День 158.
- Рррраааааа! - быстрый топот, вызывающий лёгкую тряску, неожиданно прервался, а через секунду прогремел мощный удар, поднявший облака пыли и вызвавший лёгкое землетрясение.
- Почему так долго?! - раздался рёв.
День 267.
Бесчисленное количество ударов, взрывы, топот, неостанавливающиеся звуки рассечения воздуха - и ни одного звука самого существа. В бессильной злобе и потерянном терпении он принимался раз за разом всё крушить, хотя у него ничего и не было, не считая земли, со смирением восстанавливающийся под градом ненависти своего хозяина.
День 417.
Существо впервые за долгое время взял самого себя в виде глефы. Затем короткий перерыв закончился, и он вновь принялся с яростью перемалывать регенерирующую землю, с остервенением разрубать не убиваемый воздух, сотрясать само основание своего мира запредельной жаждой, граничащей с безумием.
День 1042.
Он сидел в позе медитации, положив себя в виде глефы на колени, сидел молча и не двигался, не дышал, так как не испытывал в подобном необходимости, перестав собирать скудные крохи реацу, прорывающиеся через завесу в разломе. Не один раз он пытался расширить разлом, выпрыгнуть, пробив завесу, но так и не достиг успеха. Теперь же, снедаемый своими целями и желаниями, он расположился под разломом, вынужденный тренироваться чему-то новому - терпению. Впрочем, выбора ему никто и не предоставлял.
День 1621.
Сколько нужно времени, чтобы научиться терпению? Он не знал. Когда можно считать, что ты ему научился? Трудно ответить. Поэтому монстр сидел и ждал, когда данная благодетель коснётся его, ждал, когда же появится следующий синигами, без наличия которого дальнейший рост невозможен. Дзампакто нужен синигами, а синигами нужен дзампакто. Это прописная истина, с которой он был согласен. Хотя его взгляд и отличался от обычного.
День 2370.
Существо давно ушёл от тусклого света разлома и слился с окружающей тьмой, учился скрываться и соединяться с ней, охотился на воображаемого врага, отрабатывая на нём своё специальное умение, разнося в условном месте всё на клочки. И чем бы он не занимался, он ждал. И жаждал. Что может быть прекраснее врагов, чья плоть просится, чтобы разлететься на куски? Их сладкой крови, что готова поделиться своей реацу с лучшим? И их освобождению от жестокого мира, где нет места таким слабакам. Посмеиваясь, снова предавался мыслям он.
День 3144.
- Синигами прыгал быстро через ров, но упал - и был готов, - раздавался размеренный рычащий голос из глубин темноты. - Сюнпо, сюнпо, не долетел, а был так молод и умел. Из ножен дзампакто вынимает, но порез - и без рук шагает. Ноги, ноги, вы бегите, а тут пустой - и помогите. Снова сюнпо, снова крик, вот и без ног один мужик. Пощады, жалости он просит, его свой меч внутри поносит. Успокойся, хватай ты в зубы меч, но уже и поздно - голова слетела с плеч. Вот и кончился синигами, мало проводивший время на татами.
День 3563.
- Один убитый пустой, два убитых пустых. Мы убили ещё одного. Сколько же их теперь? Три убитых пустых. И мы убьём больше. Четыре? Нет, больше, гораздо больше, - речь неожиданно прервалась, хотя и была достаточно бессвязной.
Раздался звук падения - это существо развалился на земле, бросив всякие попытки развеселить себя каким-нибудь другим способом. Глефа давно покоилась на старом месте в центре бывшего колодца света, одним остриём воткнутая, а другим смотрящая вверх.
Очередные часы потянулись, но ничего не менялось. Всё та же темнота, которая ничем не мешала существу. Слабый свет из разлома, давным-давно уступивший по яркости звериным глазам, непрестанно рыскающим по круге. Две глефы, одна воплощённая во плоти, другая в холодном металле. И всё.
Сколько уже прошло времени, когда хоть что-то менялось? Сколько продлится эта серая статичность? Существо предавался подобным мыслям, и не надеясь получить ответ, который неожиданно появился. Монстр ловко вскочил и уставился на засиявший разлом, на границе которого ощущался вкус просившейся реацу. Глаза загорелись ещё сильнее, хотя и раньше их блеск был достаточно ярким.
- А вот и ты. Проходи, синигами, но не надейся получить поблажки от моего ожидания. Я не намерен терпеть слабака. И стану сильнее с тобой или... после тебя, - спокойно произнёс он, под конец облизнувшись длинным нечеловеческим языком.
Он учится на своих ошибках, теперь никакого опустошения во время дзиндзэна, а лишь то, что даёт сам синигами. Что-то ещё? Нет, ничего. Скоро он узнает, кто осмелился взять его в руки.
Академия духовных искусств.
В просторном и пустом спортзале сидело шесть человек в синих и красных формах, с ожиданиями направляющих свои взоры на седьмого присутствующего человека в чёрной, кто стоял перед их двойной шеренгой. Пробежавшись по всем глазами, синигами почесал свободной рукой лысину, после другой рукой пододвинул к себе список, сверяясь с ним.
- Двенадцать часов. Все присутствуют здесь? - раздался его грубый голос в полнейшей тишине.
- Да, сенсей, - нестройно ответили ему.
- Хорошо, тогда пройдёмся по списку и начинаем, - короткая пауза и он продолжает: - Судзуки Акияма!
- Здесь! - громко и отчётливо сразу же откликнулся крупный парень из первой шеренги.
- Ито Арата!
- Здесь, - раздался неуверенный голос за спиной Акиямы.
- Мураками Таро!
- Я! - гораздо более уверенно крикнул впереди сидящий юноша посередине.
- Танака Ясуо!
- Здесь, - сказал последний парень спокойным голосом, сидя за Таро.
- Сасаки Усаги!
- З-здесь, - женский голос слабо прозвучал со второй шеренги, дрогнув и запнувшись.
Наставник внимательнее пригляделся к девушке. - 'Сасаки - тоже, значит, из аристократов'.
- Смелее, - поддержал он её, натянув улыбку. - Сато Рин! - почти сразу переключился, не дожидаясь реакции.
- Здесь, - спокойно ответила последняя девушка в коллективе.
Отметив каждого у себя в списке, учитель приступил к реализации отведённого времени на учёбу.
- Итак, уважаемые ученики. Во-первых, позвольте поздравить вас всех с поступлением в Академию. Сегодня один из самых важных дней ваших жизней, как синигами, - несмотря на грубый голос, речь наставник вёл довольно уважительно, что вызывало лёгкий диссонанс.
Впрочем, это долго не продержалось, от прозвучавшей последней фразы из стройного ряда раздались редкие смешки и проступили снисходительные улыбки.