Если сильно захотеть

Часть 1. Мир за деревом

Ириска сидела над этим дурацким листком уже полчаса. Учебный год подходил к концу, и в школе попросили сдать сведения о летней занятости учеников. Ириска аккуратно написала сверху "Ира Брусникина, 6 "Б", разделила листок вертикальными линиями на три части: "Июнь", "Июль", "Август". И задумалась.

Нет, конечно, она знала, где будет летом. И эта перспектива совершенно не радовала.

Почти весь первый месяц уйдёт на пришкольный лагерь. Родители отправляют её туда уже третий год. В лагере всегда одинаково. Одинаково скучно. А в июле и августе Ириска будет слоняться по городу, выезжая на дачу по выходным. Хорошо бы Вика вернулась от бабушки хоть к середине каникул. Но её каждый раз забирают до сентября в Ейск, к Азовскому морю. И этим летом никто не сделает исключения ради того, чтобы Ириске было веселее.

Мама уже брала отпуск в этом году, они вместе ездили в санаторий. Это были тягостные две недели. Расписание, процедуры. А ногам так и не стало легче. Ирискины коленки заболели год назад, когда она стала стремительно расти. С тех пор девочку перевели в специальную группу на уроке физкультуры, чтобы не допускать перегрузок. Ириска физру не любила, но ходить по врачам и тем более выезжать с мамой вместо летнего отдыха в санаторий в зимнем лесу, было грустно.

Папа недавно нашёл новую работу, и ни о каком отпуске пока не могло быть и речи.

Эх, некоторые своих детей в двенадцать лет отправляют на отдых одних. Мало ли летних лагерей. Но родители считают её "слишком юной" для самостоятельных путешествий, пусть даже под присмотром вожатых, медсестёр и поваров.

Маленькая, ну конечно... Ириска вытянулась за этот год и была одной из самых высоких девчонок в их параллели. Да и вообще, она уже почти девушка по сравнению с одноклассницами. Вика даже завидует ей, потому что сама до сих пор может не надевать верх от купальника, её запросто принимут за третьеклассницу.

Ириска вздохнула. А она в чём-то завидует Вике, миниатюрной блондинке с кукольным личиком, хотя и понимает, что с телом ничего не поделаешь. Скорей бы настало время, когда все в классе сравняются, и не будет "почти девушек" и малявок, и не надо будет стесняться себя.

Ириска считала себя взрослой не только из-за размеров. Она давно привыкла со всеми делами справляться сама. Родителей видела только по вечерам. Когда звонил будильник, возвещая о необходимости собираться в школу, мама с папой были уже в пути на работу. Ириска завтракала тем, что ей оставили родители, одевалась, шла на уроки. После занятий разогревала себе обед, делала домашние задания, гуляла, читала, прибирала в своей комнате и выносила мусор, — всё без напоминаний, сама. Конечно, Ириске хотелось бы больше видеться с родителями, но им надо было много работать, чтобы расплачиваться за ипотеку. Собственно, этот кредит на покупку квартиры и был тем, что делало девочку взрослее многих сверстников. Из-за ипотеки семья отказывала себе во многом, из-за неё, проклятой, родители допоздна пропадали на работах, и скорее всего, именно из-за неё на самом деле Ириску не отправляли хоть куда-нибудь летом. Потому что денег хватало только на самое необходимое, а всякие увеселительные поездки в число первостепенных нужд не входят. Папа говорил, что такое положение вещей назывется "звериный оскал капитализма", и Ириска, третий год наблюдавшая этот оскал, направленный на их семью, понимала отца и была с ним согласна. Денежные трудности сделали её серьёзной и терпеливой. А ей так хотелось беззаботности!

Да, это лето обещало быть не лучше предыдущего. И, возможно, не лучше следующего. Ириска написала в графе "Июнь" "летний пришкольный лагерь", а в "Июле" и "Августе" "дом/дача". Вздохнула и прижала листок карандашницей. Вечером родителям надо будет расписаться на нём.

А три года назад у Ириски ещё была бабушка. И каждое лето проходило чудесно, потому что она забирала свою единственную, любимую всем сердцем внучку, и они уезжали в небольшой уютный городок. Он ничем не отличался от многих других городов и посёлков нашей огромной Родины, но был самым лучшим — ведь там жила бабушка. Она окружала Ириску заботой, баловала её. Но не поэтому девочка всегда так ждала встречи и радовалась летним каникулам. Бабушка была гораздо ближе для Ириски, чем родители. Она умела слушать. Внучка доверяла ей свои детские секреты. Она умела говорить. Если Ириска закрывалась ото всех, прибегая со двора обиженной или напуганной чем-нибудь, бабушка подбирала такие слова, что девочка уже через пять минут весело смеялась, позабыв про печали и страхи.

Даже имя ей дала бабушка. Она сама рассказывала. Ириной назвали родители. А когда приехала бабушка и взяла на руки розовый свёрток, ей показалось, что эта малышка пахнет карамелью, сгущённым молоком и ещё чем-то сладким. "Здравствуй, внученька Ириска", — сказала она, и с тех пор всегда называла девочку именно так. Родители тоже дома употребляли это имя.

Бабушка была главным человеком для Ириски, её лучшим другом.

А потом этого человека не стало. "Бабушка умерла". Ириска до сих пор помнила, каким голосом мама сказала эти страшные слова. Девочка тогда закричала "Нет!" так громко и отчаянно, вкладывая в крик все силы, что через минуту прибежали соседи спросить, в чём дело. А потом Ириска плакала. Долго, как никогда раньше. Когда слёз совсем не осталось, она решила не верить в бабушкину смерть. Не верить, и этим смерть победить.

Почти каждый день Ириска ожидала, что бабушка приедет. Позвонит в квартиру, зайдёт и скажет: "И кто придумал такую глупость, что я умерла?". И тогда внучка кинется ей на шею, обнимет и признается, что знала и ждала.

На улице Ириска всматривалась в прохожих, издали напоминавших ей одеждой и походкой бабушку. Несколько раз девочка даже бежала навстречу этим людям, но разочарованно останавливалась, когда вместо бабушкиного лица вырисовывались чужие, ненужные, нелюбимые черты.

На похороны ездил отец. Когда вернулся, Ириска всё ждала, что он признается — произошла ошибка, бабушка жива и ждёт её в гости. Но все вели себя так, будто бабушка действительно умерла, и Ириска стиснула зубы. Она продолжала не верить, но только про себя. Разговоры о покойной старалась пропускать мимо ушей, даже уходила прочь. А в один день попросила родителей не называть её больше Ириской. Мама потом сказала отцу: "Взрослеет". Наедине с собой, правда, девочка продолжала думать о себе под тем именем, которое дала ей любимая бабушка. Это был их секрет.

В десять лет Ириска с ужасом обнаружила, что начинает забывать любимое лицо, морщинки и кудряшки. Она нашла альбом с фотографиями и целый день жадно рассматривала их. Но этого хватило ненадолго. Ириска всё ещё ждала, что бабушка вернётся, но надежда потихоньку таяла. Тогда девочка решила предпринять что-то серьёзное, как-то помочь появиться в этом мире той, кого она так хотела видеть. Ириска мечтала, что однажды попадёт в чудесное место, где они будут вдвоём, раз больше никто не верит, что бабушка жива. Девочка мысленно разговаривала с ней и обещала помнить и надеяться на встречу. Тогда ей казалось, что год — это очень много. Она дала себе и бабушке год, чтобы встретиться. И даже придумала стишок:

Две единицы

Встанут в ряд,

И мы войдём

В чудесный град.

В одиннадцать лет должно было произойти чудо. Но ничего не случилось.

А теперь ей было двенадцать, и вера в волшебство потихоньку уходила всё дальше.