Ой, а вчера был такой случай: подошёл к старлею Казистому и попросил разрешения не маршировать, ведь берцы уже до мяса обтесали кожу. Странно, но лейтенант разрешил, и я уж даже стал другими глазами смотреть на него. А чуть позже он мне заявляет.

- Рядовой Лавренёв, у нас общие занятия по маршированию!

- Но, товарищ старший лейтенант вы же мне разрешили.

- А, это ты инвалид у нас? Ну ладно, надевай тапки, и иди, маршируй со всеми!

И это только полбеды: построил шеренгу этот старлей и говорит:

- Так! А теперь, все кто в тапках - шаг вперёд!

Вышло 7 человек.

- Вот, ребята! Эти инвалиды уже не могут маршировать! А из-за них вы сегодня не идёте на курилку.

Любви и понимания я не услышал среди нагрянувших выкриков. А во время обеда, как только он рявкнул, чтоб мы начинали приём пищи, я стал очень быстро поглощать содержимое тарелок.

Столик был накрыт на шесть человек, как и на распределительном пункте, но здесь ещё оперативно назначали дежурного по столу, который должен был остальным рассыпать еду из казанов и кастрюль, что находились на краю каждого из столов и торопиться съесть как можно больше, ведь силы здесь понадобятся, как никогда.

Я так увлёкся поглощением пищи, что и вовсе не уследил, как кусок жёсткого мяса попал на больной зуб. На этом и закончил приём пищи, остальные две минуты я тихонько сидел за столом и пытался совладать с безумно-мучительной, импульсной болью.

Чёрт возьми! А ведь в военкомате, когда я проходил кабинет стоматолога, в моём личном деле, он, похлёстывая себя гордостью и значимостью, корявым почерком написал: "годен". Ещё раз вспомнил, насколько ненавижу таких врачей.

После того горького обеда я сидел в казарме и зубрил военный устав, а остальные маршировали на улице. Ещё, пользуясь свободным временем, я корректором написал свои инициалы на одном из карманов бушлата, чтобы быстрее находить его среди остальных в общем шкафу. С шапкой проделал тот же фокус! Ох, не любил я неопределенности! А тем более, если их можно было избежать. Ещё в детстве я взял за правило главное кредо Филлиса Фога - "не грозят тому страданья, кто продумал всё заранее".

И, бьюсь об заклад, что благодаря этому я и лишал проблем всяких возможностей даже заставить меня подумать о том, что они есть где-то на горизонте моей жизни.

Учить устав было невероятно сложно, ведь все мои усилия и остатки внимательности пытались задавить неутихающую зубную боль. Цепочкой инквизиторской боли продолжила неприятные ощущения моя голова, а с этим почти сразу пропало всякое желание фокусироваться на чем-либо, помимо попыток усмирить нахлынувшие болезненные ощущения.

Уже спустя час я стал чувствовать нечто странное с правой частью лица. Подошёл, как в тумане, к зеркалу, что висело напротив тумбочки дневального. Женька знал, что со мной происходит что-то ужасное, но я, придерживаясь из последних сил своего правила нежелания жаловаться на своё здоровье и свою жизнь, не рассказывал ему про это. В зеркало глянул и обомлел. Начинался флюс.

"Только не это!" - опечалился я, воспроизводя в голове последние встречи со стоматологом.

- Что с тобой, Дим? - услышал я сзади.

- Жень, ничего особенного, - кинул ему вслед я и метнулся на первый этаж, продолжив уже про себя:

"Петросян! Прости, друг! Не до тебя сейчас!"

Нахлынувшую проблему нужно было решать! И немедленно! Спустившись на первый этаж, я ринулся к кабинету фельдшера, но тут же был остановлен неизвестным мне майором.

- Солдат! Ты куда направился?

- Я... мне к фельдшеру нужно!

- Зачем?

- У меня флюс. Нужно болеутоляющее выпить!

- Что? Кругом!!! Шагом марш в расположение!

- Но, у меня болит зуб! Неужели не ясно???

- Солдат! Кругом!!! Ты не понял? Иначе вмиг вылечу!

Что делать? Я отправился обратно. Та горечь от несправедливости отравляла моё сознание и вовсе под вопрос ставила весь смысл моего нахождения в А1666. Неужели это проделки Ангела-Хранителя, который заглядывает через плечо из глубин бесконечности?

Я сел на табуретку, проигнорировав любопытство Женьки, и стал размышлять.

Просидел я, будто в трансе, около двух часов. Сержант Сергеев бегал сегодня, как ошпаренный. Готовился к еженедельным стрельбам, что должны были начаться через четыре дня. Возможно, поэтому меня никто и не замечал. Но, забежав в казарму за планшетом с конспектами и незначительными документами, он на миг остановился и удивлённо глянул в мою сторону.

- Лавренёв! Ты почему здесь сидишь? У вас сейчас урок "Тактического нападения".

- Меня капитан Овчарук отпустил!

- Овчарук? А что с тобой?

- А что, не видно? Флюс у меня! А всем наплевать! Лишь бы в воинской части ЧП не было! Да?

- Подожди. Флюс? - заулыбался сержант. - А я думал, что ты конфету сосёшь!

С этими словами сержант опять заметушился и, схватив плоскую сумку с прозрачным верхом, выбежал из расположения.

Я в растерянности.

"Конфету сосу???" - пробормотал я, повторяя ехидную фразу сержанта.

И что это прозвучало? Нота легкомыслия и равнодушия? Не ожидал я подобной пули в упор, снабженной остротой коварства.

Я снова сел на табуретку и продолжил размышлять. Интересно, как там мама? А Юлечка? Скучают ли друзья? Все эти мысли так или иначе возникали в голове и не давали покоя.

Уже спустя некоторое время я почувствовал, как правый глаз стал немного хуже видеть. Ещё через мгновение я находился перед зеркалом, всё ещё на третьем этаже нашей казармы. Предо мной стоял изумлённый друг - Петросян Женька, который уж давно позабыл об обязанностях дневального и с печалью глядел на моё отражение в зеркале. Щека стала ещё больше.

- Дима! Да что с тобой происходит? - нервно спросил Женя.

- Мутирую, - улыбнулся я, хотя с такой опухшей щекой, это больше напоминало кадр из фильма ужасов.

Вовсе не заметил, как передо мной явился старлей; он выскочил сразу из лестничной площадки, что справа от зеркала, и прямо напротив тумбочки дневального.

"И как он умудряется так, подобно привидению, незаметно появляться и исчезать?"

- Лавренёв, твою мать! Ты что здесь делаешь? У твоей роты сейчас урок по тактическому нападению.

- Меня капитан Овчарук отпустил! - произнёс я заученную фразу.

- Овчарук? А почему я ничего не знаю? Ну да ладно. А что со щекой?

- Ничего! - обозленно пробормотал я. - У меня флюс!

- Флюс?

- Да. Я хотел пойти к фельдшеру, но там, на втором этаже, какой-то майор отправил меня обратно, пригрозив физической расправой!

- К фельдшеру? Зачем к фельдшеру? Не надо никакого фельдшера! Что тебе там надо? - переполошился Казистый.

- Болеутоляющее. Только его! - я решил показать, что для моего становления в ряды бойцов-гвардейцев нужно лишь сущая мелочь.

- Болеутоляющее... Болеутоляющее... Какое оно из себя? - размышлял старлей.

- Ну, в таблетках обычных. У фельдшера надо спросить, я название забыл.

- Не получится. Она уже ушла!

- Так ещё и 18 часов нет!

- Сам знаю! У неё собрание в соседней воинской части! - невольно произнёс Казистый, но тут, вспомнив, с кем ведёт беседу, нарочно покашлял и более сердито произнёс, удаляясь к лестнице:

- Так! Никуда не уходи! Будет тебе болеутоляющее!!!

"А ведь старлей - не такой уж и плохой" - закралась светлая мысль.

Хотя, знаете, наш толстый и коротко стриженый старший лейтенант, только создавал вид злостного вояки, но на деле оказалось сложнее отличить злость от требовательности. Конечно, в книгах по психологии все эти вышеупомянутые вещи легко читаются и даже усваиваются в голове, ну а в жизни заметить ту тонкую грань - дано не каждому. Похоже, что старлей стал меня по-настоящему понимать. Но любой бизнесмен мне лаконично ответит: "Не обольщайся, Дима! Между пониманием и результатом - пустыня Сахара!". Вполне согласен, поэтому, читаем дальше и перечитываем непонятные предложения.