– Просто постарайся, чтобы мишура не затуманивала твой взор, Грэйси, дорогая. –

Она сжимает мою руку. – Вся эта пышность и блеск.

– Не волнуйся за меня, со мной все будет хорошо.

– Я знаю, – мягко улыбается она.

Я иду к дверям, чтобы присоединиться к Сент-Клэру, но не могу перестать думать о

словах Ноны: вдруг это окажется правдой? Повлияет ли вся эта роскошь на правильность

принятых мной решений? Или, что еще более тревожно: не повлияла ли уже?

13

N.A.G. – Переводы книг

Глава 3

Когда мы приезжаем на гала-ужин, я не верю собственным глазам: к вестибюлю

нового современного крыла госпиталя ведет настоящая красная ковровая дорожка, вдоль

которой по обеим сторонам разместились фотографы, чтобы запечатлеть прибывающее

общество. Повсюду вспышки фотокамер и громкие выкрики репортеров, задающих

вопросы. Шагая под руку с Сент-Клэром, я чувствую себя знаменитостью.

– Посмотрите сюда, мистер Сент-Клэр!

– Чарльз, пару слов!

– Сент-Клэр!

Он спокойно ведет меня мимо, периодически останавливаясь, чтобы сказать о том,

какую огромную работу провели организаторы благотворительной акции и что новое

крыло поможет большому количеству людей.

– Ты так естественно общаешься с прессой, – произношу я, как только мы минуем

папарацци.

Он улыбается.

– Это часть моей работы, – пожимает плечами он. – Но, сказать по правде, нелюбимая.

Все это внимание – неотъемлемая часть этой деятельности, так же как и игра на публику.

Я опешила, но он, кажется, серьезен.

– Так какой ты настоящий? – поддразниваю я.

– Просто я, – Сент-Клэр одаривает меня тихой улыбкой и берет за руку. – Парень,

который приготовил тебе ужин в Напе, который только что провел прекрасный вечер с

твоей семьей.

Я улыбаюсь.

– Это замечательный парень, – говорю я, задаваясь вопросом, к чему этот

неожиданный всплеск аутентичности.

Он улыбается в ответ.

– Не забывай об этом, – произносит он.

В здании огромный вестибюль превратили в зону приема гостей: бар расположен в

одном конце выложенного мрамором помещения, повсюду развешаны произведения

искусства, переданные в качестве пожертвований. Сент-Клэра тут же окружают. Он

представляет меня различным удивительным людям со словами: «Это мой арт-

консультант, Грэйс Беннет», – и я чувствую себя Золушкой на балу. Это волшебно.

Наконец Сент-Клэр произносит:

– Давай пройдемся, посмотрим на полотна и попрощаемся с теми, что я пожертвовал.

Я смеюсь, но потом понимаю, что он говорит серьезно.

– Но они же просто лежали в твоем хранилище.

Сент-Клэр подхватывает два фужера шампанского с ближайшего подноса и

протягивает один мне.

– Вот поэтому я отдаю их для лучшей жизни. Но все же хочу напоследок взглянуть.

Мы прогуливаемся по периметру зала, направляясь к той его части, где вывешены

донации Сент-Клэра. Перед тремя полотнами – над которыми я долго мучилась, прежде

чем в итоге остановить на них свой выбор – собралась небольшая толпа: дикие и

безумные брызги Поллока, абстрактность Пикассо и работа многообещающего

художника по фамилии О'Брайен, который использует неоновые цвета и крупные

размашистые формы.

Люди перешептываются, а картины окружает такая энергия, что я начинаю

нервничать. Работы, которые я выбрала, не подходят к остальным полотнам,

выставленным здесь. Другие холсты скучные и традиционные: акварели, пейзажи, много

изображений цветов и деликатной работы кистью. Типичные вещи, которые вы видите в

приемной врача – и именно из-за этого я пошла другим путем. Но теперь передумала.

Если эти картины не соответствуют, то выставляют Сент-Клэра в дурном свете.

– Думаешь, с ними что-то не так? – спрашиваю я нервозно, напрягаясь по мере того,

как мы подходим ближе. Прежде чем Сент-Клэру удается ответить, кто-то замечает его и

начинает аплодировать. Постепенно люди из толпы присоединяются к овациям, в итоге

десятки человек рукоплещут нам и расходятся, давая возможность подойти к картинам.

– Похоже, что нет, – шепчет он мне.

Репортер из «Хрониклс» уже стоит наготове с диктофоном:

Стелла Лондон

Искусство и Любовь # 2

– Все очень впечатлены вашим пожертвованием, мистер Сент-Клэр.

Возгласы согласия и реплики типа «Восхитительный выбор, Сент-Клэр!» и «Это так

живо!» доносятся от нескольких десятков окружающих нас человек, заворожено

смотрящих на выбранные мной произведения искусства. Я обожаю эти картины, поэтому

меня не должно удивлять, что и другим они нравятся. Но все же я вздыхаю с облегчением

и признательностью.

– Речь! – выкрикивает кто-то, и толпа затихает.

– Да, пожалуйста, – говорит представитель «Хрониклс». – Можете сказать пару слов о

своем пожертвовании? Это, пожалуй, самая впечатляющая коллекция, которая будет

висеть в такого рода общественном здании. Вас не беспокоит вопрос безопасности?

Сент-Клэр прочищает горло и обращается к залу.

– Вообще-то, выбор представленных тут сегодня картин принадлежит блестящему уму

моего арт-консультанта Грэйс Беннет. Грэйс, пожалуйста. – Он делает жест, передавая

мне право выступить.

Что? В голове не остается ни единой мысли. Я пробегаю глазами по обращенным на

меня в ожидании лицам и не знаю, что сказать.

– Эм, – мычу я, начиная потеть. Сент-Клэр едва заметно кивает мне, ободряя. – Что ж,

моя мама болела несколько лет назад, – медленно начинаю я, говоря от сердца, – поэтому

я много времени проводила в больницах – в комнатах ожидания, сидя на креслах в

коридорах, в больничных палатах – и произведения искусства всегда были такими

безжизненными. Я понимаю, предполагалось, что они должны успокаивать, но вместо

этого навевали мысли о безысходности. Я всегда думала, что в больницах должно быть

больше ярких красок, больше движения в искусстве, чтобы поднимать людям настроение,

– продолжаю я и внезапно понимаю, что не могу остановить поток слетающих с моих губ

слов. – Чтобы, когда сталкиваешься с самыми сложными мгновениями, служить

напоминанием о красоте окружающего мира. Знаю, что в то время мне бы понравилось,

если бы на стенах больницы я увидела такие вот картины. Надеюсь, и другие чувствуют то

же самое.

Раздаются аплодисменты, несколько человек кивают с пониманием, и Сент-Клэр

кладет руку мне на плечо.

– Отлично сказано, – тихо произносит он. По его глазам я понимаю, что он говорит

серьезно. – Именно поэтому я и нанял тебя, знаешь ли, – продолжает он, когда толпа

расходится. – Ты воспринимаешь искусство как нечто обогащающее повседневность, а не

просто как предмет, висящий на стене, и объект восхищения на расстоянии. Я тобой

горжусь.

От его слов я слегка краснею. Если бы мои ноги так сильно не болели от высоких

каблуков, я бы почувствовала себя на седьмом небе. Я не подвела его на первом задании –

и, возможно, разнообразила жизнь людям, которые будут пользоваться этим крылом

госпиталя. Это восхитительное чувство, и я знаю, что мама бы мной гордилась.

– Грэйс!

Я замираю, узнав этот голос. За секунду румянец сменяет бледность. Лидия Форбс, мой

бывший босс из ада, приближается в сопровождении высокомерной стажерки

«Кэррингерс» – Челси.

– Здравствуйте, Лидия, – говорю я вежливо. – Как вы?

– Я хорошо, но вы двое выглядите восхитительно! Мне безумно понравился твой

выбор картин, Грэйс, – восхищается она.

Что?

Я слишком ошеломлена, чтобы произнести хоть слово, поэтому Сент-Клэр отвечает:

– Да, у нее отличный глаз. Я очень рад, что она согласилась работать на меня.

– Поздравляю, – говорит мне Лидия, а затем переносит внимание на Сент-Клэра: –