— Я думаю, надо сделать так, как ты чувствуешь. Это же твоё волшебство, твой мир воспоминаний. И даже двойник твой. Может, он, то есть она исчезнет вместе с миром.

— И ещё я не хочу расставаться с тобой, — неожиданно для самой себя призналась Ириска.

Пашка погладил её по волосам.

— Я буду рядом, — сказал он нежно. — Давай, провожу тебя до дерева?

Они шли, держась за руки. Пашка попросил номер её телефона. Ириска продиктовала, но предупредила, что там нет связи, и он не дозвонится. Девочке было и грустно, и радостно. Она думала, что жизнь устроена странно: всё время приходится выбирать, что для тебя важнее. Остаться в детстве или вырасти? Быть рядом с родителями или с другом, который уже больше, чем друг? Признаться самой себе, что бабушки на самом деле давно нет, или продолжать упрямо верить в чудо? И ведь любой ответ может быть правильным... Надо сделать так, как ты чувствуешь, сказал Пашка. А если она чувствует сразу так много всего, что не может выбрать? Идти лучше, чем топтаться на месте, сказала бабушка. А если она заблудилась и не знает, куда идти? Ещё бабушка говорила, что не всё зависит только от наших желаний. Есть законы жизни, даже в том Мире есть свои правила, непонятные и неизменные. Раньше Ириска от такого клубка раздумий могла убежать, сжаться, забиться в угол. А теперь, рядом с Пашкой, не было страшно. Просто она очень устала от приключений, от вопросов.

Он как будто почувствовал её переживания.

— Скоро всё решится. В пятницу мы пойдём вместе и вышвырнем двойника из твоей жизни. Всё будет хорошо.

Ребята приблизились к ольхе.

— Ты что-нибудь видишь? — спросила Ириска.

Сияние в расщелине стало слабее, чем в первые дни, но не заметить его было нельзя.

Пашка отрицательно помотал головой.

— Может, я всё придумала?

— Хватит сомневаться, Ириска. Двойника-то я в школе видел. Иди, а я посмотрю, как это происходит.

Ириска прошла между стволами и исчезла. Клюквин раскрыл рот от удивления. Он обошёл вокруг дерева — Ириски нигде не было. Он волновался за эту девочку, с которой творились чудеса. Но это были её чудеса, и Пашке оставалось только ждать Ириску в нашем мире.

Подниматься в бабушкину квартиру было трудно. Лестница в подъезде покачивалась под ногами, видно было плохо. Ириска наступала на очередную ступеньку наощупь и опасалась провалиться в пустоту. Запахи тоже исчезли. Когда девочка добралась до двери, у неё не осталось уверенности, что увидит квартиру, а главное, бабушку. Набрав побольше воздуха в лёгкие, Ириска открыла дверь. Ура, внутри всё было так же! Разве что стали чуть бледнее цвета. И некоторые вещи исчезли, на их месте колыхались размытые пятна. Но бабушка была здесь, она встретила внучку приветливо, как всегда.

Пустота ползла из комнаты с окнами во двор, из стен, смежных с соседними квартирами, туман поднимался от пола и свисал с потолка. Но Мир всё ещё существовал.

— Это всё потому, что я мало бываю здесь? — спросила девочка.

— Нет, конечно, не из-за этого. Просто всё проходит. Волшебство редко держится долго, слишком оно эфемерно, воздушно. Этот Мир просто другой. Он умрёт, на его месте появится что-то иное.

— То есть я смогу ходить через дерево куда-нибудь ещё?

— Нет, я не об этом. Ведь Мир воспоминаний и фантазий не стоит в поле по ту сторону раздвоенной ольхи. В твоей жизни, Ириска, будет что-то новое, важное, интересное. Она будет полна. Держать все события, всех людей, все желания постоянно при себе ни к чему.

Бабушка улыбнулась и добавила:

— Ты и сама всё это уже поняла, так ведь?

— Да...

И Ириска призналась себе в том, что давно чувствовала и отрицала: любой мир живёт в движении, в изменении. И исчезновение, и даже смерть близких не может остановить это движение. Ведь всё, абсолютно всё вокруг является его частью.

Чёрная пустота, надвигающаяся незаметно, но неумолимо со всех сторон, оставила им с бабушкой на ночь одну комнату и кухню. И они сидели долго, разговаривали о прошлом и о будущем. В детстве бабушка никогда не разрешала Ириске ложиться так поздно.

— И всё равно мне кажется, что ты опять уходишь от меня слишком рано, бабушка.

— Ириска, милая, никому и никогда не покажется, что смерть, уход из мира наступает вовремя. Но если бы ты выбирала, ты не нашла бы никакого другого подходящего момента. Поэтому пусть всё считается происходящим в своё время.

Засыпая, девочка изо всех сил упрямо желала задержать Мир хоть на несколько дней. Но утром поняла, что ничего не изменилось: темнота, в которой не было ничего, подступала. Комнату заволокло туманом, приходилось передвигаться осторожно.

За завтраком Ириска поняла, что почти не чувствует вкуса еды, не слышит обычного шума троллейбусов за окном. Всё растворялось. И, как вчера ей хотелось и уйти сюда, и остаться рядом с Пашкой в Перепечино, сегодня девочка не могла решиться вернуться в свой мир.

— Бабушка, если хочешь, я буду с тобой до конца. Пока всё не исчезнет.

— А зачем? — улыбнулась бабушка. — Мне не больно, не страшно. А вот ты чем больше находишься здесь, тем печальнее становишься.

Ириска поднялась из-за стола.

— Скорее всего, нам остался только этот день. Я вернусь вечером, хорошо?

— Хорошо, Ириска. Я люблю тебя.

— И я тебя люблю. И буду помнить всегда, — она крепко обняла бабушку и почувствовала тепло и лёгкий запах цветочного мыла.

Чтобы не расплакаться, Ириска зажмурилась.

Открыла глаза она уже у подножия дерева. По щекам бежали горячие капли. А в небе светило солнце, яркое, не позволяющее грустить. На вспаханной земле ещё не выглянула картошка, но вовсю отражали свет солнца жёлтые пятна одуванчиков. Пока Ириска дошла до посёлка, слёзы высохли. Она не стала заходить домой, а прошла дальше — к даче Клюквиных.

Маринка ковырялась в песочнице с младшими детьми: шестилетней Настей, Вовиком, которому было пять, и маленьким Мишуткой. В стороне Пашка колол дрова. Лены не было видно, наверное, уже готовила обед.

— Ну как ты? — спросил Пашка, едва услышав визг малышни, обступившей Ириску.

— Нормально. Не знаю... Там почти ничего не осталось. Я старалась удержать тот Мир. Но по-настоящему я хотела вернуться сюда. Знаешь, двойник отбирает мою жизнь, и именно сейчас мне жить очень хочется. Никогда такого не было.

Ириска оглянулась. Дети смотрели на неё растерянно. Вдруг Вовик сорвался с места и побежал в дом.

— Ты и будешь жить, — сказал Пашка, — никто тебя не отнимет и не заменит.

Вовик выскочил на крыльцо, размахивая книжкой.

— Тётя, это ты? — он показал Ириске на обложку.

На книге "Волшебные сказки" была нарисована то ли принцесса, то ли фея с развевающимися русыми волосами и серыми глазами. Она была одета в золотистое платье до пят, голову украшала сверкающая диадема.

— Конечно, она, — ответил за неё Пашка и улыбнулся.

И девочка тоже кивнула с лёгкой улыбкой. Странно, русые волосы, серые глаза, и черты лица похожи. Только на рисунке прекрасная девушка, а в жизни — серая неопределённость. Ириска взглягула на Пашку. Он смотрел на неё особенно, как Вовик на волшебную фею с картинки.

— Надо будет обрезать волосы. И найти синюю краску, — шепнула она Пашке, когда они заходили в дом.

— Жаль, — искренне сказал он. — Давай тогда вечером, когда мелкие улягутся спать. А то Вовка расстроится.

— О, привет, Ира. Ты как раз вовремя. Бульон почти готов, пора резать овощи, — затараторила Ленка.

И Ириску вовлекли в процесс готовки. Она отмечала с некоторой завистью, что Лена в свои десять лет очень ловко и умело чистит, шинкует, обжаривает. Но Ириска старалась, и у неё получалось неплохо.

— Осталось только нарвать щавеля и зелени на грядке. Их положишь, и через две минуты зелёные щи готовы.

— Здорово. Ты молодец. А мне ещё учиться и учиться, — сказала Ириска.