с нас с Серёгой.

- Ха. Вы б ребята потише общались, а то санитары услышат - наколют вас! Вы и имя своё позабудете! - рассмеялся один из ребят.

- Демчук! Иди в задницу! - заключил Серёжа и, шаркая подошвой резиновых тапок, вышел из палаты.

- Игорь, ну чего ты? - сердито спросил я. - Ты ведь знаешь, что Дульский изо дня в день ждёт своей комиссации. А ты как болван сгущаешь краски.

- Кто сгущает? Кто сгущает?!! Я говорю, как есть.

Так и прошла моя первая неделя в 10-м отделении клинического госпиталя.

Где-то в двадцатых числах ноября я раззнакомился со старостой, который определяет дежурных. Всё это больше напоминало встречу быдло-гопника и невинную жертву.

- Эй, ты! - крикнул он мне в туалете.

Чёрные густые брови и маленькие карие глаза сразу выделялись среди остальных оттенков накуренного общественного туалета.

- Чего тебе? - с туманной непонятностью переспросил я.

- Сюда иди, я сказал.

"М-да. Культурный разговор сразу располагал к откровенному общению". Моя щека после флюса уже стухла, а поэтому, всё-таки, был рад, что лишил моих врагов ещё одной возможности издеваться надо мной. Подошёл к старшине, мысленно готовился к защите.

- Ну? - спросил я, в жажде узнать цель его обращения ко мне.

- Ты Лавренёв? - сердито задал вопрос он.

- Я.

- Ты завтра будешь туалет убирать!

- Это ещё почему?

- Твоя очередь.

- Слушай, старшина, я только недавно очухался после укола. Видел вроде, что со мной было. Давай-ка ты поставишь кого-нибудь другого? Просто мне хреново сейчас.

- Ну и что? Тут всем хреново! Чем ты лучше?

- Не в этом дело. Просто я сейчас нахожусь на грани потери сознания, но опыта кулачных боёв у меня хватит, чтоб объяснить тебе, непонятливому, что пока я не отойду от депрессии, убирать не буду!!!

- Ну, так бы и сказал! Что ж ты своим опытом хвастаешься?

- Как можно доходчивее объясняю тому, кто только красноречиво может подзывать к себе, но не может понять никого, кроме себя.

- Ты что, философ?

- Ну, это конечная точка, на которую я пока смотрю снизу вверх, ведь ещё не скоро её достигну.

- Ясно. Ну ладно, если что, обращусь к тебе за помощью. Ну и ты обращайся.

- Да чем ты мне поможешь? А хотя, слушай, кое-чем ты всё же сможешь мне помочь.

- Слушаю.

- Скажи, я тут вторую неделю в туалет не могу себя заставить сходить... ну, по большому. Понимаешь?

- Запор, что ли?

- Да чего ты орёшь?!! Ещё в коридоре покричи!!!

- А-а! Ну, тут всё просто. Это от сибазона, скорее всего. Ну, или от галоперидола.

- Да ты что? Блин, а что ж делать-то теперь?

- Не знаю. Можешь попросить у медсестры таблетку.

- У Ленки, что ли? - ухмыльнулся я.

- Ну да. А что здесь такого?

- И как мне ей сказать? Ой, Лен, приветик. У меня запор. Дай мне что-нибудь! Так, что ли?

- Ну, а чем не вариант?

- Да ну тебя! После вчерашнего отбоя я просидел в её кабинете три часа! Разговаривали с ней, целовались, ну и тому подобное. А если я ей скажу о проблемах в организме, то она сразу начнёт меня жалеть и накормит разными таблетками. А я секса от неё хочу, понимаешь?

- Так ты ведь на грани потери сознания! - вспомнил Вениамин Стрельцов, улыбнувшись.

- Так я на грани потери сознания для дежурства, а для секса - силы найдутся!

- Ну, ты и жук!

Мы рассмеялись и поспешно вышли из накуренного туалета, ведь санитар уже закрывал его на очередные 2-3 часа ожидания.

- Слушай, Дим, а погнали к нам, в третью палату?

- А что у вас?

- В карты поиграем.

- В "преферанс" я не помню, как играть! Говорю сразу.

- Не, мы в "дурака" играем.

- Ну, это можно. А то у меня был прикольный случай в поезде, когда мы с ребятами-призывниками играли в "преферанс" и параллельно пили водку.

- Да не гони! Пошли, расскажешь!

И всё же я подружился со старшиной. Весёлый такой, всё про армию шутил, да про политику. Расспрашивал про своего лечащего врача, но тот меня лишь припугнул:

- Дим, это страшный человек! Ты его ещё не знаешь! Он тебя продаст и купит, снова продаст, но уже дороже! Он может всё!

"Ну, спасибо, - думаю, - утешил!"

До самого отбоя рубились в "дурака", а после я, уставший, отправился спать. Неатрофированные от ежедневных уколов извилины даже стали находить плюсы в том, что я здесь.

Рано утром перед завтраком мне снова сделали укол. Я уже почти привык к этой процедуре, хотя сидеть было почти невозможно.

Выходя из кабинета, где в очередной раз кололи "витамины", я заметил одного блондина, который всё никак не мог тряпку сложить на швабру и вымыть пол.

- Парень, ты не умеешь мыть пол? - ехидно спросил я.

- Да не получается. Выдали мне...

- А что сложного-то?

- Не знаю. И швабра без отжима...

- Ну, понятно! И швабра без отжима, и тряпка не шёлковая. Иди, готовься к завтраку - я сам вымою!

- Перестань! Чего ты из-за меня будешь мыть полы?

- Иди! Здесь ничего такого нет! Кто-то умеет мыть полы, а кто-то - и то и другое. Ха.

- Ну, спасибо тебе!

- Давай! Иди. Колхоз - дело добровольное.

Блондин слабо улыбнулся и ушёл. Странно, что-то раньше я его не замечал. Похоже, новенький.

После обеда меня снова отвели к Ярославу Владимировичу.

- Ну, Лавренёв, заходи! - с полными силами омрачить мне настроение в очередной раз промолвил "феншуист".

- Здравствуйте! - робко ответил я, как на ковре перед своей бывшей управляющей после случайно разбитой бутылки дорогого коньяка.

- Ты подумал над моим предложением?

- Да.

- И?

- Ярослав Владимирович, я не могу достать такие деньги в чужом для меня городе.

- Ну, значит, ты пойдёшь служить! Даже если врачи найдут у тебя какую-либо болезнь, по которой можно тебя комиссовать, то всё равно я сделаю всё возможное, чтобы ты ушёл служить.

- Да как так можно? Это несправедливо!

- Лавренёв, да ты и вовсе дурак? Нужно служить, а не косить!

- У меня девушка беременна.

- Это не вдохновляет меня выписать и комиссовать тебя.

- Ну, дайте мне мой телефон! Я попробую достать деньги!

- Без проблем! Вот это настоящий разговор. Говорить будешь в коридоре. И без фокусов мне!

- Я понял, хорошо!

Сказано - сделано. Я, конечно, знал, что 800 долларов не смогу достать, но Юленьке позвонить могу. Для того телефон и был в моих руках.

- Алло, - услышал я радостный голос эмочки.

- Любимая, приветик.

- Зайчик, как ты?

- Я в психушке.

- Ну, с твоей маниакально-депрессивной манерой поведения - это и не удивительно.

- Маська, мне очень плохо.

- Где ты сейчас?

- В Киеве, в главном клиническом госпитале.

- Как же ты умудрился? Так далеко...

- Так получилось...

- Ну, ты, муженёк мой, и вовсе глуповат. Да отслужи ты, а я уж как-нибудь и сама справлюсь с родами и первыми днями в роли матери.

- Нет, Юль. Я приеду к тебе!!! Я приложу все усилия!

- Ты не сможешь.... Один против давно сложившейся системы. Тебя либо раздавят, либо заставят делать так, как они скажут.

- Нет! Я упёртый! Я найду другую лазейку, дабы выбраться отсюда.

- Дим, ну зачем ты так нервируешь меня? Я ночами не сплю, только плачу и молюсь за тебя! Зачем ты заставляешь, чтобы я снова плакала?

- Юль.

- Молчи, Дмитрий! Молчи и слушай! С тех пор, как я тебя провела в армию, я стала несчастной. Не ем, не сплю - лишь переживаю за тебя!

- Так что ж ты тогда во мне нашла? Я с хитростью, присущей мне, беру телефон, звоню любимой девушке и что слышу? Ты несчастна?!!

- Да, чёрт возьми! - расплакалась она. - Я несчастна... теперь! Я и не знаю, что делать! Места себе не нахожу! А ты... а ты всё надеешься быть зрителем в собственной жизни! Всё, Дима, я всё сказала!