ких!" И, как ни удивительно, будете не совсем правы. Ибо, хотя чудо несовместимо ни с обыден -ным здравым смыслом, ни с целой структурой естественно-научного знания, и вполне соответственно, подавляющее большинство культур и народов, попавших в переделку цивилизационного кризиса, погибли или были ассимилированы (по меньшей мере, культурно) соседями, как и "было им положено", - исключительное меньшинство совершили чудо. Из коих самое яркое - в мнении европейцев - так и назвали: "греческое чудо". И все чаще, преодолевая европоцентризм, историки говорят о "китайском чуде", "индийском чуде", "палестин -ском чуде" - и иных, меньших, чудесах. И чем страшней бывал в данной культуре кризис, тем - если конечно он не приканчивал её нацело - ярче оказывалось последующее чудо. Это на заметку тем, кто не устает проливать слезы над разбитым корытом "России, которую мы потеряли" (очень разная то была Россия, где величайшие вершины мировой культуры соседствовали с трясинами дикости и пустынями нигилизма, и вряд ли в силах человеческих было её спасти) - вместо того, чтобы с верой трудиться для России будущего. Ибо, как констатирует социология развития, будущее куда менее определяется про шлым, чем нашими установками относительно будущего. Но, пока будущее еще только готовилось придти в погибавшую Элладу, Биант оставался архиправ, и горькая его правда стала одним из компонентов того лекарства, что исцелило страну и возродило её для лучшей жизни. Запомним это, и вернёмся к проблемам отечества. Подобно прочим славян-ским странам, но, может быть, более их всех, Россия никогда не успевала выковать прочную культурную традицию, где, обратно Бианту, "лучших везде большинство", поскольку в её (прочной традиции, а не России) условиях средние и даже большинство худших искренне принимают модели поведения лучших, как свои (откуда, например, знаменитая честность большинства немцев). История славянства - череда бурных, но кратких расцветов, сменяющихся застоями, упадками, смутными временами - и новыми пышными, но хрупкими цветениями. "В какую варварскую страну ты меня послал!" - печалуется Анна Ярославна, королева Франции и одна из самых образованных личностей своего времени, в письме к отцу, Ярославу Мудрому. Франция уже самая передовая и динамичная страна Запада. Увы, только Запада. До Руси, судя по мрачным подробностям письма, ей страшно далеко. На дворе первая половина Хl века. Русской государственности - если считать от "призвания варягов" - нет и двух веков. От крещения Руси Владимиром - около полувека (в коем, кстати, население Руси более, чем удвоилось)... Был ли слаб умом народ, совершив -ший тот культурный взрыв?.. Но... Судьба поставила нас на перекресток целой Евразии. На нас сошлись все её самые мощные культурные и варварские - влияния. Всё это следовало, хочешь, не хочешь, переваривать здесь и сейчас - и никогда не доставало времени (о чем писал уже Григорий Померанц), ибо влияния те чередовались в направлении и силе, - а мы... А нашим лучшим умам и душам словно мало было забот - им всегда больше всех было надо! Не смущаясь ни естественной бедностью страны, находящейся в зоне повышенного земледельче -ского риска, ни её крайней стратегической уязвимостью, они желали - и требовали от себя - последних высот во всем: в святости, в мудрости, в добре и красоте - и в Правде на земле - никак не меньше! И, что удивительно, периодами немалого из того добивались... Ненадолго... Могли ли тянуться за ними хотя бы средние? Не говоря о худших? "Конечно, нет! Да ведь это арифметика!" - воскликнул бы герой Достоевского. Могла ли установиться прочно традиция, требовавшая крайнего напряжения сил лучших и строившаяся на непомерно суженной общественной базе - даже и в идеальных внешних условиях, каковых и близко не было в нашем вечно беспокойном регионе? Конечно, не могла. И не то странно, что она то и дело рвалась. Странно и чудесно, что при всех описанных невозможностях нормального развития русская традиция, обозреваемая с высоты тысячелетия, хранит упорную верность себе в поиске последней и высшей Правды, как бы ни менялись формы и идеологии этого поиска. И ещё чудесней, как много из того поиска проникло - "вопреки арифметике" - в толщу целого нашего народа (кто пожил-походил по русским деревням, как автор в детстве и юности, знает, о чём речь; прочим могут помочь писатели-деревенщики). При всех чертах мутного варварства, мы пара - доксальнейшим образом даже сейчас - в одной из самых низких точек нашего исторического бытия - остаёмся самым человечным народом на земле (пусть фыркают господа западники в культурнейших кругах Запада это просто трюизм, да и в культурных кругах всего остального мира давно не новость!). Как заметил Бердяев,

105

царство серединного, где только и строились до сих пор устойчивые цивилизации, нам глубоко чуждо. Что это значит? То ли, что Россия обречена маяться до своего скончания - или что предназначена она к построению сверхцивилизации - когда созреет её время? Все, что знает и чувствует о России автор (а с ним многие на всей Земле, для кого Россия - Надежда), вкупе со всем, что знает он о мировой истории, питает его веру в последнее. Итак, почему изобильный глупостью и пошлостью, старый и усталый Запад не становится до сих пор "страной дураков"? Запад вывозит отточенная веками традиция. Слишком многие там, включая и дураков, "точно знают", что есть "добро", и что "зло", что "можно" и "должно", а чего категорически "нельзя" в государстве и в обществе. Хваленый "плюрализм" Запада разительно деликатен по отношению к священным коровам истэб -лишмента, а когда нет, гасит сам себя противоречивостью наскоков. А, главное, тамошний дурак, не в пример нашему, не горит долгом спасать и направлять к будущему отечество. Ибо, пусть со всё большим скрипом, традиция продолжает работать, и кое в чём (прежде всего в обеспечении материального комфорта) работает лучше, чем любая другая в мире. И определяющее большинство хорошо чувствует, что любое радикальное изменение этой традиции, даже в пунктах, где она кричаще устарела, чревато почти однозначно катастрофи -ческими следствиями. Ибо традиция эта слишком стара для крутых новшеств. А что до маргинальных групп, ненавидящих эту традицию библейской, добела раскаленной ненавистью, и готовых выжечь её дотла при первой возможности и любой ценой, и хоть трава не рас -ти, то их пока не так много, и каждая из них малочисленна. Пока...(8). Так почему вздохнул Пушкин: "О русский глупый наш народ..."? По описанным выше причинам почти вся наша история проходит под знаком перманентного и только варьирующего в степени интенсивности цивилизационного кризиса. Наивно думать, что он начался с Петра. До европейского "псевдо -морфоза" (по Шпенглеру), учиненного Петром, был псевдоморфоз татаромонгольский (как отметил и Шпен -глер), пусть и более, чем последующий, гармонизированный древностию лет, - и т.д. в глубь веков. А в эпоху цивилизационного кризиса, повторимся, "худших везде большинство". В том числе, естественно, дураков, пу -сть в большинстве своем вовсе не природных. А поскольку дураки правят бал, в обществе доминирует дурац -кий этос. Как заметил друг Пушкина князь Вяземский: К глупым полон благодати, К умным беспощадно строг, Бог всего, что есть некстати, - Вот он, он, русский бог... Народ, принявший и освятивший именем Божьим подобный этос, разумеется "глуп" в достаточно ясном теперь, надеюсь, смысле слова, сколько бы светлых умов и гениев он ни порождал. Тем более, что породив, он, направляемый сим этосом, всевозможными путями их изводит. Мартиролог русских гениев и талантов слишком велик и известен, чтобы стоило к нему возвращаться. Заметь, благосклонный читатель, что автор здесь не злобится на свой народ, но стремится как можно объек -тивней описать неизбежные в протекающей доселе фазе нашей истории связи социальных явлений. Естественно, этос этот неслабо гипно -тизирует и определяющее большинство наших лучших умов и талантов. Как пел бунтарь (!) Галич: Не бойся беды, не бойся войны, Не бойся мора и глада, А бойся единственно только того, Кто скажет: "Я знаю, как надо!" Он что, не заметил, что современный ему обыватель в определяющем своем большинстве "прекрасно знал" (и теперь "знает" - но, слава Богу, слишком устал от собственных выки -донов в истории, чтобы претворить свое "знание" в дело), "как надо": топором - и без рассуждений?! И что же - если никто - должно избавить обывателя от столь сладкой своей простотой иллюзии? Кривая истории и обычая?.. Мы родились и росли "на руинах нищей страны", - спел позднее Тальков. В руинах - стоит почитать нашу классическую литературу, чтобы в том убедиться - лежат и наши лучшие обычаи.. Боже, как социально уступчив, как скромен (то есть скрыт!) и лойялен к не им выстроенному отечественному истэблишменту типичный русский ин -теллигент, явно стесняющийся, что он такой "слишком умный". Разумеется, социальная лойяльность - вещь необходимая. Столь часто не обремененный ею Западный интеллектуал есть просто особо опасный хищник, и компьютер его может быть пострашней автомата в руках вульгарного бандита. Но, есть же мера в вещах! За коей они, как известно, обращаются в собственную противоположность. Автор читал в отечественной прессе, как в первое ельцинское время кто-то из академических кругов предложил создать партию для защиты науки и ученых. Каковое предложение было с негодованием отвергнуто большинством его коллег, как "нелойяль -ное" к новой "демократической" власти. Которая, разумеется, стремясь нажраться в три горла, повела себя в отношении науки, как свинья под дубом вековым. (Впрочем, помимо животной жадности