Но бабушка потянула Ириску в другую сторону.

— Нет, девочка моя. Мне туда нельзя. Я пришла для тебя, но жить в этом мире не могу. Меня здесь уже нет, понимаешь? Пойдём, я покажу тебе другой мир.

На автобусной станции было безлюдно. Кроме Ириски с бабушкой, нужный пригородный маршрут ожидало человек пять. Девочка всё время держала бабушку за руку, вглядывалась в лицо. Оно было ровно таким, как помнила Ириска. Бабушка совсем не изменилась, не постарела. Говорили они пока мало, было хорошо и просто молчать.

Старый "ПАЗик" со скрипом открыл двери, и девочка с бабушкой заняли места в конце потрёпанного салона.

— Почему тебя так долго не было? Знаешь, как мне было грустно? Я осталась совсем одна.

— Ириска, радость моя, я всё знаю. Когда люди умирают, они не уходят сразу. Некоторое время мы можем смотреть на мир, который оставили, следить за своими родными и близкими. Так что я видела, как ты взрослеешь, что происходит у тебя и родителей.

— Но почему так долго? Почему ты пришла только сейчас, ведь прошло уже три года? Я даже стала тебя забывать, — всхлипнула Ириска.

— Нет. Память немного размыла моё лицо, другие подробности. Но это неважно. Ты помнишь главное — как я тебя любила, какая тёплая дружба была между нами. Всех постепенно забывают. И меня забудут. И это нормально, Ириска. Не смотри так. Это жизнь.

Бабушка немного помолчала.

— А пришла я сейчас благодаря тебе. Твоей настырности, — она улыбнулась. — Твоей вере. Я умерла в свой час, и все это приняли. Все, кроме тебя. Ты... ну, как будто застряла в воспоминаниях. И как только смогла, я вернулась, чтобы помочь тебе принять всё как есть. Жить дальше, расти, учиться, любить.

— Ты говоришь "как только смогла". Что это значит? Тебя не пускали?

— Для нас вход в мир живых открывается редко, да и не положено вам встречаться с умершими. Заведённый порядок вещей охраняется самой жизнью, Ириска. Но сейчас появился разлом, трещина между мирами. Я не знаю, почему именно сейчас, но чувствую, что это специально для нас с тобой.

Ириска хотела спросить ещё многое, но автобус подъехал к очередной остановке, и бабушка сказала, что им пора выходить.

— Так это же Перепечино! — воскликнула девочка.

— Да.

Они вышли к дачному посёлку, пошли по главной из двух улиц. Глухие заборы выше человеческого роста скрывали от прохожих шикарные трёхэтажные коттеджи. Из-за заборов лаяли собаки, кое-где висели камеры наружного наблюдения. Ириска с бабушкой свернули на другую улицу и через несколько минут вышли к краю посёлка. Дача стояла одинокая, с закрытыми на зиму ставнями. Был конец мая, а родители ещё ни разу не выбрались сюда в этом году. Старый деревенский домик, чудом уцелевший во времена массовой скупки участков городскими. Ириска любила здесь бывать. Конечно, не так, как когда-то уезжать с бабушкой на лето. Но на даче тоже можно было хорошо провести время: наесться ягод с клубничных грядок и смородиновых кустов, покататься по полевым дорогам на велике, сходить детской толпой на озеро в соседнюю деревню. Правда, теперь она большая, как говорит их физкультурница, "крупная", для кувырканий в воде по колено с мелкотой...

Зайти на участок не составляло труда — деревянный забор обвалился в двух местах с той стороны, что выходила к полю. Ириска уже направилась вдоль заборчика к лазу. Но бабушка продолжила идти по дороге, в которую переходила улица, и девочка догнала её. Поля были распаханы и уже засажены картошкой, а среди огромных тёмных земляных квадратов бежали ленты зелёных от низкорослой дорожной травы путей, из года в год уплотняемых грузовиками, тракторами и любителями внедорожных покатушек.

— Куда мы идём? — подала голос Ириска.

На самом деле ей было всё равно, куда идти с бабушкой. Главное, что они снова вместе. И теперь всё будет хорошо.

— Смотри, — бабушка махнула рукой вдаль.

Там росло дерево, огромная старая ольха, разделённая бог знает когда надвое. А может быть, два ствола выходили из земли так близко, что казались одним, но разъединённым по какой-то причине. Полевые дороги подходили к дереву с четырёх сторон и описывали у подножия круг. Почему-то никто не спилил ольху, освободив перекрёсток. Сколько Ириска себя помнила, она опасалась этого дерева. Когда ребята гоняли на велосипедах по окрестностям, она всегда следила, чтобы ненароком не подъехать к заколдованному месту слишком близко. Ей чудилось дыхание волшебства, не доброго и весёлого, как в сказках, но и не злого. Другого, которому не подобрать названия. Ириске казалось, что дерево может её поймать своими могучими ветвями, окутать магией, перенести куда-то очень далеко. Это притягивало, но рождало грусть, такую сильную, что сердце сжималось и словно плакало внутри. Девочка никак не могла объяснить причину этих своих ощущений, и на всякий случай сторонилась заклятого места.

А теперь дерево изменилось. Не внешне, выглядело оно всё так же величественно, высилось среди полей, раскинув ветви слева от одного ствола и справа от другого и оставив посередине ущелье. Стоило Ириске взглянуть в эту сторону, её потянуло к ольхе невидимым магнитом. Вот только на этот раз ни тоски, ни опаски не возникло. Наоборот, чувствовалость торжественное спокойствие, а подойдя ближе, можно было увидеть еле различимый мягкий свет, окутывающий крону. Трещина, образованная стволами, светилась ярко, переливаясь красным, жёлтым, золотым цветами. Наконец пришло время коснуться тайны этого места, подумала Ириска.

Она ступила на разлом вслед за бабушкой, и мир перевернулся. Всё закружилось, уплывая из-под ног. Ириска зажмурилась. А когда вновь открыла глаза, они стояли в городе её детства, куда каждое лето уезжали с бабушкой, прямо у подъезда их дома.

— О-о-о... — вырвалось из груди. — Тут всё как раньше. Настоящее! Теперь всё будет по-прежнему?

— Девочка моя, это другой мир. Настоящий, но другой. Пока он принимает тебя, но так будет не всегда. Пойдём в дом, Ириска.

В подъезде был всё тот же запах: соседка на первом этаже жарила блины, из-за двери на втором напротив их квартиры пахнуло лекарствами. Ключ провернулся со знакомыми двумя щелчками. Сердце бешено стучало. Как же она соскучилась по этому дому!

Через пять минут на плите уже разогревались фирменные бабушкины котлеты, закипал чайник. Как хорошо...

— А родители говорили, что в твоей квартире теперь живут какие-то дальние родственники.

— Ириска, — сказала бабушка неожиданно серьёзно, — в твоём мире, который и есть для тебя реальность, я давно умерла. Всё то, что ты сейчас видишь, просто яркие воспоминания. Твои воспоминания. И я рада, что тоже здесь есть. Это похоже на прежнюю жизнь.

— Нет! Всё такое... настоящее. Я вижу мельчайшие детали, о которых никогда бы не вспомнила, я чувствую запахи, вкус, — для убедительности Ириска откусила котлету и подхватила вилкой кусочек малосольного огурца.

— Давай не будем спорить. И грустить тоже не будем. Этот мир есть сейчас, и будет доступен для нас с тобой ещё какое-то время. Но он соткан из твоих лучших, любимых воспоминаний, а остальное ты додумываешь прямо сейчас. Сюда можно прийти, но жить здесь нельзя.

Бабушка улыбнулась. Ириска чувствовала, что всё сказанное бабушкой — правда, но всеми силами желала, чтобы это было не так.

— Ладно, пока у нас есть время, давай сходим куда-нибудь, — предложила бабушка.

— На косогор! — вскочила из-за стола Ириска.

— Хорошо.

Добираться до косогора было далеко, раньше они там бывали нечасто, но Ириска запомнила медовый запах жёлтых цветов, мерное гудение пчёл, сладость спелой дикой малины, растущей над самым обрывом. Вот только как же туда доехать? Девочка растерянно посмотрела на бабушку.

— Нам надо сесть на троллейбус?

— Если не получается вспомнить, то достаточно захотеть оказаться прямо там. В твоём мире есть то, во что ты веришь.

Ириска зажмурилась. Она очень сильно захотела перенестись на солнечный тёплый луг перед косогором. Вместе с бабушкой. Когда девочка открыла глаза, босые ноги стояли уже не на линолеуме кухни, а на щекочущей голени траве.