Купчие, договоры... Ага, теперь ясно, куда меня батя прочит. Стратег, чего уж. Толково рассудил. Лаао в делах - хват, напористый, да учености не хватает. А я - слюнтяй, зато образованный. Вот и буду при Лаао.
Толково. Жаль только, меня спросить забыл...
Лаао свернул бумаги и высыпал на стол горсть монет. Рийских - с дыркой посередке и отчеканенным по краю уммовым пламенем; имперских: золото - с монаршим профилем на аверсе, бронза - с вензелями. Принялся меня экзаменовать, заставляя делать подсчеты в уме.
- Ведь чего придумали! - разливался он. - Наше золото им, вишь, "варварское", нечистое. Хоть и примеси там, поди, с волосок, ан дают за наш золотой ри всего полцены, по весу. Зато за рийский...
Увлекшись, Лаао даже перестал прятать калечную руку. Обожает это дело: высчитывать, сверять, да чтоб точнехонько, до медной полушки. Говорит: "Всем в мире движут деньги, в них - вся сила".
А за спиной его красовались на стенке мечи, ятаганы, сабли. Акиарские, лиарэйские, веруанские... Дядиного бердыша только не было - он у меня в комнате висит, Лаао же мне и отдал. Приехал тогда страшный, весь скособоченный, рука заскорузлой тряпкой замотана, а от самого разит так, что не подойдешь. Бати с дядей Киту не было, один я, мальчишка, за мужика в доме. Протягивает мне Лаао бердыш этот - лезвие длинное, острое; рийской работы, не в пример нашим топорюгам. А следом отдает кошель: доля дядькина, что тем бердышом заработать успел... Все ревут, ревут... А Лаао сел и молчит, в пол уставясь. По пути знакомых встретил, узнал, что домой спешить уже не к кому...
Лаао никогда не упоминает о Веруане, о войне. Учитель никогда не спрашивает, почему у меня над кроватью висит рийский бердыш. Не-обсуждаемые темы.
- Да ты слушаешь или нет? - сердился Лаао. - Это важно, парень! Это наша же будущая прибыль! Так вот, прямого обмена товара там нет, только через наличность. Но чтобы расплачиваться рийскими деньгами, нужно особое разрешение. А вот как его получить...
- Выясним, - соглашался я.
А сам думал: "Оссподи, был удалой вояка, а стал занудный деляга. Не хочу таким быть".
- ...сейчас стоит два имперских парусника. И на твоем месте, чем шляться без дела, я постарался бы отыскать в городе людей с них. Какого-нибудь помощника, мелкого чиновника. Улавливаешь? Допустим, ты - толмач, хочешь наняться на чужеземный корабль...
- И ненавязчиво что-нибудь выведать. Ясно. Попытаюсь, - я послушно кивал.
Но Лаао лишь хмурился, покусывая длинный ус: старший компаньон вешал ему на шею невнятное расхлябанное нечто, которое предстояло приспособить к делу. Задача, однако.
Ну, извиняйте, каков уж есть. А не нравится, учите айсарейский сами.
Я решительно поднялся.
- Если это все, позвольте откланяться: у меня назначена встреча.
Требовалось срочно и основательно развеяться.
день пятый
Уллерваэнера-Ёррелвере
Я вышла из дому, едва занялся рассвет. С собою взяла Хромулю и Ремешка, дав команду "Тихо". Мы спустились к морю и долго шли, пока не покинули пределов города, и ветер не унес суетные запахи порта.
Здесь было покойно. Я отпустила щенков, и они понеслись, вздымая брызги. Взбирались на валуны, охотились за глянцевитыми крабами, бочком догонявшими отливную волну. Они, так похожие на нас, были чисты перед Всевышним, ибо собачий разум не может породить дурных помыслов.
Я вознесла Утреннюю хвалу, глядя прямо в лицо восходящему солнцу. Оно еще не успело налиться жаром, первые лучи несли лишь тепло и Господне благословенье всем твореньям Его на новый день, на продолжение жизни. Оно пало и на меня, и тогда я запела. И в песне те строки, что ночью вертелись в голове, сразу обрели свое место, раз и навсегда сложившись в цепочку образов, которую останется лишь закрепить на бумаге. Тогда всякий, чье сердце открыто, прочтя, воскресит их в том же виде, в каком они явились впервые.
Исчерпав вдохновение, я дала собакам команду держать круговое наблюдение и вошла в воду. Погрузилась с головой, смотрела сквозь стеклянистую толщу, как растворяется в воде теплый свет. Прекрасен мир Твой, Господи...
Вылезла, оделась, убрала волосы. Достала из сумки последнюю работу своего ученика: фрагмент из поэмы Лоатэттарэ. Перевод имел мало общего с оригиналом, однако прекрасно передал настроение и был в том же размере.
Вот, что сочинил мой ученик:
Если, облачко, вернешься
В те края, где я родился,
К крыше хижины рыбацкой,
Что у берега морского,
Где промчалось мое детство,
Где провел свою я юность,
Там, где на столе смоленом,
На скатерке домотканой,
В теплом свежем каравае
Позабыл навеки радость
Счастье я свое оставил.
Там, где на лугу зеленом,
У отрогов гор безмолвных,
У порога девы юной,
Что поет подобно птице
И рисует тонкой кистью
Алым, золотом, лазурью
Облака над той долиной,
И закат, и брызги пены,
Там, у милого порога,
На котором, на рассвете,
Дева, расплетая косы,
Волос золотой обронит,
Там, куда упал тот волос,
Потерял покой и сон я,
Сердце там свое оставил.
Там, где запоздалый путник
Снежной бурей похоронен,
Где зима стоит полгода,
Где застынут водопады,
Реки льдом скует Владыка
Там, где только соль морская
Неподвластна снежным чарам,
Там, где край суров и светел,
Словно нрав людей Поморья.
Там, куда мы все вернемся,
В лоно Матери-Собаки,
Там, где вместо солнца всходит
Медно-рдяная секира
Пролил я всю кровь до капли,
Там и сам на век остался.
Если ляжешь первым снегом
Ты к ногам моей любимой,
Если с ветром разнесешься
Над горами и над морем,
Если выльешься дождями
На луга, что в той долине,
Окунись ты в это море,
Заберись на эти горы,
Припади к земле родимой.
Я любил ее безмерно.
Записав на полях короткое замечание (я все же просила сделать перевод, близкий по смыслу), я убрала бумаги и задумалась.
Немного найдется людей, способных оценить прелесть двойного издания, где на одной стороне шел бы тирийский, а на другой - герский вариант. И все же... Как славно помогло бы это сближению культур, взаимопониманию, а кроме того, облегчило бы обучающимся их нелегкую и подчас скучноватую задачу. Да, возможно, из этого могло бы что-то получиться...
Не утерпев, я показала работу папе.
- М-м... Изящно, - покивал он. - Это Тауле?
- Да. Я просила сделать перевод, а он вот... Кстати, не знала, что ты уже рассказывал ему о Лоатэттарэ.
Папа улыбнулся удивленно:
- Не рассказывал. С чего ты взяла?
- Просто откуда еще он мог узнать такие подробности? Что Лоатэттарэ был родом из простой рыбацкой семьи, о его трагической любви и столь же трагической гибели в бою...
Я невольно запнулась. В бою с герскими захватчиками. Величайшего поэта моей родины зарубили какие-то кровожадные выродки. Сколько прекрасных творений остались ненаписанными...
- Уллере, - папа погладил меня по плечу, - тут вот... Нам отдали небольшой старый долг за ученика.
Он протянул мне кошелек.
Я сочла золотые, сжала с силой в кулаке. Теперь мне хватит на свадебный дар. Мы с Артой поженимся и будем счастливы. Нельзя же вечно оглядываться на былую вражду наших двух стран. Нужно жить будущим.
